А дальше - чертовщина, какая-то бредовая свистопляска, в которой наш родной голубой шарик, словно в каком-нибудь научно-популярном фильме, стремительно уносился прочь. Мелькали звездные скопления, ослепляя светом мультипликационно растущих и так же уменьшающихся Солнц, и в конце - непроглядная темнота, обвально поглотившая все…
Очнулся я на поверхности гладкого полированного стержня обхвата в три с неуходящим ощущением дьявольской гонки в Космосе на крепко прижатом к телу огромном металлическом колу. И тут я осознал, что это та самая фабричная труба, которая врезалась в кусты орешника у моей машины! К моему ужасу, стержень продолжал невероятно быстро уменьшаться, перестал быть мне опорой, я шлепнулся на какую-то гладкую поверхность, а он превратился в идеально отполированную иглу толщиной с мое бедро, потом - с палец, потом с волосок - и исчез! Я снова летел, падал, проваливался куда-то, но, прежде чем снова потерять сознание, я увидел валящиеся от меня, словно деревья от взрыва, существа, по всем внешним признакам похожие на людей, но этак раза в три-четыре больше обычных. Ей-богу, каждый из них был ростом не меньше шести метров!… Потом я услышал голоса рядом. Говорили двое.
– Дурацкие у тебя эксперименты, Ло!
– Почему это у меня? Мне велели…
– А ведь этот тип твой сын, Ло, а?
– Ты думаешь, Ки?…
– Чего тут думать!
– Подожди, Ки! Кажется, он очнулся…
Замечание определенно относилось ко мне, потому что кто-то стал щупать мой пульс. Я открыл глаза и увидел над собой два лица. Одно с раскосыми глазами, в очках, другое полное, совершенно круглое и, возможно, от того казавшееся глуповатым. Два нормально обескураженных лица.
Разговор надо мной возобновился.
– А ведь он совершенно на меня не похож, Ки. - Мордастенький бесцеремонно разглядывал меня, как ребенок разглядывает занятную букашку.
– Пожалуй, - согласился раскосый Ки, оценивающе склоняя набок голову.- Да какой громадный! Как настоящий Высокий!- Он присвистнул и рассмеялся.- Вот какой у тебя сын теперь есть, Ло, а?
Это было просто возмутительно! Они болтали так, словно речь шла о неодушевленном предмете, игрушке.
– Ну вот что!- решительно сказал я, садясь, и тут же осекся. Моему взору предстало все мое обнаженное тело - от волосатой груди до стоп. Представьте себе большущий ярко освещенный зал, в центре которого сверкающий огромный прибор в полтора этажа высотой - и два странных человечка (оба они были очень низкорослые) в белоснежных халатах, склонившиеся над третьим, голым и волосатым. И этот третий - вы! Даже нудист, думаю, смутился бы в такой ситуации.
– Куда вы дели мою одежду? - залепетал я.
– А вы… вы появились совершенно голый,- стал оправдываться мордастенький с залысиной в полголовы, по имени Ло.
– То есть как это голый?! - продолжал лепетать я, вспоминая полуторастарублевые брюки, привезенные мне недавно из Гамбурга. Бесценные мои брюки!…
– Так вот… - Ло робко указал пальцем на мой живот, и дрожащими руками стал снимать халат. Отдав мне свой халат, виновато опустился на пол рядом со мной. Сел и Ки. Компанейские ребята. Мы сидели на пластиковом полу посредине необъятного помещения и разглядывали друг друга. Ки был совсем миниатюрненьким, росточком не больше полутора метров, наверное, да и толстячок Ло ненамного выше. Со своими метром семьюдесятью восемью я выглядел рядом с ними почти великаном. Вы не замечали, что даже в неясном разговоре с незнакомыми людьми ниже вас ростом чувствуешь себя уверенней? Я спросил строго:
– Позвольте все же узнать, где мои брюки?
Ло покраснел от смущения:
– Это лаборатория суперэлектронного микроскопа биологического центра на спутнике…- и закончил почти шепотом какой-то совершеннейшей белибердой, которую я сразу и решительно отказался понять. Меня интересовало сейчас другое:
– Как я сюда попал?!
Электронный микроскоп был и у нас в институте, о “супер” я даже не слышал, это, конечно, было интересно, но терпело.
