Моё сердце все еще бешено колотится после этой стычки с Себастьяном. Я думаю, Натали удалось убедить его своей отговоркой. Я не могу поверить, что опасность была так близка. Мы вместе всего несколько часов, но нас уже чуть было не поймали.
Я спускаюсь по Конечной улице, следуя своим обычным маршрутом вдоль Пограничной стены. Охранники — Дарклинги окидывают меня поверхностным взглядом, и я могу поклясться, что слышу, как они шепчут обо мне, пока я прохожу мимо — предатель, перебежчик, пособник — но они ведь не могут знать, что я встречаюсь с Натали. Должно быть, это в моей голове. Но, несмотря на это я ускоряюсь, поскорее уходя от них.
Я прохожу через сторожевые ворота, направляясь к Кратеру, заводскому кварталу, и нахожу дом Криса и Грегори среди шумных заводов и складов, извергающих облака удушливого дыма и токсинов прямо в воздух. Прямо над витыми шпилями заводов находится гигантский экран, на котором постоянно проигрывается один и тот же фильм о Пуриане Роузе. Он доброжелательно улыбается с экрана, произнося дурацкие лозунги, вроде «работа — путь к свободе» или «любовь к работе — это любовь к своей стране». Проходя, я показываю ему средний палец.
Волосы у меня на затылке вдруг становятся дыбом. Кто-то наблюдает за мной. Я останавливаюсь и разглядываю строения. Там ничего нет. Вероятно, я слишком нервный после этой стычки с Себастьяном.
Я стучу в зеленую дверь дома близнецов Томпсонов. Последовала долгая пауза, пока я слышу приближающиеся к двери шаги. Мне открывает женщина средних лет, её каштановые волосы спутаны вокруг её веснушчатого лица. Глаза у неё красные и влажные.
— Чем могу помочь? — говорит она, ее голос дрожит от волнения.
— Я хотел узнать, если Крис…
Глаза женщины расширяются, когда она узнает меня.
- Марк!
— Что такое, Энни? — дверь распахивается, и на пороге появляется мордоворот, который смотрит на меня снизу вверх.
Просто будь спокойным. Я откашливаюсь.
- Простите за беспокойство…
Мужчина хватает меня за рубаху.
- Что ты сделал с моим сыном?
— Уберите от меня руки! — отвечаю я, вырываясь из хватки мужчины. Было ошибкой прийти сюда. О чем я думал?
— Кто это, пап? — говорит Грегори, бросаясь к двери.
Он останавливается, как вкопанный, когда видит меня. Он смотрит на меня со жгучей ненавистью, которая искажает его лицо.
— Ты убил моего брата! — кричит он, бросаясь ко мне.
— Я его не убивал! — говорю я, озадаченный, и неожиданно ужасаюсь. Крис мертв?
Грегори поднимает кирпич, отвалившейся от низкой стены вдоль дороги. Я отступаю, но мои ноги скользят по мокрому снегу, и я падаю на землю. Уже через секунду Грегори оказывается на мне.
— Я убью тебя за то, что ты сделал, — кричит он, занося кирпич над головой.
— Я вызываю Стражей! — Мама Грегори влетает обратно в дом.
— Ты ошибаешься, — говорю я.
Грегори разбивает кирпич о мой висок, красные пятна расцветают у меня перед глазами. Потом мир погружается во тьму.
ЭШ
Я просыпаюсь от ослепительного света. Это рай? Мой отец всегда описывает небеса, как яркий белый свет. Нет. Мой вид не попадает туда, мы уходим в другое место — в Небытие. Резкая боль пронзает мою голову там, куда меня ударили. Точно не в раю. Я моргаю пару раз и даю привыкнуть глазам к свету. Сначала думаю, что я снаружи, свет такой пронзительный. Потом все приходит в фокус: двери, ультрафиолетовые полосы света, блестящие металлические стены.
Я вою, когда меня поражает еще один сильнейший приступ боли, как будто тысячи рук разрывают меня на куски. На моем теле нет и намека на одежду, его покрывают красные пятна и волдыри в тех местах, где ультрафиолетовые лучи от источников света, висящих на потолке, обжигают мою кожу.
Я пытаюсь пошевелиться, но понимаю, что это бесполезно. Моя левая нога прикована к стене тяжелой серебряной цепью. Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо… Я дергаю цепь, которая обжигает мои ладони и лодыжку, но не сдвигается с места.
