– С кем? – спросил он.
– С мужем.
Джеки кивнул:
– И как там Виджай?
Искорка скривилась:
– Господи, я с ним сто лет как развелась! У меня теперь муж Далип, Далип Сабнис, ты что, забыл? Честно, Джеки, ты иногда совершенно не от мира сего.
– Извини. Мои лучшие пожелания Далипу.
Он сел в кресло и стал листать бомбейский журнал фэнов Искорки, а она тем временем ворковала по телефону.
Наконец она повесила трубку и вздохнула:
– Ох, как я по нему скучаю. Что-то стряслось, да?
– Мой старший мальчик только что мне сказал, что я утратил культурную аутентичность.
Она сорвала с головы полотенце и уперлась кулаками в бока:
– Ох уж эта теперешняя молодежь! Чего они от нас хотят?
– Хотят настоящей Индии, – сказал Джеки. – Но мы все сто битых лет подряд смотрели голливудские фильмы... у нас не осталось прежней души, понимать надо. – Он вздохнул. – Остались кусочки и обломки. Мы, индийцы, мозаичные люди, вот кто мы. Из цитат и римейков. Лоскутьев и лохмотьев.
Искорка лакированным пальчиком похлопала себя по губам:
– У тебя сценарий не ладится.
Он мрачно проигнорировал.
– Освобождение наступило уже черт знает как давно, но мы все еще одержимы этой дурацкой Британией. Посмотри на эту ихнюю страну – это же музей! А мы – мы еще хуже. Мы – раненая цивилизация. Найпаул был прав. И Рушди был прав!
– Слишком много работаешь, – сказала Искорка. – Помнишь тот исторический фильм, что мы снимали про Луну, да? Так это было глупее не придумаешь, лапонька. Этот музыкантик из Манчестера, Смит, да? Который даже по-английски не говорит, блин. Я ни фига не понимаю, что он лопочет.
– Деточка, это английский и есть. Мы в Англии. Так они на своем родном говорят.
– Подумаешь! – бросила Искорка. – У нас по-английски говорят пятьсот миллионов! А у них сколько осталось?
Джеки засмеялся:
– Они учатся. Учатся говорить правильнее, как мы. – Он широко зевнул. – Черт, до чего тут жарко, Искорка. Приятно. Совсем как дома.
– И эта еще девчушка, Бетти Чалмерс, да? Когда она пытается говорить на хинди, я от смеха лопаюсь. – Искорка помолчала. – Но умненькая и лакомый кусочек. Далеко пойдет. Ты с ней спал?
– Один только раз, – снова зевнул Джеки. – Приятная девочка. Но очень английская.
– А она вовсе американка! – торжествующе заявила Искорка. – Индианка чероки из Тулзы, штат Оклахома, США. Ты в объявлении написал «индийская кровь», а она подумала – «индейская».
– Ч-черт! – сказал Джеки. – Нет, правда?
– Вот те крест, правда, Джеки.
– Блин... и в камере она отлично смотрится. Ты никому не говори.
Искорка пожала плечами – слишком, быть может, небрежно.
– Забавно, как они все пытаются на нас походить.
– Печально для них, – заметил Джеки. – Экзистенциальная трагедия.
– Я не про то, лапонька. Я про то, что для нашей домашней публики это будет действительно в кайф. Хохотать будут, кататься по проходу, хлопать себя по коленкам! Может получиться хороший фильм, Джеки. Насчет того, какие англичане смешные. Как они теряют аутентичность – как мы.
– Черт побери! – восхитился Джеки.
– Римейк «Парам Дхарама» или «Гаммат Джаммата», только смешной – из-за английских актеров, да?
– В «Гаммат Джаммате» есть классные танцевальные номера.
Искорка довольно улыбнулась.
Голова Джеки озарилась вдохновенной мыслью.
– Можно сделать! Да, мы это сделаем! Черт, мы на этом состояние наживем! – Джеки сложил ладони перед грудью и наклонил голову:
– Мисс Малини, вы – потрясающий соратник.
Она сделала «намаете»:
– Рада служить, сахиб.
Он встал с кресла:
– Пойду прямо сейчас этим займусь.
Плавным и быстрым движением она встала у него на пути:
– Нет-нет-нет! Не сегодня.
– Почему?
– Хватит с тебя красных таблеточек.
Он скривился.
– Ты от них когда-нибудь лопнешь, Джеки-джи. Ты уже при каждом хлопке хлопушки подпрыгиваешь, как чертик из табакерки. Думаешь, я не вижу?
Он поморщился:
– Ты даже не знаешь, какие у группы трудности. Нам до зарезу нужен хит, и не сегодня, а вчера.