Ки зашелся своим фыркающим смехом, а Ло, казалось, вот-вот лопнет от смущения.
– Послушайте!…- с непонятным еще мне самому ужасом крикнул я.
И Ло наконец выдавил едва слышно:
– Наверное, из моей ноги. Но я абсолютно ничего не понимаю…
Я поднялся с пола и тупо уставился на его толстенькое бедро, где под белыми шортиками запеклась капля крови, как от хорошего комариного укуса. Перед моим затуманившимся взором всплыло другое бедро с похожей капелькой, к которой я припадаю губами. Когда же и как я превратился из нормально влюбленного в сумасшедшего?…
Я опустился на стоявший рядом стул, тяжело оперся руками о колени, и вдруг словно легкий разряд тока ударил меня в ту часть тела, на которой я сидел. Стул поехал, мягко и бесшумно.
Отличный лабораторный стул, о каком можно только мечтать. И этот поблескивающий никелем и лаками громадный прибор, на неизвестных мне деталях которого играли блики, как солнечные зайчики на движущейся листве там, на полянке, над ландышевым откосиком, на котором навзничь лежала моя милая…
Я был не самым прилежным и удачливым ученым, даже не кандидатом наук, как вы знаете, но по сложившемуся складу мышления все же ученым - элементарный анализ стал частью моей натуры. Потому мысль о сумасшествии ушла так же быстро, как и зародилась. Это мое положение в белом халате на лабораторном стуле перед пусть и незнакомым, но прибором, было достаточно привычным и вернуло меня в русло начатого разговора:
– Вы убеждены, Ло, что я появился здесь из вашей ноги, но не понимаете, каким образом. Так?
– Совершенно правильно.
– Хорошо. Но что значит - из ноги?
Ки снова стал заходиться - часто задышал, зафыркал, засопел. Я посмотрел на него с яростью.
– П-простите,- сказал он, не в силах сразу унять смех.Я ничего не смыслю в биологии, но уверяю вас, что это совершенно уморительно! Вот вы увидите…
Я перевел взгляд на биолога.
– Этот суперэлектронный микроскоп создан, э-э…- мямлил Ло,- для исследования подструктурных биологических образований.
– Чего-чего?
– Ну, например, ген для этого микроскопа - целая галактика. Однако объектов так мало…
И тут Ки опять расфыркался.
– Ей-богу, я за себя не поручусь! - взвился я.
– Пр… пр… стите…- продолжая смеяться, Ки скрылся за прибором. Ло смотрел на меня круглыми грустными глазами Пьерро.
– Они все смеются надо мной, словно это я придумал…
С каким бы удовольствием я плюнул на этих ненормальных человечков, сел в трамвай и поехал домой. Нет, не в машину - и в лес, а в трамвай, чтобы меня толкали, отдавливали ноги,- и домой! Я соскочил со стула и, как заправский бегун длинного спринта, понесся вдоль гладких стен зала.
Идеально гладкие и блестящие, без единой щелочки. Такими, наверное, представляются стенки центрифуги посаженной туда мыши.
В глубине души отчетливо уже проклевывался страх. Я замер в предчувствии понимания. Ничего еще не было ясно, но все вдруг замерло в ожидании неизвестного. Это хуже жуткой ясности, потому что при ней известна причина страха, и изобретательный человеческий ум ищет выход, тешит надеждой…
Я постарался взять себя в руки.
– Ладно,- нарушил я довольно долгое молчание.- Вы взяли кусочек своей кожи, Ло…
– Да, взял иглой препарат, поместил в приемник. Как обычно, уверяю вас. А там уже дело электронно-вычислительной машины. У нас ЭВМ!…
– Послушайте, меня не интересуют технические детали! Хорошо, поместили. Дальше!
– И все,- пискнул Ло.- Приемник вдребезги, и вот… из прибора вывалились вы…
– Не морочьте мне голову! - исступленно заорал я.
– Черт меня дернул на этот спутник,- смущенно бормотал Ки.- Я ведь эксплуатационник, ни черта не понимаю в их генетике, и мне наплевать на нее. Но за прибор-то отвечать мне.
И вот угробили. Просто невыносимо сознавать свою зависимость от кретинов.
Но пока я полностью от них завишу. В лучшем случае - пока Не понял…
– Ладно. Продолжайте, Ло.
