Хозяева ночи - Дмитрук Андрей Всеволодович 2 стр.


- Вот так... Где ваш дом? О нет, нет, не пальцем! У нас все на мировом уровне. Прошу! - Вадим Алексеевич подал Ире нечто вроде толстой авторучки на проводе. - Это электронный карандаш. Можете пометить крестиком или обвести...

Дрожащей рукой поводив около экрана, девочка неуверенно нарисовала колечко, и оно тут же налилось фосфорической зеленью.

- Ага... Значит, улица Грабовского?

- Да-да... Номер тридцать четыре! - Ира подняла умоляющие глаза. Так вы его... его...

- Увы, не только его, но и практически всю улицу Грабовского. Как видите, на ее месте будет площадь с бассейном, универсам... - Заборский вызвал на экран бегающую стрелку-указку. - Дальше - летний ресторан, спортплощадки, городок аттракционов. Сейчас там всякие овраги, сорные заросли; мы их тоже уберем, конечно.

- А сносить... дома и все прочее... вы скоро начнете?

- Боитесь, что вас переселят в худшую квартиру? Или куда-нибудь далеко от друзей? Но мы тут, увы, бессильны. Это решает горжилуправление...

- Нет, - твердо проговорила девочка. - Я сказала вам неправду. Мой дом новый, на проспекте Дружбы, его трогать не будут...

- Так в чем же проблема? - суше, чем до сих пор, спросил главный архитектор и красноречиво посмотрел на часы.

- Извините меня, пожалуйста! - сказала Ира, сложив ладони перед грудью. - Мне надо знать только одно: скоро ли... когда...

- Мы возьмемся за Грабовского? (<Что за черт - влюблена она, что ли? - и предмет живет именно там - нет, пора гнать - хватит изображать доброго дядю!>) Могу сказать... Простите, одну минуту!

Заскакала игривая электронная мелодия, будто щипал паутинные струны оркестр гномов. Так звучал тут звонок телефона. Заборский снял одну из трубок - красную. Звонили из столицы. Его зимняя поездка в Австралию решена. К антиподам, шутит хорошо знакомый ответственный работник. Походим вниз головой, отвечает Вадим Алексеевич. Еще несколько фраз по делу, взаимные вопросы о здоровье, о семье... Гномы дают серебристый отбой.

Вернувшись под бегонию, Вадим Алексеевич не сразу вспомнил - зачем тут эта черноглазая, глядящая на него с жадным ожиданием?.. Ах, да! Был вопрос, и он обещал ответить...

- Нулевой цикл универсама мы закладываем в сентябре. Значит, через месяц начнем валить. У вас все? Ко мне сейчас должны прийти...

- Нельзя, - сказала она, медленно вставая с кресла, со страшно расширенными зрачками. - Нельзя трогать тридцать четвертый номер по улице Грабовского!..

Главному архитектору на миг померещилось, что он и в самом деле совершает какое-то преступление... но Вадим Алексеевич отогнал это странное чувство и тоже встал. Заговорил отрывисто, резко, не скрывая, что беседа тяготит его:

- Почему нельзя? Что это, охраняемый объект? Памятник архитектуры? Если охраняемый, его и так не тронут... Вот - на той же Шалашовке, между прочим! - реставрируем монастырь Козьмы и Дамиана, триста тысяч отпущено... А? В чем дело?

- А вы поверите, - задыхаясь от волнения, почти шепотом спросила Ира, - вы поверите, - если... я скажу, что там... может быть... живут пришельцы с другой планеты?

<Ну все, приехали - начиталась фантастики - раньше в старых домах водились привидения, теперь инопланетяне - к психиатру ее, что ли? сейчас начнет плакать - надо все спустить на тормозах - и вон ее отсюда, вон сию же минуту!>

- Слушайте, - сказал Заборский, усилием воли придавая тону доброжелательность. - Допустим даже, что я вам поверю. Но... Вы представляете себе, что значит - изменить план застройки, разработанный десятками архитекторов, утвержденный всеми инстанциями?! В конце концов обратитесь в Академию наук. Пусть соберут комиссию, проверят... Будет соответствующий акт комиссии - сами возьмем вашу развалюху под стеклянный колпак... Договорились? Ну, всего хорошего.

Ударили по паутинным струнам, заплясали гномы. Вадим Алексеевич с облегчением шагнул к телефону.

III

- Ой, что это?! - вскинулась Натаха, нетерпеливым жестом велев Олегу замолчать. Отсветы пламени из открытой вьюшки жутковато изменяли ее толстощекое, вполне заурядное лицо.

