Ханин подошел к Серову и поинтересовался:
– А на бревна ты этот домишко пустишь? – он указал на деревянный сруб на склоне.
– Да. Только пусть у нас все сначала готово будет.
– Хорошо. Я не против. Что там с, типа, командирским катером?
– Я послал Кирюху и одного из его же взвода. Пусть в воду спустят и сюда перегонят. А нашу резинку на буксир возьмут.
– Отлично. Просто, чтобы вещи не замочить, в катер их закидаем.
– Я тоже так думаю. О! Эти уже стол тащат.
Ханин огляделся на курсантов, что вынесли из особняка журнальный столик, и пояснил:
– Да, я сказал, чтоб вынесли.
– Опись подробную делать?
– Да, по возможности. Ну там, гвозди не штучно, конечно, мерить – пачками, килограммами… Ну, на глаз. Короче, сам смотри.
– Хорошо.
Хорошо, да не совсем… Вернувшиеся через час с соседнего островка бойцы сообщили, что строящийся флот неожиданно остался без флагмана.
– Ну, а ты что думал? – философски заметил Серов Ханину. – Что эти уроды вплавь ушли?
– Вот уж воистину уроды, – сплюнул Ханин под ноги.
– Командир, мы тебе такой плот забабахаем, не плот, а плотище! – смеясь, заверил Серов своего командира.
– Да это-то тут при чем? Главное, чтобы припасы не замочились, – нахмурился Ханин.
– Спокойно. Все будет круто!
К обеду старлей и мичман составили две описи.
«Список изъятых по моему приказу вещей из поселка. Вещи для обеспечения действий вверенной мне роты:
Из дома номер девять:
1. Носков теплых – 8 (восемь) пар.
2. Носков обыкновенных – 6 (шесть) пар.
3. Тулуп овчинный – 1 (один).
Из дома номер шесть:
1. Сапоги резиновые (болотники) – 1 (одни).
‹…›
13. Кастрюли разноразмерные – 9 (девять) шт.
14. Бак – 1 (один).
Дата.
Подпись:
ст. лейтенант ВМФ Ханин».
«Список изъятых строительных материалов и вещей для обеспечения действий пятой роты курсантов училища имени…
1. Дом – 1 (одна) штука.
2. Гвоздей разной длины – 5-8 (пять-восемь) кг.
3. ДСП, снятых со стен и перегородок, – 22 (двадцать два) листа.
4. ДВП, снятых со стен и перегородок, – 40 (сорок) листов.
5. Ломов – 3 (три) шт.
57. Рельс – 1 (один) шт.
Дата.
Подпись».
* * *
– Ладно, над домом люди просто ухмыльнуться, но над рельсом… не знаю. Оборжутся, – сказал Ханин, прочитав опись мичмана. – Зачем рельс спер, Серов?
– Пригодится… – разумно, а может и не очень, заявил мичман. – И в конце концов, я не спрашиваю, зачем тебе в описи флаг России.
– Еще бы ты спрашивал… Да это они от усердия.
– Они в него заворачиваться будут?
– Отстань, они, в отличие от тебя, патриоты.
– Так лучше б Андреевский сшили… от усердия, – заметил Серов, видя, как трое курсантов, надев флаг на палку от метлы, размахивают им словно футбольные болельщики на стадионе.
– Так, все… прекращай. Давай сюда свою писанину, – сказал старший лейтенант.
Ханин вложил два листка в полиэтиленовый прозрачный пакет и подвесил под козырьком над крыльцом особняка.
– Вот. Кто оборвет, тому сам руки пообрываю, – обратился он к курсантам неподалеку.
Ханин приказал уложить все найденные предметы одежды в пакеты, а потом и в мешки из-под картошки, так же найденные в домах и занесенные в опись. Проконтролировав процесс, старший лейтенант и мичман направились к уже описанному и конфискованному на слом дому. Вокруг сруба стояли, ходили, чесали затылки курсанты и командиры взводов и отделений.
– Что вы смотрите на него, как бараны, – на подходе громко возмутился Серов. – Это же ломать, а не строить! Лестницы найдите. Разломайте крышу. Потом подцепляйте ломами доски и бревна и скидывайте их на землю. Давайте бегом.
Под командованием мичмана и при молчаливом присутствии командира курсанты поставили своеобразный рекорд училища: разбор строения за четыре часа. Ханин всерьез подозревал, что рекорд никогда побит не будет.