Металлическая дверь с шумом открывается, и мать Натали, Эмиссар, появляется на пороге. Она складывает руки перед своим отвратительно тонким телом, кости её грудной клетки хорошо видны под натянутой кожей. В ней нет ни душевности, ни мягкости Натали, нет ничего с ней общего, кроме василькового цвета глаз. В коридоре позади неё вижу Марту — служанку-Дарклинга, которую я спас на рынке — она отмывает грязные пятна с пола. Озабоченность появляется на её лице, когда она видит меня. Эмиссар нетерпеливо прогоняет её.
Эмиссар Бьюкенан входит в мою камеру, и охранники закрывают дверь. Она держит в одной руке пакетик Крови Синт-1, а в другой небольшой предмет, который я не могу разглядеть.
— Я не убивал Криса, — говорю сквозь потрескавшиеся губы. — Я даже не знал, что он был мертв.
Она довольно долго пристально разглядывает меня, а затем показывает содержимое второй руки — игральная карта с двумя сердцами. Моя визитка! Я дал её Крису на этой неделе.
— Ничего тебе не напоминает? — интересуется она.
— Вы не можете меня держать здесь. У меня есть права.
— У тебя нет никаких прав полукровка. Ты не человек.
Я дергаю свои цепи, а с губ слетает тихий рык.
Она с опаской отступает назад.
- Я рекомендую тебе, контролировать себя.
— Я не убивал Криса, — еще раз говорю я. В мой голос закрались нотки отчаяния.
— Крис Томпсон умер от передозировки Дурманом. Ты единственный полукровка зарегистрированный в городе и у него имелась одна из твоих визиток, которые, как меня информировали, ты раздавал своим «клиентам». Это единственное, необходимое нам, доказательство.
В мой желудок падает пушечное ядро. Не могу поверить, что это происходит наяву! Меня собираются казнить, за преступление, которое я не совершал.
— Просто сознайся в содеянном, и все будет кончено, — говорит она ледяным тоном.
— Я его не убивал!
Она делает отмашку рукой и секунду спустя на полную мощность зажигаются ультрафиолетовые лампы. Я снова взвываю, когда моя кожа разрывается от боли. Она машет рукой, и свет становится слабее. Я сворачиваюсь в клубок, мое тело дрожит. Мне срочно нужна кровь, чтобы исцелиться. Где-то на задворках разума, меня мучает вопрос, почему она лично допрашивает меня, а не один из её бандюгов.
Эмиссар размахивает перед моим носом пакетиком с кровью.
- Разве не это твоё пропитание, полукровка?
Я отказываюсь смотреть. Не собираюсь умолять о еде, словно пес.
Она вынимает из прически шпильку и вонзает её в пакет. Кровь капает на пол рядом со мной, как раз на расстоянии вытянутой руки. Ноздри мои раздуваются, а с клыков капает яд.
— Этот пакетик с кровью может быть твоим, — негромко говорит она. — Все, что тебе нужно, это сознаться в убийстве Криса.
— Ни за что.
Она сжимает пакетик и на пол стекает еще больше крови. Я зажмуриваю глаза.
— Просто признайся…
— Нет.
— Признавайся!
Мой желудок крутит и сводит судорогами. Запах крови опьяняет, он такой сладкий и манящий и…
Я встаю на карачки и слизываю кровь с пола. Это так унизительно. Я отвратителен себе. Но не могу остановиться, она так хороша на вкус… Все, что тебе нужно — это сознаться и остальное твоё. Моя кожа незамедлительно исцеляется, когда я восполняю кровяной голод, красная плоть становится розовой, а затем жемчужно-белой.
Где-то, за пределами клетки, раздаются громкие голоса, и спустя секунду стальная дверь распахивается и в комнату врывается высокий Дарклинг. На лице позолоченная маска.
Сигур!
Посланник-Дарклинг срывает маску, открывая разъяренное лицо. Почерневшие царапины шрамами пересекают его щеки и перечеркивают один из его огромных оранжевых глаз. Его здоровый глаз мечется от моей прикованной ноги и окровавленных губ к пакетику с кровью в руке у Эмиссарши. Он понимает что происходит.
— Немедленно развяжите его! — приказывает он.
