Сколько и куда они летели — того никто не знал. День или час — время остановилось. И только потом, когда все уже решили, что джинн присудил им вечно носиться в смерче над неизвестной землею, ослаб вой ветра, и стали они падать стремительно, как камни. С непривычки закружилась у каждого голова, а жеребцы, стараясь не разбиться о землю, вдруг затормозили так резко, что люди вылетели из седел, и только слышалось призывное ржание, которым подзывали жеребцы потерянных всадников.
А потом донесся совсем рядом усиленный эхом хохот джинна, вой урагана смолк, и всех четверых бросило на землю. Летевшая с ними пыль накрыла их, словно выпавший снег, и так же придавила к земле, как снег придавливает засыпанных им замерзших путников.
И так лежали они, оглушенные падением, пока вдруг не раздались над ними громкие голоса и смех. Кто-то раскидал песок и пыль, чьи-то руки вздернули их и поставили на ноги, а другие руки ловко и быстро связали и поволокли куда-то, подталкивая и торопя криками.
От толчков, криков, суеты и бившего в глаза неожиданно яркого света славяне понемногу приходили в себя. Хоть и шатало их с отвычки, но шагов через десять они оправились и начали оглядываться, чтобы выяснить, куда попали.
С удивлением увидел Буян, Мечислав, а с ними и Гаральд, что смерч перенес их в горы. Вокруг стеной поднимались бесплодные скалы. До самого неба возносились они. В центре лежало огороженное ими плато, похожее на дно высохшего оборонительного рва, — ровное, пустое, такое же мертвое, как все вокруг, но вытоптанное копытами коней до белизны. Единственный выход в ущелье, столь узкий, что в нем с трудом могли разъехаться двое всадников, был заложен несколькими глыбами высотой в два человеческих роста.
В скалах тут и там виднелись провалы пещер — большие и малые входы, окруженные камнями и отшлифованными глыбами. Они чернели, словно распахнутые голодные пасти невиданных чудовищ. И, словно в жертву этим чудовищам, вели к ним людей.
Но и вели их люди. Они были всюду — вылезали из пещер и стояли у входов, держа оружие наперевес, толпились поодаль, вытягивая шеи, спешили со всех сторон, оглядываясь на пленных. Все они были одинаковы — темнокожие от загара, черноволосые и узколицые, в разноцветных залатанных халатах или полуголые — в цветных штанах с платками вместо поясов. Были среди них и одетые в парчу и шелка, позади таких стояли слуги, видом похожие на оборванцев.
Все люди молчали, словно ждали кого-то.
Охрана подвела славян и рыцаря ко входу в огромную пещеру высотой не менее десяти саженей и шириной такой, что три всадника могли бы одновременно въехать в ворота. С двух сторон вход закрывали две скалы, гладкие изнутри и шершавые снаружи. Внутрь вел сводчатый ход, уходящий куда-то вниз, во тьму.
Но пленным не дали рассмотреть его и на миг — едва подвели их поближе, как повалил из пещеры густой дым и знакомый запах серы. Все люди, кроме тех, что охраняли пленных, пали ниц и закрыли головы руками, а изнутри послышались гул и рев.
Гаральд оглянулся впервые на своих спутников.
— Настал наш последний час, — сказал он. — Я все думал, как выглядит вход в преисподнюю, а теперь увидел воочию. Несомненно, сейчас за нами выйдет сам сатана и унесет с собою. Прощайте!
— Рано ты о смерти задумался, — ответил ему Буян. — Мнится мне, то не твой сатана, а наш знакомец старый, джинн… или как его там, а до сатаны далеко еще. Не боись — поживем!
— Правда? — с надеждой откликнулся Мечислав, что трусил, но не подавал вида перед старшими,
— Истинная, — яро кивнул гусляр.
— Если люди нам не помешают, — охладил их пыл Власти-мир. — Народу много вокруг?