Снизу, из-под пыльного, заваленного известкой пола, донесся неясный звук. Будто кто-то в недрах дома пробовал хриплую дудку. Не играл, даже не пытался сложить простенькую мелодию - просто дул то сильнее, то слабее, с неравными промежутками.

Ира, как и все, сидевшая с поджатыми ногами на разложенных газетах, торжественно выпрямилась и свысока поглядела на ошарашенного маменькиного сынка Олега.

- Это, наверное, под лестницей, там, где дырки! - нервно икнув, сказал Виталик. - Или нет, под крыльцом!..

- Неважно, где, - назидательно ответила Ира. - Важно, на ч е м они играют!..

- Ой, а на че-ом? - дрожа от возбуждения, заскулила Натаха.

Ира молчала, вслушивалась...

Желтый двухэтажный особняк по улице академика Грабовского, 34, был построен еще до революции, очевидно, каким-нибудь толстосумом, слышавшим, что есть на свете классицизм*. Широкие, будто во храм ведущие ступени крыльца; несколько пузатые колонны, точно приплюснутые <греческим> портиком, слишком пышным для небольшого дома... Стоял он во втором ряду зданий; некогда перед фасадом был разбит сквер, потом на его место воткнули неказистое строение, где размещались почта и продмаг. От сквера уцелели два-три старых дерева. Зато неоштукатуренный тыл особняка выходил прямо в лес. То, что Вадим Алексеевич Заборский презрительно называл <сорными зарослями>, оплетало голые кирпичные стены диким виноградом, лезло в окна ветвями лип и акаций, осенью подступало к заколоченным дверям прибоем огненных листьев...

_______________

* К л а с с и ц и з м - здесь: архитектурный стиль, строгий и

торжественный, с элементами подражания античному зодчеству.

До войны жили в особняке какие-то скромные учреждения. Мирное время встретил он ничейным и заброшенным. Городу, крепко пострадавшему во время оккупации, было не до ремонта столетней развалюхи на окраине. Проходили годы; особняк ветшал, однако новые хозяева не находились.

В конце пятидесятых годов пустой дом открыли для себя ребята Шалашовки. При тогдашней скудности развлечений, при полном отсутствии подростковых клубов, игротек, спортзалов - двести квадратных метров под частично провалившейся, но все же крышей были роскошным подарком!

Внутренняя планировка особняка, с виду небольшого, оказалась изрядно сложной. За крыльцом был вестибюль с полом, затейливо выложенным из осколков мрамора. Оттуда вела на второй этаж певучая деревянная лестница, кое-где подгнившая и оттого еще более заманчивая. И внизу, и наверху за пустыми дверными проемами начинались заросшие паутиной лабиринты. Наверное, каждая из контор, живших тут до войны, пыталась перестраивать свои владения. К настоящим стенам были приткнуты дощатые и фанерные перегородки, почти все покоробленные, со щелями и проломами. Путаница чуланов, кладовушек, закутков и коридорчиков обещала великолепные игры. Просторных комнат оказалось немного. Разве что бывший актовый зал на втором этаже с уцелевшей изразцовой печью...

Ребята подрастали в ту нелегкую и своеобразную пору, когда нужда сочеталась с почти безграничной свободой; более того - порождала эту свободу. Нет худа без добра! Шалашовские не могли носить дорогие пальто, импортные сапоги или платья, которыми в наши дни гордятся друг перед другом не столько дети, сколько их не в меру тщеславные родители. Зато ребят не наказывали за дыру на штанах или рубаху, вымазанную грязью. Можно было сколько угодно лазать по заборам, устраивать плотины на ручьях, воевать с соседними улицами: в худшем случае мать вздыхала, зашивая или отстирывая - <все на тебе горит>, чем и подтверждала законные права возраста.

Особняк сделался вотчиной подростков от двенадцати до четырнадцати лет. Младших братишек и сестренок не пускали туда, где они рисковали провалиться сквозь трухлявые доски, порезаться битым стеклом и т. п. Старшие парни и девушки больше интересовались друг другом, чем захламленным домом с его детскими <тайнами>. Поэтому здание попало в руких самых неугомонных, предприимчивых, бесшабашных... Здесь играли в прятки; устраивали цирк, причем публики не было вовсе, зато вопил и кувыркался сразу десяток <клоунов>; переворачивали оба этажа и все доступные подвалы, затеяв войну. В ход шли самые разные виды <оружия>; особенно ценились хорошо сделанные арбалеты и катапульты для метания камней... Разлетались последние оконницы, гибли перегородки. Матери не успевали залечивать раны и ссадины. Наиболее строгие отцы воскресили порку. Директор школы шумел в райисполкоме, призывая отремонтировать особняк и вселить в него учреждение... или хотя бы забить наглухо все окна и двери. Возможно, он и добился бы своего - если бы не случилось одно событие...