— И не подумаю, — говорит Эмиссар. — Он подозревается в совершение убийства…
— Не было никакого преступления. Паренек умер от передозировки. Это была глупость, но не убийство.
— Это мне судить, — отвечает Эмиссар. — И как Вы смеете врываться сюда и задавать мне подобные вопросы? Ваши дипломатические привилегии не дают Вам право приходить и вмешиваться в мои дела без предварительной договоренности.
Уголки губ Сигура дергаются, но он сдерживается. Он почтительно кланяется, на что Эмиссар удовлетворенно скалит зубы.
— Эмиссар, — вежливо начинает он, однако, я вижу, что каждое слово дается ему с трудом, — произошло недоразумение. Этот мальчик невиновен. Если Вы отпустите его, то это будет шагом к примирению между двумя нашими расами.
Эмиссар щурит глаза, явно взвешивая свои возможности. Если Сигур Марвик лично заявился сюда, чтобы требовать моего освобождения, это означает, что у него есть ко мне какое-то дело. Стоит ли рисковать возникновением еще одного конфликта между нашими расами ради меня?
— Отпустите его, — наконец, говорит Эмиссар Бьюкенан.
Охранники приносят мою одежду и снимают с меня оковы. Я быстро одеваюсь и следую за Сигуром через лабиринт коридоров в вестибюль. Двери лифта с шумом открываются, и в зал врывается Натали.
— Эш! Марта рассказала мне, что тебя держали в камере. Слава Его Всесилию, ты… — Она замечает Сигура и на её лице мелькает страх.
Он проносится мимо Натали, даже не бросив мимолетного взгляда на неё. Я хочу обнять её, сказать, что все в норме, но не могу этого сделать на глазах у Сигура. Я следую за ним на улицу. Землю укрыл свежий снег, и он блестит почти голубым светом в лунном свете.
— Ты сильно пострадал? — спрашивает Сигур.
— Переживу. Откуда Вы узнали, что я здесь?
— Мой лейтенант отслеживала тебя. Она связалась со мной, когда увидела, что произошло, — отвечает он.
Я так и знал, что кто-то следил за мной!
Он с секунду изучает меня.
— Ты так похож на Аннору, — тихо говорит он.
Я делаю резкий вдох при упоминании имени своей матери.
— Пойдем со мной, Эш.
Сигур протягивает руку, подзывая меня.
Я стою в замешательстве. Снег тихонько укрывает пространство между нами и миллион мыслей проносится в моей голове, главным образом о способах его убийства. Из-за этого человека распалась моя семья. Тем не менее, я хотел бы знать, чего он хочет. Кроме того, он только что спас мою шкуру. Я вздыхаю и неохотно иду с ним.
Мы идем по городским улицам, и я коротко рассказываю ему о своем задержании и допросе.
— Я не понимаю, почему она так отчаянно пытается обвинить меня в смерти Криса. И почему Эмиссар чувствовала себя обязанной допрашивать меня лично, — произношу я.
— У Эмиссара всегда есть свои причины, хотя меня очень беспокоит тот факт, почему она хочет обвинить именно тебя, — говорит он. — Я просто рад, что ты не пострадал. Когда мой лейтенант рассказала мне, что случилось, я боялся худшего.
— Почему Вы просили её идти за мной? — интересуюсь я.
Сигур останавливается и поворачивается ко мне. Он не надел свою золотую маску, так что я все еще могу смотреть ему в лицо. Его кожа и волосы такие белые, что он почти исчезает на фоне снега.
- Ты — сын Анноры. Твоя безопасность для меня очень важна.
Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто продолжаю идти. Мы приближаемся к главной городской площади, и Сигур останавливается под тремя крестами, напоминая мне о казни Тома и Яны.
— Девушка-Дарклинг была Вашей родственницей? — спрашиваю Сигура, припоминая её имя: Яна Марвик.
— Племянницей.
Я уставился на него.
- И Вы позволили им так с ней поступить?
— Она сделала свой выбор. Как это ни прискорбно, но она знала закон. Я ничего не мог поделать. Она была виновна в этом преступлении.
— Вы могли возмутиться тому, что её задержали. Вы могли отдать приказ Вашим охранникам похитить её, Вы…
— Я не могу нарушать закон, не теперь, когда начались пограничные переговоры с Эмиссаром. Если есть хоть малейший шанс расширить нашу территорию, я должен им воспользоваться. Мои люди отчаянно нуждаются в большем пространстве. Мы не можем влезать сейчас в излишние проблемы. — Сигур притрагивается к деревянному кресту. Рука дымится и покрывается ожогами, но он не убирает её. — Она понимала.