– А что продолжать?
– Вы утверждаете, что я появился здесь из куска кожи вашей ноги! Так или нет?
– Пожалуй, это несомненно,- потерянно согласился Ло.
– Так объясните, обоснуйте мне эту чушь!
– Понимаете,- перепуганно замямлил снова биолог,- я, собственно, сам не понимаю. Ну… Совершенно ничего не понимаю. Мы рассказали вам все.
На них нет никакой надежды. Совершенно ясно. Этот “ученый” не задал мне еще ни единого вопроса, ему это, кажется, и в голову не приходило. Есть один путь: сопоставить мои наблюдения с их рассказом. Наверное, только так у меня может появиться шанс к разгадке. Господи, этакому тюхе-матюхе доверили такую мощную машину!
– Какова разрешающая сила, вашего микроскопа?
Лучше бы не спрашивать! От названной цифры можно было упасть в обморок. Не стану повторять ее - мучений одного естествоиспытателя вполне достаточно. Тем более что мне известны такие фанатики нашего дела, которые, узнав, могут и помереть от расстройства. Слава богу, я к ним не отношусь, и даже возникшее заикание быстро прошло.
– К… какая ж т… тогда и… игла?
– А игла в той же степени тонкости,- попытался подлизаться ко мне Ки.- Я, между прочим, хотел вам рассказать о ней…
– Нет уж, увольте, хватит!
Это действительно было самым большим моим желанием сейчас. Я испытывал такое перенасыщение, что готов был улечься тут же на пластиковый пол и заснуть. И, клянусь вам, я бы сделал это, не торчи рядом громада микроскопа, которая давила на мою психику, как статуя Командора на бедного Хуана. К тому же я отнюдь не был таким смелым, как великий испанец.
– Мы можем куда-нибудь уйти отсюда?
– Конечно! Мой дом - ваш дом,- обрадовался Ло. Они сразу оживились, тоже явно уставшие от событий, происшедших в этом зале. Постное круглое лицо биолога расплылось в неожиданно заискивающей улыбке, а Ки, как возвращенный на огонь чайник, снова зафыркал и изрек: - Вы же теперь его родственник…
Се оказалась карлицей, но дивно пропорционально сложенной, в длинном платье самой последней, насколько мне известно, парижской моды - захватывающе прозрачном. Все остальные жители станции, человек восемь, мигом сбежавшиеся к Ло, как муравьи на лакомую поживу, тоже были низкорослы. Коротышка Ло среди них возвышался.
Не знаю, как уж там объяснил им хозяин мое явление, но довольно скоро, поглазев на меня и поискав языками,, они ретировались. Все, кроме Ки, который на правах повитухи остался и даже уселся на низеньком диванчике рядом со мной.
Ло с женой поместились напротив в низких креслицах, и все трое с бесцеремонной влюбленностью уставились на меня. Так провинциальные родственники смотрят на столичную штучку после очень долгой разлуки, возможно, я был для них неожиданной, совсем новой игрушкой, с которой неизвестно что можно делать, а чего нельзя.
“Черта вам лысого!…” - вдруг озлился я.
– Спать я хочу, ребята. И боле ничего!
Они дружно повскакали и стали искать самое лучшее место в квартире, и я тут же раскаялся, что озлился на них. Нет, в самом деле, все очень походило на гостьбу где-нибудь в украинской глубинке.
Квартира была просторная, с высокими потолками, не какаянибудь малогабаритка, но обставлена низкорослой пластиковой мебелью. Ощущение здесь возникало такое, будто мебель эта расставлена в поле. Зеленоватые пластмассовые стены без окон и потолки, казалось, просвечивали первозданной чистотой.
Признаться, я люблю всякие ковры, хрустальные люстры, бра и тому подобное под старину, но здесь было по-своему хорошо.
Вот только места для меня не находилось. Хозяева метались по квартире, составляя и разделяя диванчики, креслица, пуфики…
Я остервенело сдернул с какого-то ложа пару подушек, сунул одну из них под голову, растянувшись на полу, другой прикрылся от этой Лилипутии и моментально заснул.
Пробуждение было тяжелым.
