— Кто это?
— Не знаю. Но не рыба и не птица. Кажется, дикая свинья. Дикая — значит не жирная.
— Ты ел?
— Нет еще.
Даша вздохнула.
— Бери уже, что хочешь. Он дорогой?
— Да они все в одну цену. Копейки.
* * *
В квартире Пашки орал дисплей — слышно было еще на лестнице. Кажется, транслировали футбол. Кухонный стол Пашка тащить из кухни поленился — посреди комнаты стояла тумба, накрытая пленкой, на ней стояла тарелка с хлебом, миска с салатом, огурчики и букет хризантем. Белые хризантемы наверняка Сонька ему подарила, она их обожает. Пашка, Игорь и Сонька сидели вокруг тумбы голодные, но уже успели поднять пару рюмок. Наглазники были торжественно вручены, хотя Даше показалось, что именинник отнесся к ним без особого восторга. Еще раз подняли тост за именинника, затем Даша и Валерик выпили штрафную, закусили какой-то непонятной колбасой, и Даша отправилась с Сонькой на кухню готовить праздничный ужин, потому что оторвать Валерика от дисплея невозможно, если там футбол.
Резать мясо оказалось совсем не женским занятием, особенно с Дашиным маникюром. Мясо было не то, чтоб совсем замороженное, но такое: нажмешь — льдинки похрустывают и кровь течет. Пальцы отчаянно мерзли, Даша с Сонькой тихо по-женски матерились.
Наконец к ним из комнаты выполз сам именинник, уже изрядно набравшийся, опустился на пол перед плитой и принялся с лязгом рыться в духовке, вынимая старые сковородки. Он ставил их на пол, а они все не кончались. Откуда у Пашки столько сковородок?
— С-сука, — твердил он хмуро, — вот с-с-сука.
Даша решила, что у них там кто-то гол забил не туда.
— Ссука, — продолжал Пашка. — Человечиной вздумал полакомиться, людоед. Мяса кругом мало? Убивать таких надо сразу. Просто стрелять.
— Ты чего это? — удивилась Сонька.
— А чего, нет что ли? — обернулся Пашка. — В центре Москвы! Посреди двадцать первого века! Людоед натуральный, сука!
— Это там Валерик опять бредит? — нахмурилась Даша.
— При чем тут Валерик, новости сейчас показали, — огрызнулся Пашка.
Даша и Сонька переглянулись.
— Чего за людоед-то, рассказывай!
— Мужик, людоед, — с отвращением забубнил Пашка, продолжая разбирать духовку. — Завтра будет жрать человечину на Чистых прудах, в центре Москвы.
— Людей? Живых? — Сонька взвизгнула и опрокинула доску с нарезанным мясом. Кровавые ломти легли на пол с глухими шлепками.
Все кинулись их поднимать и мыть под краном. Пашка бурчал, мол, нечего намывать, обжарятся.
— Слушай… — Сонька наконец пришла в себя. — Ты скажи, он кого будет есть, людоед этот? Объясни по-человечески!
Пашка нехотя поднялся с корточек и поставил тазик на стол.
— Людоед, — объяснил он уныло. — Как его… Не важно, короче. Придумал, что теперь будет жрать людей. Сам будет жрать и других кормить. Откроет типа ресторан. Завтра.
— Ресторан?! — ахнули Даша с Сонькой.
— Ну! В центре Москвы. Первый в мире ресторан человечины. Заходи кто хочешь — жри человечину. Объясняет, что это теперь правильно. Типа полезно. И вообще красиво.
— Он что, больной? — тихо спросила Сонька.
— Да уж наверно не здоровый! — Пашка шмыгнул носом. — Журналисты носятся. Иностранцы обсуждают. Милиции вообще наплевать, похоже. Народ молчит. Вот ведь гниль… — Пашку перекосило от отвращения.
— Такого не может быть, — твердо сказала Сонька. — Так не бывает.
— Спорим? — Пашка вытянул руку. — Он будет жрать человечину. И его никто не остановит, спорим? Поехали завтра на Чистые пруды, вон и Валерик поедет.
— Тоже жрать человечину? — ахнула Сонька.
— Нет, — серьезно ответил Пашка и сжал кулаки. — Просто в глаза посмотреть этому зверю. В двадцать первом веке!
Даша вымыла руки и вытерла грязноватым полотенцем. О маникюре оставалось забыть.
— Надо выпить, — подытожила Сонька, тряхнув белыми кудрями.
— Идите в комнату, пока Игорь с Валериком там все не выпили, — буркнул Пашка. — Я сейчас приду, вот мясо в духовку поставлю.
* * *
Дверь в комнату была прикрыта, и с дисплея доносилась какая-то музыка, а не футбол. В комнате пахло перегаром и шла драка.