Разобрав домик и откатив бревна к спуску, где намечалось их превращение в плавсредство, командир разрешил обед, по времени скорее похожий на ужин, и часовой отдых.
Через полтора часа работы возобновились. Кто по пояс в воде вязал спущенные концы бревен в полотно плотов, кто на уже связанных сбивал бревна вдобавок досками и мастерил на них настил. К десяти вечера было готово уже три плота, и их опробовали курсанты, забравшись по пятнадцать-двадцать человек на каждый. Плоты проваливались по самые настилы, а при неправильном расположении пассажиров вообще грозили утопить всех. Но Серов был доволен.
– Пусть сидят, как мыши, а не то утонут, – заявил он.
Ханин, осмотрев то, что осталось от постройки, сказал менее радостно:
– А что, собственно, дальше? У тебя больше-то и строить не из чего.
Почесав за ухом, мичман заявил:
– Ну, у нас еще не один забор есть.
– Неуверенно как-то ты заговорил… Я, кстати, тоже думаю, что забор – это не выход. И что будешь делать?
– Придумаю что-нибудь.
– Давай думай. Только ночь уже на дворе… лучше, наверное, завтра продолжить. Пусть ужинают и «отбиваются».
– Хорошо. Я зайду, как все закончим.
– Да. Давай пораскинем мозгами вдвоем. Я у себя. Пойду поем. Я вспомнил, что я еще не ел, в отличие от вас всех.
Серов, усмехаясь, отошел от Ханина и обратился к курсантам с тем, чтобы они закруглялись, а бачковые – готовили пайки на ужин. Ханин развернулся и пошел к себе.
За время пребывания в домике курсантов казалось, что весь он пропитался специфическим запахом казарм. Невольно поморщившись, Ханин приказал дневальному раскрыть окна и проветрить помещение. А сам, скинув китель и оставшись только в брюках и тельняшке, завалился на койку. Закрыв глаза, он, ни о чем не думая, пролежал так почти час и был выведен из своего состояния появившимся Серовым. Они сели за стол, где Дневальный уже поставил им чай и по тарелке вареной в мундирах картошки. Наскоро перекусив, Серов предложил прогуляться к плотам. Ханин оделся и последовал за мичманом.
– Ну и?.. – спросил Ханин, который не особо желал выползать на улицу в темень и сырость.
Серов показал на склон, где возле костра грелись трое курсантов:
– Я поставил охрану на ночь. На случай повтора дезертирства.
– Ну, вполне логично. Только откуда ты знаешь, что твои охранники не сбегут первыми? – улыбался, рассматривая курсантов, Ханин.
– Там я Кира поставил в первую смену, он не даст послабления. А во второй Витька – комод первого отделения.
– Две смены?
– Да, по три человека.
– Ты за этим меня сюда вытащил?
– Нет… – Серов на мгновение замолчал, всматриваясь в чуть освещенное костром лицо командира. – У нас нет возможности соорудить еще плоты. Командир?
Ханин горько усмехнулся, но, спохватившись, сказал:
– Я уже знаю это. И… я думал над этим.
– И что?
Ханин посмотрел на небо, на котором в рваные проемы облаков проглядывали редкие звезды. Серов терпеливо ждал решения командира. А старший лейтенант все смотрел на небо и будто ждал чего-то, а может, и просто решался на что-то.
Наконец он сказал медленно и с расстановкой:
– Мы разделимся.
– Что? – изумился Серов.
Ханин посмотрел на мичмана и повторил:
– Мы разделимся. Пойдем двумя группами. Первая выйдет сегодня на рассвете. С ней пойду и я. Я возьму третий взвод. И отделение второго. Без лишнего риска мы доберемся до суши… до возвышенностей. Как только мы обнаружим поселения, я отправлю на плотах ребят из второго взвода за следующей командой. Ты посадишь здесь на плоты свой первый взвод во главе с Кириллом. А сам будешь с остатками ждать здесь, пока те не высадятся в месте нашей стоянки и не вернутся за тобой. Я же тем временем со своим взводом буду продвигаться дальше. В селении я оставлю пару ребят посмышленей, чтобы встретили вас. Киру ты дашь ружье.
– Зачем?