Во сне я увидел песчано-галечный спуск напротив Финляндского вокзала. (Сейчас его уже нет, заменили гранитом и бетоном.) Раннее тихое утро, волны чуть шуршат, ходят по влажному песку чайки, и Нева голубая, светлая, а противоположный берег пастельный, над домами Свердловской набережной восходит солнце. И вдруг я замечаю, что вода в Неве не течет, а вспухает, поднимается, вытягивается, словно река ложится в вертикальное русло, из голубой станевится серебристой, закрывает солнце. И - о, боже! - превращается в ту бесконечную фабричную трубу, и меня уже, сковав магнитно, неудержимо тащит к ней…
Просыпаюсь в холодном поту, надеясь, что все сон, что я увижу сейчас свой невысокий беленый потолок, полированную тумбочку из венгерского гарнитура и настольную лампу с абажуром “ретро”. Не открывая еще глаз, решаю безотлагательно встретить на Неве сказочный час, когда одна заря спешит сменить другую. Мне неспокойно еще, но уже почти радостно, я размыкаю веки… и вижу группу из трех человечков, восседающих в низких креслицах, три пары глаз, вперившихся в меня, словно временно выключенные прожектора.
Сколько они сидят так? Час, два, пять? Что такое здесь время, в замкнутом пространстве с искусственной атмосферой и гравитацией, в этой герметичной банке, лишенной солнца, травы, простора? С чувством легкой тошноты я снова смежаю веки.
Нет, не сон! Болван Ло каким-то образом извлек меня из своей кожи. Я в иной цивилизации, человеческой, но не земной.
Такова реальность, какой бы невероятной она ни казалась.
А может быть, как раз вспоминающееся мне реальным и давним прошлым - на самом деле и есть выдумка?! Возможно, я - вдруг выздоровевший в сумасшедшем мире, выздоровевший среди больных? И мое земное прошлое - лишь пробудившийся генетический след далеких предков, и моих, и этих человечков? И мои сыновья, ландышевая полянка, вся та жизнь - вовсе не мои?!
Чушь какая-то, мистика!
Я открыл глаза и спросил: - Вы знаете, что такое Земля? - Если воспоминания мои чисто генетические, им должно быть тоже известно слово “Земля”. Нет, неизвестно. Они даже стали меня уверять, что такой планеты не существует - уж их-то невероятно долгой и умной цивилизации обитаемая планета была бы известна!…
Итак, моя земная жизнь - реальность. Существовало и Солнце, и наша Галактика. Были и мои дети, и моя милая.
И вместе с тем я появился здесь из ноги Ло. Что же получается?
Известное нам, землянам, мироздание помещается в ничтожной частице толстячка Ло?! В частице, которую способен разглядеть в деталях лишь микроскоп непредставимой для землян разрешающей силы?
А я как же? Я - великан среди пигмеев?! В башке моей ощутимо треснуло, словно там перегорел предохранитель. Мысли путались. Я понял, что теперь-то определенно рехнусь, и в испуге вскочил с пола и крикнул:
– Послушайте! Есть у вас выпить что-нибудь покрепче?!
Я стоял в халатике, узком мне в плечах и лишь прикрывавшем срам, в окружении трех маленьких человечков, на лицах которых была растерянность, недоумение и страх. Я готов был понять их; но смогут ли они понять меня?…
Смутно припоминаю, как мы пели “Рябину”, “Подмосковные вечера”, “Шумел камыш”, а потом я разносил их на диванчики и собирал подушки себе в угол. Проснулся с совершенно трезвой безболезненной головой, но рядом обнаружил Се, фарфоровую статуэтку обнаженной спящей женщины в натуральную по здешним меркам величину.
Пораженный, я даже притронулся к ней, Ло деловито семенил через комнату, не обращая на нас внимания. Всклокоченные после сна светлые волосики стояли нимбом над его высоким, в полголовы лбом.
– Послушайте, что здесь происходит?…- лепетал я.
– А что? - Се смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых стояло удивление.
Я начал медленно соображать: собственно, и на Земле есть народы, по крайней мере совсем недавно были, у которых права, а может быть, даже обязанности гостя трактовались очень широко.
Учтиво поздоровавшись, нетвердой походкой продефилировал куда-то Ки. Се ушла хлопотать по хозяйству. Я же попытался продолжить начатый перед выпивкой анализ ситуации. Все - к чертям! Главное - додумать, понять!