— Сотни две или три, — на глаз прикинул Буян, — да, кажется, не все они тут собрались — ущелье-то большое, пещер немало — может, в дальних еще попрятались…
— Молчать! — прикрикнул один из охранников. — Не забывайте, что вы сейчас предстанете перед великим магом и повелителем всех сил мира и природы милостью Аллаха великого и милосердного Аджид-пашой!
Буян с интересом выслушал его слова.
— А не подскажете ли, — заговорил он, — что такого мы сделали этому… как его… Аджиду, что он нас сюда забросил? И где мы очутились? Мы, знаете ли, в этих местах впервые, заблудились немножко…
За эти слова толкнули его в спину.
— Молчать, а не то головы лишишься! Не могли вы ошибиться — Аджид-паша — великий маг и чародей, он сам вас сюда направил. Его волей вы тут оказались.
— Это что же, — продолжал Буян, не обращая внимания на то, что на него уже и его спутники поглядывают с неудовольствием, — если мы тут оказались, значит, ясно зачем, почему и за что?
Славяне молчали. Ясно было и без слов — очутились они во владениях того самого джинна, с которым повздорили только что. Принес он их сюда и отдал на расправу этим людям. Теперь сидит он, ждет развлечения — их смерти, а покамест небось забавляется с той девушкой.
Дым тем временем все густел и темнел, и скоро не стало видно вокруг ничего, а дышать и подавно никто не смог. Задыхались и кашляли не только пленные, но и их охрана. Любопытные разбежались прочь, подальше от дыма, отполз кое-кто и из охраны, и подле пленных осталось человек семь во главе с начальником.
И почувствовали все, как задрожала земля, заходили ходуном скалы, посыпались камни со склонов. Полыхнул в дыму огонь, послышался громовой рев. Промолвил кто-то гулко несколько слов, и тотчас подскочила охрана к славянам, подтолкнула их ко входу в пещеру.
ГЛАВА 18
Ураган нес четверых людей в неизвестность. Вниз и вниз уходила дорога, и спуск казался бесконечным, но вот ураган ослаб. Люди смогли передохнуть.
Ветер бросил их посреди коридора, стены которого пропадали во тьме. Никого живого подле них не было.
Властимир повел затекшими плечами.
— Где мы оказались? — молвил он.
— В Аду, — обреченно вздохнул Гаральд.
— А как нам отсюда выбраться? — задумался Буян.
Он попробовал оглядеться, но вокруг был дым. Дым был каким-то непонятным — от него не слезились глаза, не свербило в горле. Буян наугад сделал шаг…
И все услышали его крик. Напрасно окликали его славяне — гусляр исчез.
Путники метнулись было в сторону от того места, где стоял Буян, но было уже поздно. Пол под ногами дрогнул, как живой, смягчился, как болото, и вдруг ушел из-под ног.
Мелькнули мимо стены колодца, и они упали на что-то мягкое. В глаза ударил яркий свет, новые запахи наполнили воздух. Жмурясь, люди так и остались лежать, приходя в себя, а вокруг нарастал басистый хохот.
Когда глаза привыкли к яркому свету, огляделись они. Первым, кого увидели, был Буян. Мечислав так и кинулся к нему.
— Буян! — крикнул он. — Как ты попал сюда?
— Как и вы — свалился! — вместо гусляра ответил голос над ними.
Юноша вскинулся. Они лежали на куче шкур и расшитых подушек в центре просторной пещеры, обильно украшенной золотом, драпировками, драгоценностями и мрамором. Вдоль неровно высеченных стен высились башни из сундуков разной формы и размера — от огромных, в которых можно было спрятать лошадь, до маленьких, с два кулака. Меж подушек и шкур стояли столики и кресла. На некоторых столиках были расставлены яства на золотых и серебряных блюдах, иные ломились от драгоценностей и украшений. Горели свечи и факелы, чадили курильницы. На подушках возлежали полунагие девушки в соблазнительных позах. У стен стояли чернокожие великаны с саблями наголо и каменными лицами. Они словно ждали приказа убить любого, на кого им укажут.
