— Вижу землю! — негромко произнес командир дирижабля.
Впереди на горизонте появился в голубоватой дымке один остров, другой, третий. Мы развернулись и, сбавив скорость, полетели над отмелями.
— А вот, похоже, тот островок, где мы видели «Карменситу», — сказал Волошин. — Где же красотка?
«Кармен», заметно похорошевшую после ремонта, сиявшую свежей краской, мы обнаружили у другого, тоже маленького и явно необитаемого островка.
— Борис Николаевич, сделайте, пожалуйста, над ним кружочек, — попросил Сергей Сергеевич. — Только не опускайтесь слишком низко. Вы же знаете, какой это нервный народ — искатели сокровищ. Как бы не пульнули из автомата. Так, я пока сниму красотку своим преобразователем… А вы, Костя, чтобы отвлечь их внимание, запросите, пожалуйста, не пролетал ли тут вчера такой же точно дирижабль, как наш. И непременно запишите ответ на магнитофон.
Мы все посмотрели на Волошина с недоумением. Командир, пожав плечами, кивнул и взялся за штурвал. Костя занялся своей аппаратурой. Сергей Сергеевич, сделав несколько снимков каким-то сложным аппаратом, внимательно рассматривал яхту в бинокль. Я последовал его примеру, но ничего интересного не увидел.
— Отвечают? — спросил у радиста Волошин.
Тот кивнул, не отрываясь от аппаратуры.
— Отлично, — удовлетворенно произнес Сергей Сергеевич. — Ну что же, не будем больше испытывать их терпение, отправимся восвояси. Разумеется, никакого дирижабля они вчера не видели? — спросил он у радиста, перематывавшего пленку на магнитофоне.
— Нет, — покачал головой недоумевающий Костя.
— Этого и следовало ожидать, — засмеялся Сергей Сергеевич. — Но дайте-ка мне послушать голосок красотки. Одну минуточку. Только подключу к магнитофону вот этот приборчик.
Из динамика посыпались громкие звуки морзянки. Звучали они, по-моему, весьма сердито и неприветливо. Но Сергей Сергеевич, следя за извилистой линией, возникавшей на ленте, которая ползала за стеклянным окошком прибора, удовлетворенно кивал головой.
— Отлично! — сказал он, отключая прибор. — Как говорил ваш почетный земляк Остап Бендер: — «Суду все ясно». Можем продолжать полет.
— Но что вы проверяли, Сергей Сергеевич? — удивился я. — Зачем запрашивали их о дирижабле?
— Вы же знаете, обожаю всякие розыгрыши, — засмеялся он.
— А на «Марии», похоже, придется поставить крест, — сказал Костя, снимая наушники. — Нигде никаких следов ни ее, ни людей. Прекращают поиски.
— Увы, — меланхолично кивнул Волошин. — Я более чем уверен: «Марии» давно не существует.
— Почему? — хмуро спросил Гриша. — Даже если она погибла, поиски, по-моему, нельзя прекращать. Ведь погода, когда она исчезла, стояла хорошая. Люди с нее вполне могли спастись. Островов тут масса, и плавала она наверняка между ними, не в открытом океане…
— Стоп! — вдруг вскрикнул Волошин.
Локтев и сам уже, заметив что-то, начал поспешно поворачивать штурвал управления.
— Что там? Спасательный плотик? — спросил я.
Мне никто не ответил. Но, приникнув к широкому окну гондолы, я уже и сам увидел внизу четкие очертания самолета! Вода была так прозрачна, казалось, будто он стоит на песчаном берегу. Но самолет был на дне, под водой, и совершенно целый, вроде вовсе не поврежденный!
— «Остер»?!
— Да, похоже, тот самый.
Только тут до меня дошло, что покоившийся на дне самолет, конечно, вовсе не воздушный лайнер, какой мы искали. Неужели и в самом деле «Остер», пропавший три недели назад при таких загадочных обстоятельствах?!
Дирижабль неподвижно повис над затонувшим самолетом.
— Конечно, надо бы понырять, обследовать его, — пробормотал Волошин. — Но сейчас нет времени, надо искать американца. Сбросим буй, Борис Николаевич, чтобы место отметить. И сообщите о находке на «Богатырь», пусть известят местные власти.
Волошин стал составлять радиограмму. Дирижабль снизился, и мы с Олегом по команде Локтева сбросили в воду ярко-оранжевый буй на увесистом якоре.
— Выглядит вполне исправным, — покачал головой Волошин. — И чего он залетел так далеко к северу? Тут его и не искали…
Костя вдруг сорвал с головы наушники и крикнул:
— Нашелся лайнер! Его воздушные пираты угнали. Только что передали: совершил посадку в Белеме.