Тумба валялась на полу, салат из миски рассыпался по ковру, кругом валялись разбитые рюмки.
Игорь с перекошенным лицом душил Валерика, а тот колотил его головой о дощатый пол. Оба катались по полу и шипели.
— Доктор! — шипел Игорь, сжимая горло нависающего над ним пунцового Валерика. — Доктор, говорю!
— Экономист! — шипел Валерик, раз за разом приподнимая Игоря за воротник и глухо опуская затылком на ковер. — Доктор экономики. Понял? Понял?
Даша и Сонька бросились их разнимать, но ничего не вышло, Даша только ноготь сломала. Было ужасно больно и хотелось двинуть их табуреткой по башке. Обоих. Но тут на шум прибежал Пашка, и втроем удалось их растащить.
— Вы чего творите, упыри? — рявкнул Пашка, наваливаясь на Игоря.
Валерика держали Даша с Сонькой. Пашка дотянулся до пульта, и орущий дисплей разом погас.
— Валера тупой, сука, — задыхаясь, выдавил Игорь в наступившей тишине. — Я ему говорю: доктор.
— За тупого ответит, — пообещал Валерик в пространство деревянным голосом и принялся шарить руками по своей рубашке, словно искал травматик, что остался в кармане куртки. — И за суку ответит. Баран неграмотный!
— Тихо! — снова рявкнул Пашка. — Вы чего сцепились-то?
— За людоеда поспорили, — хмуро объяснил Игорь.
— А чего спорить? — удивился Пашка. — Убивать их надо! А вы друг друга лупите.
— Пашка! — встрял Валерик, уже успокоившись. — Вот ты сам ему скажи! За что Боровиков нобелевку свою получил? Он же доктор-экономист!
— Козел! Экономистам нобелевку вообще не дают! — вскинулся Игорь.
— Тебя не спросили, урод! — гаркнул Валерик. — Пашка, скажи ему!
— Да я помню, что ли? — Пашка призадумался. — Кажется, он врач какой-то.
— Врач! — Игорь оттолкнул Пашку и вскочил, тыкая пальцем в лицо Валерику. — Я тебе сказал, врач!
— Руки убери! — заорал Валерик. — Руки убери, кому сказал!
Еле удалось снова их растащить.
— Больные прямо, — бурчала Сонька, — кто вообще этот Боровиков-то?
— А это людоед и есть, — радостно объяснил Пашка. — Про него сейчас в новостях передавали, что он какой-то доктор, нобелевский лауреат бывший. А какой — не сказали.
— Нобелевский? — изумилась Даша. — Тогда понятно, почему его не посадили еще, им все можно…
— Да не, просто у него денег до фига, — объяснил Валерик. — Он этот, промышленник большой, экономист.
— Ребята, ужас-то какой вообще, — Сонька всплеснула руками. — Да неужели его никто остановить не может? Это он на глазах милиции людей живых режет, они кричат, плачут…
— Да не живых, — объяснил Пашка. — Он не убивает, он донорские органы ест.
— Прекратите, меня сейчас стошнит! — завизжала Сонька.
— Все равно кошмар какой-то! — сказала Даша. — Даже не знаешь, что хуже.
— А чего! — с отвращением произнес Игорь. — Он же врач, набрал ребер для борща, и домой.
— Прекратите! — снова завизжала Сонька и обеими руками зажала рот.
— Не врач! — угрожающе прошипел Валерик. — Промышленник.
— И за что ему нобелевку дали, по-твоему? — вскинулся Игорь.
— Вот за нее и дали, за промышленность.
— Дурак ты совсем, за промышленность. Сам понял, что сказал?
— А ну-ка повтори! Ты кого дураком назвал?
— Тихо, тихо! — Даша схватила Валерика за руку. — Давайте лучше в сети посмотрим. Пашка, у тебя клавиши к дисплею есть?
— Где-то должны быть, — неохотно отозвался Пашка, с сомнением поглядывая на шкаф и гору пыльных коробок. — Искать лень. Давайте лучше позвоним кому-нибудь знающему.
— Кому? — спросила Сонька.
Все задумались.
— Наши девчонки с работы не знают, — размышляла Дашка. — А из знакомых… Лариска у нас была в классе. То ли Цаплина, то ли Цыпина, помните? Она вроде после школы где-то на врача училась. Никто ее телефон не знает?
— Да не врач же он! — дернулся Валерик. — Сколько тебе повторять, дура!
— Тихо! — строго одернул Пашка, вынимая мобик. — У меня где-то контакт Максима есть, встретил недавно. Ну, лохматый такой, чернявый, на первой парте сидел. Он институт потом закончил, должен знать.
— Чернявый на первой парте — не Мишка разве? — спросила Сонька.