– Дашь, но скажешь, чтобы даже не думал стрелять по своим. Только в случае, если ему или оружию будет что-то угрожать. Если случится попытка или сам побег, пусть не преследует, а только выяснит, в каком направлении побежали. Понятно?
– Так оружие зачем?
Ханин посмотрел на Серова чуть рассеянным взглядом и сказал:
– Чтобы защитить тех, кто с ним… от всяких отморозков.
– Каких? Могу спорить, что вокруг на сотни километров никого не осталось – всех эвакуировали.
– Может, и не всех. Нельзя рисковать. И если на Урале… да и по всей стране беспорядки, то нельзя исключать того, что здесь тоже не бродят сбившиеся банды.
– Как связь держать будем?
– Через связных. Те, кто останется в селении, сообщат вам направление, куда мы направились. Далее, если мы где-то встанем или повернем, я пошлю обратно кого-нибудь с донесением.
– Что-то мне это не нравится. Не лучше ли всем собраться в одном месте, а уж после двигаться дальше?
– Если мы найдем достаточно провизии, то так и поступим. А если нет, то надо будет ее искать. Для этого-то я, собственно, и собираюсь двигаться с третьим взводом дальше.
– Ну, а когда найдете, то потащите ее обратно или пошлете связного… я правильно понял? – спросил Серов.
– Да. Только вот тебе как раз придется туго, пока мы не найдем чего. Тебе, мало того что придется голодать со всеми вместе, так еще и смотреть, чтобы они не разбежались.
– Это-то ладно… если недолго. Как мы отыщем тех, кого ты оставишь? – спросил Серов, укладывая у себя в голове все нюансы.
– Ребята, которые погребут обратно, будут знать, где искать.
– Если что найдете из припасов, отправьте обратно. Хорошо? А то боюсь, что на завтрак нам только и хватит.
– Без проблем. Погрузим столько, чтобы вы дождались и второго возвращения. Конечно, если найдем. А так… Пусть твои еще раз все обыщут. Может, крохи какие и найдут.
Серов промолчал. Ханин развернулся к дому и сказал:
– Пошли спать. Я при обходе сам предупрежу дневальных, во сколько поднимать третий взвод.
5
Антон заглушил двигатель и внимательно всмотрелся в холмы перед ним. Как и на других, он не заметил признаков живых людей и уже собирался снова завестись и плыть дальше, отыскивая или людей, или более-менее большой участок суши, но в это время он заметил краем глаза движение на самом удаленном из холмов. Повернувшись и до слез напрягая зрение, он так и не увидел ничего, что бы привлекло его внимание. Но, уже не веря глазам, он не мог спокойно двинуться дальше. Заведя мотор, он направил катер к холму, который привлек его внимание.
Он потерял счет дням, которые рыскал вдоль новой береговой линии юга Финского залива. Пристать надолго он нигде не решался, поэтому спал в лодке. Насморк, полученный еще во время спасения с гидрометеопоста, так и не проходил. И если днем его он почти не мучил, то ночью это было сущее мучение. А утром, просыпаясь с пересохшей до боли глоткой, он долго не мог отпиться, чтобы хоть как-то смягчить горло и связки. Вот и в это утро он еще спустя час после сна покашливал в кулак…
…Лодка, в сущности, была подарком божьим. Когда вода дошла до поста, Рухлов даже не представлял, что делать дальше. Он ведь отдал спасательскую лодчонку своим коллегам, убравшимся накануне. Сидя на обдуваемой ветром решетчатой башне вертушки, он с тоской смотрел, как вода вползает в помещение поста и вымывает оттуда бумаги и другой мусор, подхваченный ею с пола. Так, заглядевшись на прибывающую воду, он не сильно смотрел за временем. Собственно, от созерцаний и мыслей его отвлек банальный голод. Развязав мешок, он достал кусок хлеба и, отламывая от него по маленькому кусочку, подносил ко рту. Хлеб, сухой и без всего, казался Антону достаточно изысканным блюдом, если учитывать, что из запасов у него остались только три банки консервов и эта вот буханка. Но консервы он берег, даже не представляя, сколько ему еще куковать на этой вышке. Да и что говорить, ему и открыть-то их нечем было. Разве что по-варварски – об какой-нибудь железный угол ударить. Съев треть буханки и почувствовав, что если он не запьет эту трапезу, то помрет от икоты, Антон склонился к железному настилу башни, на котором скопились маленькие лужицы дождевой воды. Пить было противно и неудобно, но жажда сильнее мелких неприятностей. Напившись, Антон стал от нечего делать оглядывать чуть прояснившийся горизонт. С вышки был виден даже Кронштадт. Вернее, не он сам, а его смутная тень. Там флот, там теплые каюты, горячее питание и покой. Там защита от стихии. Антон, чтобы не травить самого себя, стал осматривать места не столь отдаленные и уже через несколько минут увидел то, от чего возликовал. В полукилометре от него на прибывающей волне покачивался катер. Судно явно к чему-то было привязано, иначе его давно бы снесло.