– Денежные трудности? И что? Не сегодня, босс, сегодня ни за что. Ты – единственный режиссер, знающий мои лучшие ракурсы. И ты думаешь, я хочу остаться без режиссера посреди этого болота? – Она нежно взяла его за руку. – Остынь, да? Успокойся. Развлекись чем-нибудь. Тут же твоя старая подруга, Искорка, да? Смотри, Джеки-джи – Искорка.
Она выгнулась, положив руку на бедро, и одарила Джеки лучшим из своих взглядов искоса.
Джеки был тронут и отправился с ней в постель. Она прижала его к простыням, крепко поцеловала и положила его руки себе на груди, а покрывало натянула на плечи.
– Легко и приятно, да? Чуть понежимся, дай я сама все сделаю.
Она оседлала бедра Джеки, опустилась, чуть поиграла в танце мускулов, потом остановилась и стала пощипывать и царапать ему грудь с автоматизмом ведического искусства.
– Ты иногда такой бываешь забавный, миленький. Лишенный аутентичности. Я умею танцевать на барабане, умею вертеть задом и животом, и ты думаешь, я не умею вилять шеей, как натиамская танцовщица? Смотри, как я это делаю.
– Прекрати! – попросил он. – Смейся до, смейся после, но не в процессе.
– Ладно, милый, ничего смешного, только быстро и сладко.
Она стала над ним работать и через две божественные минуты выжала его как губку.
– Ну вот, – объявила она. – Готово. Тебе лучше?
– О господи, и еще как!
– Полностью лишенный аутентичности, ты все равно чувствуешь себя хорошо?
– Только потому еще и жив род человеческий.
– Ну вот и ладно, – сказала она. – А теперь, деточка, спокойной ночи и сладких снов.
***
Джеки с удовольствием поглощал плотный, хотя и несколько безвкусный завтрак из копченой рыбы и яичницы, когда вошел Джимми Сурай.
– Слушай, босс, там Смит... – сказал Джеки. – Мы никак не можем его заставить заткнуть этот дурацкий ящик.
Джеки вздохнул, доел свой завтрак, смахнул крошки с губ и вышел в вестибюль. Вокруг низкого столика сидели в мягких креслах Смит, Бетти Чалмерс и Бобби Дензонгпа, и с ними – незнакомый мужчина. Молодой японец.
– Смити, будь человеком, отключи это, – попросил Джеки. – Будто с десятка котов сдирают шкуру заживо.
– Я просто демо прогнал для этого мистера Большая Иена, – буркнул про себя Смит и с неуклюжей грацией стал выключать машину. Эта сложная процедура включала щелканье тумблерами, верчение ручек и жужжание дисководов.
Японец – длинноволосый изящный юноша в овчинном пиджаке, вельветовом берете и джинсах – встал с кресла, четко поклонился и протянул Джеки визитную карточку. Джеки прочел. Японец оказался представителем кинокомпании – «Кинема Джанпо». Фамилия его была Байшо.
Джеки сделал «намаете»:
– Счастлив познакомиться, мистер Байшо.
У Байшо был несколько настороженный вид.
– Наш босс говорит, что рад познакомиться, – повторил Смит.
– Хай, – несколько напряженно ответил Байшо.
– Мы встретили Байшо-сан вчера на дискотеке, – сообщила Бетти Чалмерс.
Байшо, садясь в кресло так же прямо, как стоял, разразился чередой иностранных звуков.
– Байшо говорит, что он большой фэн английской танцевальной музыки, – промямлил Смит. – Он здесь искал подходящий танцзал. С его точки зрения подходящий. Веста Тилли, тара-ра-бумбия, – такая ему нужна фигня.
– Ага, – сказал Джеки. – Вы немного говорите по-английски, мистер Байшо?
Байшо вежливо улыбнулся и ответил длинной фразой, сопровождаемой оживленной жестикуляцией.
– Еще он ищет первые издания Ноэла Коварда и Дж. Б. Пристли, – объяснила Бетти. – Это его любимые английские писатели. И, босс – то есть Джеки, – мистер Байшо действительно говорит по-английски. То есть если прислушаться, то все гласные и согласные присутствуют. Честно.
– Уж получше тебя, – буркнул почти про себя Смит.
– Я слыхал про Ноэла Коварда, – сказал Джеки. – Очень остроумный драматург этот Ковард.
Байшо вежливо выждал, пока губы Джеки остановятся, и снова пустился в свое длинное повествование.