Во все глаза разглядывали люди пленников.
И было их десятка два или три, и выглядели они как те люди, что встретили путешественников наверху, только у этих была богатая одежда, а оружие украшено золотом и самоцветами так, что оно переливалось и слепило глаза. Люди были разные — и молодые, и пожилые с седыми бородами. Кто стоял, уперев руки в бока и заливаясь смехом, кто сидел, развалясь в креслах или на подушках, в окружении девушек. Все они смеялись, показывая пальцами на пленных.
А больше всех веселился маленького роста горбун, что с ногами сидел в кресле в центре пещеры. Был он давно не молод, сед, с морщинистым темным лицом и длинной седой бородой. От смеха горбун лежал в кресле, болтая ногами, и время от времени указывал пальцем на пленных джинну, что почтительно склонился над ним.
И только тут понял все Буян. Привстал он на колени и шепнул Гаральду, на джинна кивая:
— Понял ли теперь, чего твой сатана стоит?.. Нет, сказки ваш народ про него слагает! А как же иначе, коли все, что ему приписывают, на деле вовсе не он совершает, а прочие?
Гаральд насупился и ничего не ответил. Услышав голос гусляра, джинн шагнул вперед:
— Молчать! Вы находитесь в присутствии самого мага и повелителя земли Аджид-паши!
Мигом перестал смеяться маленький горбун, выпрямился, соскочил с кресла и направился к пленным.
Увидев это, все остальные прекратили смех. Кто сел ровнее и приготовился внимать повелителю, кто поспешил к пленным и поднял их.
Маленький горбун прошелся перед путниками. По росту он оказался на голову ниже невысокого Мечислава, но из-за горба был чуть ли не в два раза толще. Позади него шли два чернокожих раба с саблями наголо.
Горбун внимательно осмотрел пленных и спросил:
— А теперь скажите мне, кто вы и откуда?
Гаральд, подле которого он остановился, гордо промолчал, и за него ответил Буян:
— Мирные мы путники, своей дорогой ехали, никого не трогали. Тот вон первый на нас напал — али мы совсем без понятия, не соображаем, что в чужом доме свои порядки не устанавливают? Ехали мы по своим делам, так позволь нам путь продолжить.
— Не забывай, что вы слугу моего ранили! — перебил его горбун. — За это по нашим законам надлежит вам или выплатить мне цену его услуг, которые он мог бы мне оказать за то время, пока лечился, либо иную кару себе выбрать.
Джинн бросился вперед.
— О Аджид-паша! — воскликнул он. — Твой раб сейчас тяжело болен, но он выздоровеет в тот же миг, как ты подаришь ему кровь его врагов! Только это сможет его исцелить!
Горбун смерил пристальным взглядом сперва своего джинна, а потом славян и рыцаря.
— Много у меня диковинок, — медленно промолвил он, — а таких я не встречал. Ты болен, раб мой?
Сказал он это таким голосом, что джинн тут же упал на колени и застонал, ломая руки, и обхватив голову, и качаясь из стороны в сторону.
— О, как я страдаю! — причитал он. — Раны на руках моих могут воспалиться, и тогда придет на меня смерть огненная! Одно лишь средство может помочь мне — кровь обидчиков!
И жаловался он так, что поверили ему почти все. Но горбун покачал головой и спросил:
— А знаешь ли ты, сколько дней тебе до смерти? Джинн тотчас замолчал и поднял голову.
— Что сказал повелитель? — осторожно молвил он.
— Через сколько дней воспалятся твои раны и их надо будет лечить кровью? Через день? Два? Месяц?
— Когда будет угодно повелителю, — быстро сказал джинн. Не выдержал Буян и рассмеялся вслух. Отшатнулись от него все, кто слышал его смех, а горбун накинулся на гусляра с кулаками.