Через полчаса Антон преодолел водную преграду и смог-таки добраться до катера. Забравшись в него, он поблагодарил Бога, что не переломал себе ноги, столько раз спотыкаясь и падая. Отдышался и стал осматривать катер. Пяти метров в длину, он оказался яликом, снабженным мотором, и, на его, Антоново, счастье, с полным бачком топлива. Еще минут пять ему потребовалось, чтобы разобраться с двигателем и запустить его на холостом ходу. Катер был прикован к тележке под ним, и Рухлов даже не представлял, как освободить его. Пришлось останавливать двигатель и снова прыгать в далеко не теплую воду. Ощупав место крепления цепи, он досадливо поджал губы. Нечего было и думать о том, чтобы разломать в таких условиях замок или кольца, через которые проходила цепь. Забравшись обратно в лодку, он попробовал кольцо на форштевне. Безнадежно. Длинный штырь, в который переходило сваренное кольцо, проходил насквозь форштевень и уже изнутри был загнут. Таким образом, у Антона появилось средство спасения, только вот его еще бы неплохо спасти само. Перекинувшись через борт, Рухлов добрел до домика, погруженного в воду до самых окон, и решив, что это дом хозяина катера, он без зазрения совести взломал дверь.
Ножовка по металлу, найденная в доме, помогла справиться с проблемой. Отпиленное кольцо, через которое проходила цепь, с шумным бульком скрылось под водой.
Потом довольно долго Антон выталкивал катер со двора, при этом он все-таки задел хлипкий забор. Тот под натиском ялика проломился и исчез под водой, но вскоре некоторые его доски и щепы всплыли, довольно бодро поплыв в сторону поста. С титаническими усилиями Антону удалось удержать лодку и не дать ей двинуться за щепками забора. Забравшись на борт, Антон снова завел двигатель и осторожно переключил скорость. Вода сзади вспенилась, и ялик медленно стал продвигаться вперед. Ялик набирал скорость, и форштевень без усилий и толчков расталкивал мусор и доски, плывущие навстречу. За кормой образовывались маленькие водовороты из мусора, которые растворялись в кильватерной струе, вспененной быстро вращающимися лопастями винта. Управление было элементарным, и Антон даже умудрился ни разу не посадить кораблик на мель или, еще того хуже, врезаться в торчащие тут и там, покинутые всеми постройки. Много трудов стоило Рухлову выбраться на открытую воду Финки.
Естественно, первым порывом Антона было направить свою лодку к Кронштадту. И спустя где-то два часа он уже лавировал между кораблями Балтийского флота, высматривая тот, что ему больше приглянется.
Зрелище боевых кораблей, превращенных в лагерь беженцев, производило удручающее впечатление. Правда, корабли обеспечения были не намного лучше. Почти на всех суднах, пришвартованных к плавучим бакам, на палубах были видны гражданские. Бегали по палубам дети, мужчины, кто в чем, стояли и курили у лееров. Некоторые настолько увлеченно обсуждали свои проблемы, что даже не обращали внимания на проплывающего мимо них Антона. А может, они уже настолько привыкли к снующим мимо катерам и лодкам, что еще одна ничем для них не выделялась. Антон и в самом деле постоянно посматривал вперед, чтобы избежать столкновения с то и дело выскакивающими из-за корпусов больших кораблей катерами. Насколько Антон мог судить, женщин здесь тоже было не мало. Многие из них занимались бельем, висевшим на растянутых на баке и юте канатах и тросах. Единственно, кого было меньше всего в этой братии спасенных, так это самих военных. Или, по крайней мере, людей в форме. Нет, матросов было достаточно, они следили за порядком, управляли катерами, ослабляли или вытаскивали швартовые концы, а вот офицеров на палубах видно было мало.