— Что ж, теперь мы можем осмотреть затонувший самолет. Время у нас есть, — сказал Волошин и посмотрел на Локтева. — Давайте, Борис Николаевич.
Мы повисли над буем на высоте десяти метров, сбросили на воду резиновый надувной плотик.
Забрав акваланги, мы с Волошиным и оба лаборанта спустились на плотик и начали готовиться к погружению.
Вода была чистейшей. Никак не верилось, что самолет лежит на тридцатиметровой глубине. Но я немало нырял и прекрасно знал, как обманчивы расстояния и размеры под водой.
Мы начали погружение. Костя и Олег для страховки остались на плотике, наблюдая за нами в «подводную трубу» — ящик со стеклянным дном, опущенным в воду.
Хотя глубина и была не слишком большой, спускались мы неторопливо, чтобы избежать обжима маски от сильного давления и дать глазам постепенно привыкнуть к меняющемуся освещению. Быстро тускнели, исчезали пестрые яркие краски. Вот свет уже стал голубовато-синим. Он вызывал ощущение холода и придавал всему вокруг неприятный унылый и сумрачный вид. В этом мрачном мире не хотелось задерживаться…
Снаружи самолет выглядел совершенно исправным, даже винт уцелел, только погнулся. Погнулись при ударе о воду и стойки шасси, но не сломались, лишь глубоко вошли в белый коралловый песок.
Я заглянул в кабину и невольно отшатнулся, увидев в ближайшем ко мне левом кресле… скелет летчика!
Я знал, сколько кишит в теплой воде возле рифов всякой хищной, прожорливой живности — крабов, рыбешек. Но все же не представлял себе, как они способны «поработать» за сравнительно небольшое время, прошедшее после гибели самолета…
На полу кабины среди клочьев одежды валялся парашют. Судя по положению ремней, летчик не пытался им воспользоваться. Не был расстегнут и поясной ремень. Значит, пилот до последнего момента надеялся благополучно посадить самолет.
Мне показалось, что в углу кабины что-то шевелится. Всмотрелся пристальней и обмер. Из полутьмы на меня смотрел совершенно человеческий глаз — задумчивый и слегка печальный, «со слезой». Потом оттуда к моему лицу осторожно, неуверенно потянулись три гибких щупальца.
Осьминог уже успел устроить в кабине уютное жилище!
Разговаривать под водой мы не могли, только обменивались взглядами и жестами. Сергей Сергеевич попытался открыть дверцу и пролезть в кабину, распугав сновавших вокруг скелета разноцветных рыбешек. Но дверь не подалась, видно, ее заклинило при ударе.
Сделав побольше цветных снимков с различных точек, мы стали всплывать. И конечно, возбужденно заговорили, перебивая друг друга, как только наши головы оказались над поверхностью воды и мы освободились от загубников.
— «Остер»?! — закричал Гриша. — Я же говорил, его инфразвуковой удар ослепил. Только непонятно, как же он сюда залетел? Это же километров на двести севернее того места, где с ним прервалась связь.
— Да, не мог он столько слепым пролететь.
— А по-моему, это какой-то другой самолет, — сказал я. — У того были британские опознавательные знаки, а у этого какая-то широкая черная полоса с белыми каемками на красном фоне. Чей это знак?
— Черт его знает, — даже Волошин был явно растерян.
— Надо попросить нырнуть Локтева. Он точно определит.
Борис Николаевич опустился на плотик, надел акваланг и нырнул. Пробыл под водой Локтев довольно долго.
— «Остер», — сказал он, когда вынырнул и снял маску. — У них компас установлен так высоко, что его только с пилотского сиденья видно. И рукоятка триммера расположена неудобно — наверху слева, почти над головой пилота. «Остер».
— А опознавательные знаки? — опросил Волошин. — Что это за черная полоса на красном фоне?
— Тринидад и Тобаго.
— Значит, «Остер», да не тот, — задумчиво проговорил Волошин. — Когда же он погиб? И отчего? Вроде исправен, а врезался в воду под таким углом.
— Еще одна загадка «Пасти дьявола», — сказал Гриша. — И вряд ли кто ее когда разгадает…
— Да, — согласился Волошин. — Похоже.