Ребячье блаженство состояло не только в буйных играх. Дождавшись темноты, <хозяева> дома собирались в маленьком актовом зале, садились на пол, разжигали огонь в угловой печи, облицованной бело-синими старинными изразцами с изображением парусников и пышных кавалеров... и до одури пичкали друг друга жуткими историями. В ход шли и волшебные сказки, и кочевавшие по городу обывательские слухи о колдовстве цыган, гадалках или ведьмах; и собственные щедрые измышления с оживающими мертвецами, зачарованными кладами, нечистой силой... Эти разговоры, доставлявшие их участникам острое, ни с чем не сравнимое наслаждение, продолжались за полночь, а то и до рассвета. Ни искать своих отпрысков, ни карать их за позднее возвращение родители тогда не считали нужным: <куда он (она) денется: добро бы что путное, а это несчастье не пропадет...>

Должно быть, в одну из таких ночей, когда пацаны и девчонки, слушая очередную, тут же родившуюся небылицу о вампирах и черной руке, которая стучится в окно, вздрагивали от каждого шороха, от каждого трепета бликов и теней, от каждого волнения парусов паутины в углах под потолком, - в одну из таких ночей и произошло то самое.

Увы, никого из свидетелей ни на улице академика Грабовского, ни в окрестных кварталах уже не найдешь. Жизнь раскидала по свету. А их друзья детства, папы и мамы нынешних ребят Шалашовки, знают о невероятном событии лишь по пересказам.

То ли сверкнули в дверном проеме круглые, поболее совиных, глазища; то ли кто-то ловкий, темный нечеловечьими мягкими прыжками пронесся через комнату, а может быть, и одно произошло, и другое, и еще что-нибудь особенно жуткое третье - но только предрассветную Шалашовку огласили дикие ребячьи вопли. Участники собрания посыпались прямо со второго этажа, и будущий помощник прокурора республики Петр Приходько, не разбирая дороги, проломил забор чужой усадьбы, застрял и барахтался, трубно ревя, пока его не освободил и не выдрал хворостиной разбуженный домовладелец.

С тех пор прекратились баталии в особняке. Дети больше не приносили оттуда ссадины или расквашенные носы; родители успокоились; директор школы не распинался перед районным начальством - о доме напрочь забыли.

А между тем тридцать четвертый номер, как никогда, приковывал внимание подростков. Стало ясно даже самым легкомысленным: там обитают таинственные существа! В этом сходились все; но мнения по поводу природы страшилищ были самые разные. Некоему эрудированному старшекласснику удалось убедить многих, что домом завладели морлоки - полуразумные твари-людоеды из романа Уэллса <Машина времени>. Все вроде бы соответствовало: ночной образ жизни, огромные глаза, ловкость, бесшумные движения... Наверное, писатель не просто выдумал их, а видел или хотя бы слышал о таких! Трусливые перестали и приближаться к особняку. Из числа смелых выделилась группа <охотников>, решивших во что бы то ни стало поймать живого морлока. Они сутками пропадали в особняке, расставляя силки и самодельные капканы.

С <охотниками> чуть было не вступили в сильную вражду приверженцы другого мнения. Часть ребят, должно быть, нетвердых в атеизме, объявила глазастых прыгунов... выходцами из преисподней. Такой поворот игры (впрочем, давно уже более чем игры!) делал жизнь захватывающей, каждый вечер - сказочным. Едва дождавшись сумерек, прокрасться в актовый зал; мелом начертить <магический> круг, расписать пол диковинными знаками - и сидеть до зари при свечах, бормоча заклинания, частично вычитанные из книг, главным образом придуманные... А вдруг явятся? Больше того, станут покорны и выполнят любое желание?..

Не являлись. Не было ничего, кроме гудения дров в печи, кроме поскрипываний и потрескиваний рассохшегося дерева, кроме вздохов ветра в щелях и пляски искаженных силуэтов на стене. И уходили, разочаровавшись, заклинатели демонов. И, взрослея, сами над собой смеялись охотники на морлоков. И объявляли лгунами участников той, первой, уже легендарной встречи...