— Нет, Максим. — Пашка приложил мобик к уху и замер.
Все ждали.
— Ало! — крикнул Пашка. — Ало! Здоров, это Паша! Чего? Паша, говорю! Как какой? Вместе учились! Чего? Нет, в школе вместе учились! Во, то-то… Нет, не пьяный. Нет, ничего не случилось. Как полпервого? Да лан те… — Пашка удивленно оторвал мобик от уха и посмотрел на экранчик. — Точно, уже полпервого. А ты спишь что ли? Завтра ж суббота! Что? Ребенка уложили? У тебя ребенок? Двое? Ну ты даешь…
— Хорош болтать! — шикнул Игорь. — Спрашивай уже.
— Вот Игорь те привет передает, — сообщил Пашка. — А еще Валерик, Дашка и Сонька. У меня день рождения, прикинь! Ага, спасибо. Спасибо, ага. Я вообще-то по делу. Ты там сильно спишь или я коротенько? Скажи, мы тут поспорили, Боровиков нобелевку за что получил? Чего? Нет, не пьяный. Как не помнишь? Ты же в институте учился и все такое. Ну хоть примерно? Ладно, Максим, извини тогда… Миша? А, Миша, извини… — Пашка отключил мобик.
— Не знает? — спросила Сонька. — А еще в институте учился.
— Да он как-то вообще тупит, — поморщился Пашка. — Ну его в баню.
Мобик в его руке вдруг ожил и засвистел.
— Прикинь, вспомнил! — хихикнула Сонька.
— Тише вы! — шикнул Пашка, поднося мобик к уху. — Это Демин звонит!
И ушел на кухню, прикрыв дверь.
Все как по команде замолчали.
— Про Демина же все в курсе? — тихо спросила Сонька.
Валерик и Игорь покивали.
— Я ему звонил утром, — пробурчал Игорь. — Ему теперь недели две. А может месяц. Его же почти с того света вытащили. Еще сутки — и все. Считай, повезло.
— Ни фига себе повезло, — удивилась Даша, — месяц в госпитале лежать!
— Думаю, он раньше сбежит. Как капельницы снимут, так и сбежит. Демина не знаешь что ли? Он и сегодня думал сбежать, но ему пить нельзя вообще. Так и сказал: чего, мол, буду сидеть с вами и не пить.
— Да, — кивнул Валерик. — Не пить — это он не может. Жаль, что его не будет сегодня.
С кухни вернулся Пашка.
— Демин всем привет передает, — сказал он. — Скучает там: уколы в задницу и дисплей в палате, вот и все радости. Кстати, объяснил, за что людоед нобелевку получил. Демин у нас теперь спец по этим делам.
— Ну?! — хором крикнули Игорь и Валерик.
— За лекарство от рака. Только это было сорок лет назад.
— Понял? — торжествующе повернулся Игорь. — Он доктор!
— Брехня, это наверно другой Боровиков! — возмутился Валерик. — Тот нобелевку двадцать лет назад получил, а не сорок!
— Подождите, — удивилась Даша, — а сколько ему сейчас?
— По дисплею — на вид семьдесят, — ответил Пашка.
— А-а-а, — разочарованно протянула Сонька. — Так чего ты хочешь, дедушка в маразме.
— Мне пофиг! — обозлился Пашка. — Пусть дерьмо свое ест, а не людей!
— Правильно! — взревел Валерик.
— Давайте выпьем за это, — подытожил Игорь.
Тем временем мясо сгорело. Есть угли никто не стал.
* * *
Несмотря на позднее субботнее утро, в монорельс набилось так много народа, что Дашу едва не расплющило об стенку, а Сонька даже взвизгнула где-то рядом. Валерик возвышался рядом, но его тоже сжали со всех сторон, и он не мог даже поднять бутылку с пивом, что держал в опущенной руке. Дашка видела отражение его лица в стекле — на этом лице читалось, как ему муторно после вчерашнего, как мучительно хочется пива, и как он зол на весь мир и на себя — за то, что поехал. Пашку и Игоря нигде не было видно, но наверняка у них были такие же лица.
В бок Даше больно упиралось что-то безумно жесткое из плаща висевшего рядом паренька, ей пришлось трижды пихнуть его локтем, прежде чем он понял, в чем дело и повернулся. Повернулся он с лицом человека, готового убить, но, увидев Дашу, смягчился, плащ свой кое-как поправил, и давить перестало.
Наконец двери закрылись, вагон тронулся и понесся вперед. Даша смотрела в окно на плывущие внизу корпуса.
— А еще вегетарианцем притворялся столько лет! — раздавался сзади ворчливый старушечий голос. — Премию мира получал, движение против убийства животных возглавлял! А теперь все можно?