Как мы ошибались! Но узнать разгадку нам предстояло еще не скоро…
Вернулись мы на «Богатырь» почти уже в сумерках, но на этот раз даже строгий Черномор не ворчал на нас. Волошин сразу ушел докладывать о находке, а мы отвечали на расспросы, пока не взмолились:
— Братцы, дайте нам хоть переодеться. Мы же с ног валимся. И не ели ничего целый день. Все расскажем, все…
— И даже больше, — ехидно добавил кто-то под общий смех.
Разговоров и споров в этот вечер в «клубе рассказчиков», конечно, было: немало. Нас донимали вопросами, заставляли припоминать малейшие детали всего, что мы увидели, осматривая затонувший самолет. А нам рассказали подробности угона лайнера, услышанные по радио, хотя это было, конечно, гораздо менее интересным и уж ничуть не загадочным.
Так что засиделись мы в своем «клубе» опять допоздна даже без Волошина, который все еще, видимо, совещался с начальством.
А утром я заспался. Слышал побудку, голос вахтенного штурмана по спикеру, но тут же снова провалился в глубокий сон. И проспал, прозевал полет, который, оказывается, снова совершил в Нассау Сергей Сергеевич. Выскочил на палубу, услышав шум взревевших двигателей, когда дирижабль, набрав высоту, уже быстро удалялся, исчезая в солнечном сиянии.
— Что же вы меня не взяли, Сергей Сергеевич? — упрекнул я, когда они вернулись.
— Хотел вас позвать, Николаевич, да подошел к двери вашей каюты, услышал, как вы храпите, и решил не будить. Нассау вы уже видели, а пробыли мы там всего час, видите, как быстро вернулись. Полет был чисто деловой, даже лаборантов не брали. Надо было только передать материалы осмотра самолета и снимки.
— Будут его поднимать?
— Наверное. Но были они несколько озадачены. Говорят, никакой «Остер» с островов Тринидад и Тобаго тут не пропадал, во всяком случае с шестьдесят второго года, когда они стали независимым государством и завели собственный флаг и опознавательные знаки.
— Так. Откуда же он сюда залетел? Новый сюрприз «Бермудского треугольника»?
Сергей Сергеевич только весьма выразительно развел руками.
— Все, продолжаем нормальную работу, — с явным облегчением объявил начальник рейса. — Переходим на новый полигон, севернее. Надеюсь, там нас больше ничего не будет отвлекать.
Ученые занялись своими делами. На следующий день — второго октября, как отметил я потом в дневнике, решено было провести очередной исследовательский полет дирижабля. Я не собирался лететь, но вдруг с удивлением увидел на площадке, где воздушный корабль готовили к полету, Сергея Сергеевича, одетого по-походному.
— Вы разве не хотите составить нам компанию, Николаевич? — спросил Волошин.
— А чего вы вдруг летите? Ведь это обычный исследовательский полет? Я хотел посидеть, привести в порядок записи.
— Смотрите, как бы не прозевать вещи поважнее и поинтереснее, — сказал Сергей Сергеевич с напускным безразличием, заставившим меня сразу насторожиться.
— Разве это какой-то особый полет? Не плановый, обычный?
— Плановый, — кивнул он. — Обычный. Как вы любите писать в своих очерках, «рядовой полет». Но ведь такие полеты и приводят к открытиям…
Я отложил все дела, быстро собрался и поднялся в гондолу.
Мы направились на юго-запад. Но поначалу это был в самом деле совершенно обычный рабочий полет. Время от времени в нужных точках проводили океанографическую станцию. Автоматы-самописцы непрерывно вели метеорологические наблюдения.
Сергей Сергеевич, как обычно, развлекал нас всякими занимательными историями, но время от времени вдруг замолкал и внимательно осматривал океан в бинокль.
— Что вы ищете? — спросил я.
— Ищу? Просто любуюсь.
Так мы летали до двух часов. Потом Гриша сказал:
— В этом секторе программа исчерпана. Переходим в другой район, Сергей Сергеевич?
Волошин глянул на часы и обратился к Локтеву:
— Давайте еще немножечко пройдем курсом 240, Борис Николаевич.
Командир недоуменно посмотрел на Волошина.
— Должен же я показать представителю прессы обещанный сюрприз. Да, признаться, и самому хочется полюбоваться. Думаю, он появится минут через двадцать.
Заинтригованные, мы, конечно, начали смотреть во все глаза. И действительно вскоре увидели впереди два небольших суденышка. Одно оказалось катером береговой охраны. Он вел за собой на буксире какую-то яхту. Приглядевшись, я воскликнул:
— «Кармен»! Что с ней случилось? Тоже потерпела крушение?
— О нет, она вполне исправна, — засмеялся Сергей Сергеевич. — И даже была совсем недавно приведена в образцовый порядок, заново покрашена, как мы видели. Крушение потерпела не яхта, а ее экипаж.