Но оставалась еще одна группа - может быть, наиболее верных легенде, настойчивых и вместе с тем бережных посетителей дома. Они не пытались ловить чудо капканами или опутывать заклинаниями. Боже упаси! Только благоговейно собираться, доказывать свое миролюбие - и ждать. Ждать бесконечно, неустанно: не покажутся ли? Когда-нибудь, как величайшую награду, получить сигнал, весточку. И, может быть, в отдаленном будущем предел мечты! - наладить подлинный к о н т а к т.

...Сначала предполагаемых инопланетян называли по старинке марсиане. Потом, с ростом потока фантастики, стали именовать пришельцами. Но кто они? Тайный исследовательский десант? Потерпевшие катастрофу? Разведка агрессоров, намеренных завоевать Землю?..

Последняя точка зрения вроде бы подтвердилась в середине шестидесятых годов. Город наконец-то вспомнил о доме-пасынке, наскоро подремонтировал его (впрочем, краска начала отваливаться уже через несколько дней) и вселил туда два учреждения. Первый этаж был занят пошивочным цехом облдрамтеатра; на втором разместились подготовительные курсы торгового техникума. Но, поскольку и штукатурка, видимо, не превосходила качеством краску, и крыша после ремонта не обрела герметичности, - после одного из хороших летних ливней потолки второго этажа рухнули по всей площади. Через некоторое время, когда дожди размыли перекрытие и струи грязной воды стали орошать то плащ Гамлета, то хитон царя Эдипа, проклиная разгильдяев-ремонтников, съехал пошивочный цех. Особняк вновь опустел. <Агрессия началась!> - вопили те из <Посвященных>, кто опасался войны миров. Им обоснованно возражали: <Ничего подобного! Потолки обвалились ночью, когда в доме никого не было. О н и не хотели жертв. И м надо было только выжить обе конторы. И вообще какие же о н и были бы разумные существа, если бы не могли постоять за себя...>

Споры продолжались долго. Однако спустя еще десяток лет, в течение которых особняк стоял сирым и бесхозным, неожиданно и вроде бы окончательно восторжествовала совсем иная версия.

Некая Светлана, достигнув двенадцати лет и получив право посещать собрания искателей контакта, решила отпраздновать свой день рождения в актовом зале особняка. Друзья-приятели натащили с собой хлеба, колбасы, домашних салатиков... и, конечно же, сластей. Девчонки, как положено, не удержались и начали с шоколада и пирожных; аппетит был испорчен, большая часть еды осталась нетронутой. Решив <Догулять> завтра, сложили припасы в одной из фанерных комнатушек, в стенной шкаф с уцелевшим засовом. Не то чтобы кого-нибудь опасались, а так, для порядка... Когда же снова собрались в доме, нашли шкаф распахнутым и порожним. Только пустые тарелки, похоже, тщательно вылизанные, стояли на полках да ток воздуха шевелил оберточную бумагу. И еще - сиротливо ютилась в углу, как бы подтверждая нелюдскую природу похитителей, запечатанная банка с маслинами. Ее и не вскрыли, и не унесли с собой.

К чести устроителей вечеринки, никто даже не подумал обижаться на <Пришельцев>. И - немедленно потеснил все остальные варианты катастрофы звездолета. Ну, конечно, специально устроенную базу, мирную или военную, обеспечили бы всем необходимым!..

Искатели контакта мигом превратились в спасателей. Все, кто был на дне рождения Светланы, а затем и многие другие стали втихомолку таскать в особняк еду. Причем не только остатки своих завтраков и обедов, но и - не будем скрывать - продукты из родительских холодильников...

Вера в голодающих пришельцев держалась оттого, что приношения неизменно исчезали. Кто-то (и, несомненно, не сами ребята!) аккуратно очищал миски с супом и кашей, обгладывал кости или вареную кукурузу. Лишь консервы по-прежнему оставались неоткрытыми - <инструментов у них нет, что ли?> Напрасны были попытки отдельных скептиков свалить все на крыс. Ребячьи компании, вырастая, подхватывали эстафету... Так продолжалось много-много лет, пока не начался ропот: да когда же наконец эти чудища соизволят ответить на столь долгую заботу?! По всем правилам фантастики, о н и должны были бы уже давно выйти на свет и подать нам руку... или что там у них вместо рук? Нехорошо получается, а еще братья по разуму!.. Число кормильцев постепенно сократилось. Более того: воскресло мнение о хищных, завоевательских целях инопланетян. Мол, существам с хорошими намерениями незачем так долго прятаться...

Назад Дальше