Именно поэтому я так сильно ненавижу его! Если бы там, наверху, была Натали, я бы сделал все, чтобы спасти её. Моё сердце дрожит от одной мысли о ней. Сигур окидывает меня любопытным взглядом. Может ли он слышать это?
Напротив нас, на другой стороне площади старинные часы на самом высоком школьном шпиле зазвенели печальную мелодию.
— Мне не нравится, что эта школа так близко к нам. Это мучение для моих охранников, — произносит Сигур.
— Потому что им все время приходится бороться с искушением напасть на нас? Я думаю, мы должны выглядеть довольно аппетитно, — отвечаю я.
Сигур качает головой.
- Я приказал им не делать этого. Охранники Легиона должны повиноваться моим приказам, или приказам моих родных, таких, как ты. Это наш закон, — объясняет он.
Я вопросительно приподнимаю бровь.
- Я тебе не родня.
— И все же, по законам Дарклингов, ты — мой сын. Аннора — моя Кровная половинка, ты — её сын. Это делает тебя моим Кровным Сыном. Связь между нами так же сильна, как если бы ты был рожден от моей собственной плоти и крови.
Я неуверенно улыбаюсь, на самом деле не зная, как мне к этому относиться. Отец у меня уже есть, но мне всегда хотелось узнать, как бы это было, если бы у меня был отец — Дарклинг, если бы был кто-то, кто бы понимал меня.
И пока я ненавижу Сигура за то, что из-за него распалась моя семья, он делает то, что для него трудно. Если бы он не убедил Эмиссара отпустить меня, я был бы точно казнен за смерть Криса. Он спас мне жизнь. Может быть, я недооценил его?
Сигур идет к воротам, и охранники Легиона встают по стойке смирно.
— Еще минутку, — говорит он им, и поворачивается, чтобы посмотреть на меня своими глазами, похожими на тлеющие угольки: — Надеюсь, ты не будешь возражать, если я спрошу: как там твоя мама поживает?
— Это, должно быть, шутка?
— Шутка? Я так не думаю, хотя я не совсем понимаю человеческий юмор.
Он что, серьезно? Затем меня осеняет. Он просто не знает.
— Мама заразилась вирусом Разъяренных, — говорю я.
Сигур пошатывается, и охранники Легиона бросаются к нему, но я подхватываю его первым и помогаю присесть на ближайшую скамейку.
— Я не понимаю. Я думал, что поэтому Вы прогнали её, — произношу я.
Сигур качает головой.
— Тогда почему? — спрашиваю.
Сигур изо всех сил пытается говорить, но его голос прерывается от волнения.
- Мы поссорились.
— Из-за чего?
— Из-за тебя, — почти шепчет он, — я хотел, чтобы ты жил с нами. Она сказала, что не может поступить так с твоим отцом — ты был всем, что у него осталось. И я поставил её перед выбором — он или я. — Он поднимает свои сверкающие оранжевые глаза на меня. — Она выбрала твоего отца.
— Поэтому Вы изгнали её из Легиона?
— Я не горжусь тем, что сделал, — вздыхает он — Когда она не вышла на контакт со мной в последние несколько недель, я предположил, что она все еще в ярости. Я ничего не знал…
Мама предпочла нас Сигуру? Я запустил руку в волосы. Я ошибался на её счет все это время. Она действительно любит меня.
— Сколько времени у неё осталось? — спрашивает Сигур.
— Немного.
Сигур смотрит вдаль, на его лице не отражается никаких эмоций, так как он пытается переварить все это. Он встает и отходит на несколько шагов.
— Сигур? — зову я, следуя за ним.
Он опускается на колени, его фиолетовая мантия распласталась на снегу, и он испускает низкий, жалостливый вой. Его песня о боли и потере. Горе наполняет меня, пока я слушаю его. Я, наконец, смотрю в лицо правде: мама умирает. Охранники Легиона наблюдают за нами со стены. Песню не подхватывает никто из Дарклингов, они понимают, что это только наше горе и оставляют нас в покое. Когда Сигур прекращает петь, он поднимается и удивляет меня, осторожно расположив руки по обе стороны от моего лица.