Ничего не понимая, мы смотрели на Волошина.
— Борис Николаевич, прошу описать приветственный круг, — весело продолжал Волошин. И торжественно добавил: — Джентльмены! Позвольте вам представить: «Кармен» — она же пропавшая без вести «Мария»!
— Сергей Сергеевич, катер вызывает, — перебил его радист. — Благодарят за помощь в задержании контрабандистов.
— Передайте им наши поздравления, — ответил Сергей Сергеевич. — И спросите, если не секрет, велика ли добыча?
— Они отвечают: тысяча четыреста шестьдесят семь фунтов героина и марихуаны на сумму около миллиона долларов, — через некоторое время доложил потрясенный Костя.
— Неплохо! — кивнул Сергей Сергеевич. — Ну что же, как любит говорить уважаемый шеф: наш долг выполнен и совесть чиста. Можем спокойно продолжать научные исследования.
— Но как вы догадались, что «Кармен» — это «Мария»? Что она вовсе не пропала, а ее захватили и перекрасили контрабандисты? — опросил я.
— Исключительно методом дедукции, как прославленный Шерлок Холмс, — скромно ответил Сергей Сергеевич. — Поначалу я тоже думал, как и все, будто с яхтой что-то случилось. Пожалуй, первое подозрение у меня зародилось, когда мы увидели, как в укромной бухточке необитаемого островка какие-то люди ремонтируют и красят яхту, весьма похожую на «Марию». Впрочем, таких яхт тут сотни. Удивило и насторожило меня то, что подметил Костя: начали они ремонт как-то странно. Первым делом тщательно выписали название суденышка, хотя сама яхта еще не была покрашена, помните? Нелепо и странно, правда? Разумные люди так не поступают. Костя был прав.
Радист сиял.
— И честные тоже, подумал я, — продолжал Волошин. — Тут явно спешили прежде всего написать название яхты да покрупнее, поярче, чтобы оно сразу бросалось в глаза. Это было, конечно, лишь первое смутное подозрение. А тут странная радиограмма о пропавшем самолете. Мы получили ее, помните, как только собрались провести станцию возле островка, где ремонтировали яхту.
— А что вам показалось в ней странным? — удивился я.
— Во-первых, не назвала себя и свою волну, как полагалось бы, передававшая ее станция. А в конце радиограммы не было традиционного призыва ко всем судам и самолетам помочь в поисках. Мы еще напали тогда на Костю, упрекая его, будто принял не всю радиограмму. А он утверждал, что ее и передали такой куцей, и приводил в доказательство магнитофонную запись, которую, по счастью, сделал как дисциплинированный радист. Она мне весьма пригодилась, я ее потом тщательно изучил.
Сергей Сергеевич обвел довольным взглядом наши внимательные лица, и они, видимо, подействовали на него вдохновляюще.
— Была у этой радиограммы и вторая странность. У нас она воспринималась как переданная какой-то очень мощной станцией, а на «Богатыре» ее едва расслышали. Неудивительно, потому что передала липовую радиограмму не береговая станция, как мы подумали, а пройдохи, захватившие «Марию» и поспешно перекрашивавшие ее на наших глазах в «Кармен». Мы были совсем рядом с ними, отчетливо слышали призыв. И клюнули. Отправились на поиски никогда не существовавшего самолета. Но потом я задумался над этой странной историей. Почему о пропавшем самолете никто не вспоминает? Если пассажиров с него спасли, об этом непременно бы передавали сенсационные репортажи. Если же самолет пропал бесследно, обязательно начали бы снова поминать зловещую «Пасть дьявола». А о нем просто молчали, никто не вспоминал, словно никакого самолета и не было. Тут мне Дюжиков и подсказал, что это могла быть просто мистификация. Шутка? Вряд ли. Моряки сигналами бедствий не шутят. И тут мне вспомнилось выступление в американском конгрессе председателя подкомиссии по охране побережья и мореходства, так, кажется, она именуется. Я наткнулся на него в одной из газет, купленных в Нассау. Называлась заметка, разумеется, интригующе: «Пропали бесследно…» В ней приводились зловещие данные, собранные подкомиссией и сообщенные конгрессу: за последние годы в прибрежных водах Флориды и Багам, оказывается, пропало без вести больше шестисот небольших морских судов, рыболовных или частных яхточек! Их экипажи стали жертвами торговцев наркотиками, которые на похищенных яхтах под носом таможенников перебрасывают свой товар в укромные бухточки.