– Он говорит, что рад нас здесь встретить, потому что сам тоже выехал на натурные, – перевела Бетти. – «Кинема Джанпо» – его компания – снимает в Шотландии римейк «Кровавого трона». Ему было... как это... поручено найти соответствующие места в Болтоне.
– Да? – спросил Джеки.
– Он говорит, что местные англичане ему не хотят помогать, потому что у них насчет здешних мест есть суеверия. – Бетти улыбнулась: – А у тебя, Смити? Ты не суеверен?
– Не-а, – ответил Смит, закуривая сигарету.
– И он хочет, чтобы мы ему помогли? – спросил Джеки.
Бетти снова улыбнулась:
– Эти японцы – просто грузовики с наличностью.
– Если вы не хотите, я могу позвать своих ребят из Манчестера, – сказал Смит, задетый позорным подозрением. – Они этого чертова Болтона не стремаются.
– А что такое в Болтоне? – спросил Джеки.
– Ты не знаешь? – удивилась Бетти. – В общем-то ничего особенного. То есть город сам – ничего особенного, но тут самая большая братская могила во всей Англии.
– Больше миллиона, – буркнул Смит. – Из Манчестера, из Лондона – отовсюду их возили поездами во время чумы.
– А, – сказал Джеки.
– Больше миллиона в одной могиле, – сказал Смит, устраиваясь в кресле поудобнее, и пустил колечко дыма. – Дед мой любил рассказывать. Гордился этим Болтоном, дескать, настоящее гражданское правление в чрезвычайный период, нормальное поддержание порядка, без всяких там солдат... И каждого мертвяка метили своим номером, даже баб и детишек. А в других местах – это позже было – просто копали яму и бульдозером туда сгребали всех.
– Дух, – громко сказал Байшо, как можно тщательнее произнося звуки. – Истинный дух кинематографа в городе Болтоне.
Джеки невольно ощутил пробежавший по спине холодок и сел.
– Неперспективно. Так мы это назовем.
– Это было пятьдесят лет назад, – заявил скучающий Смит. – За тридцать лет до моего рождения. Или твоего, Бетти, да? Губчатая энцефалопатия. Коровье бешенство. И что? Болезнь не вернулась, это была случайная вспышка. Несчастный случай дурацкого индустриального двадцатого столетия.
– Ты же знаешь, что я не боюсь, – сказала Бетти, улыбаясь самой ослепительной своей улыбкой. – Я даже несколько раз ела говядину. В ней больше нет вирионов. То есть эту болезнь, скрейпи, уничтожили много лет назад. Поубивали всех овец, всех коров, у которых могла быть инфекция. И теперь ее вполне можно есть – говядину.
– Мы в Японии потеряли много людей, – медленно выговорил Байшо. – Туристы, которые были есть... ели английскую говядину, пребывая в Европе. Многих из нас спасли торговые потирания... трения. Старые торговые барьеры. Фермеры Японии.
Он улыбнулся.
Смит загасил сигарету:
– Тоже случай. Вашему праотцу крупно повезло, Байшо-сан.
– Повезло? – вдруг вмешался Бобби Дензонгпа. Темные газельи его глаза покраснели с похмелья. – Ага, повезло! Тут овец скармливали коровам! А Господь сотворил коров не для пожирания овец! А плоть Матери Коровы не нам жрать...
– Бобби! – предостерегающе произнес Джеки.
Бобби раздраженно пожал плечами:
– Но это ж правда, босс? Они из мерзких овец, из отходов бойни добывали белок на корм скоту, и эту мерзость скармливали своим английским коровам. И годами они творили такое непотребство, даже когда коровы стали беситься и умирать у них на глазах! Они знали, что рискуют, но гнули свое, потому что так выходило дешевле! Преступление против природы, и оно было наказано как надо.
– Хватит! – жестко сказал Джеки. – Мы в этой стране гости. Индия тоже много своих граждан потеряла в этой трагедии, как тебе известно.
– Подумаешь, мусульмане! – буркнул Бобби будто про себя, встал и вышел, покачиваясь.
Джеки сердито глядел ему вслед – чтобы остальные видели.
– Да ерунда, – нарушил неловкое молчание Смит. – Он закоренелый азиатский расист, этот ваш кинозвездюк, но мы к таким привыкли. – Он пожал плечами. – Это была просто... ну, чума, сами знаете, про нее в школе рассказывают, как Англия была когда-то в самом деле высший класс, а теперь – пшик, тень чего-то... Уже надоело, к черту, про это слышать. Это же было пятьдесят долгих лет назад. – Смит фыркнул. – А я вовсе не тень Битлов или этих гребаных секс-пистолз. Я работающий, профессиональный современный английский музыкант, и у меня бумага есть от союза, где так и написано.