— Как смеешь ты смеяться, раб? — закричал он в ярости. — Или ты не слышал моих слов? Погибнешь ты первым, раз так, кровь твоя станет целебным снадобьем для ран джинна моего!
И едва взмахнул он рукой, подзывая слуг своих, чтобы схватили они гусляра, и едва подумали все остальные, что тут и конец ему, как перестал смеяться Буян и сказал вполне спокойно:
— Уж прости, будь друг, слово дерзкое — не со зла то, не от скудоумия! Просто вспомнил я сказки детские, что у нас младенцам в люльке рассказывают. В сказке одной про то же самое поведано — сказано лишь, что это все небывальщина. А тут вижу я, что говорит сказка правду чистую, вот от радости за мудрость народную и засмеялся!
Горбун выслушал его с интересом и потом махнул рабам, чтобы отошли в сторону и гусляра не тронули.
— А еще чего есть у вас в земле диковинного? — спросил он.
Понял по его голосу Буян, что хочет тот услыхать, и промолвил:
— Рассказ мой не короток будет. Устанешь ты слушать, а я и до середины не дойду. Позволь потому промолчать мне и сказать лишь, что и сам я всех диковин не упомню.
— А мне многого не надобно — скажи про то, что помнишь. Мне и того довольно станет. Хочу я знать, есть ли где то, чего у меня нет и достать мне невозможно… Я ведь маг и могу многое!
И замолчал он, выжидая. Все смотрели на Буяна — и слуги, и черные рабы, и девушки, и джинн, а пристальнее всех — Мечислав с Гаральдом, да Властимир, хоть и не был зрячий, прислушивался к знакомому дыханию друга.
Поймал Буян взгляд рыцаря и понял, что делать надобно.
— Хорошо, — сказал он, — поведаю я тебе, Аджид-паша, о чудесах и диковинках, что в землях наших таятся. Но есть у меня условие — не буду говорить, пока не освободят нас и ты гостями нас не назовешь. А иначе хоть огнем пытай — слова из меня не вытянешь!
И так прозвучал его голос, а глаза так блеснули, что не осмелился перечить ему Аджид-паша и отдал приказ.
Тут же бросились слуги к славянам — помогли им подняться, развязали руки, придвинули кресла и столики, а девушки поднесли вина и угощения. Путники не стали отказываться от угощения — то не в обычае у славян, — а все вокруг стояли и молча ждали, пока они поедят.
Буян придвинулся к Властимиру, и князь тихо спросил у него:
— О чем говорить будешь?
— Не твоя то печаль, княже, — шепнул в ответ гусляр. — Знаю я много, что первое в голову придет — то и сгодится!
— Лишнего не болтай!
— Знамо дело.
Еле дождался Аджид-паша, пока поедят гости. Когда совсем не стало у него терпения, подскочил он и воскликнул:
— Понравилось ли вам мое угощение, иноверцы?
— Вино у тебя знатное, — похвалил Властимир.-Я и дома такого не пивал.
Гаральд только сдержанно кивнул.
— У меня все самое лучшее, —промолвил Аджид-паша. — Что в мире ни есть хорошего да диковинного, все равно рано или поздно у меня окажется!
— Все, говоришь? — прищурился Буян. — А вот и нет! Есть земля, что пообильнее пещер твоих да кладовых. И хотя я не видел ничего из богатств твоих, готов на голову свою спорить, что не все у тебя найдется.
И только он сказал это, вокруг наступила тишина. Испуганно отпрянули гости, вытянулись и вскинули сабли чернокожие рабы вдоль стен, джинн перестал причитать над ранеными руками, а Аджид-паша подкатился к самым ногам гусляра. Лицо его побагровело, борода тряслась, кулаки судорожно подергивались. Не в силах дотянуться до сидевшего слишком высоко для его малого роста Буяна, он подпрыгивал перед его креслом.
— Как можешь ты такое говорить! — закричал он. — Чего у меня такого нет? Я великий маг — все у меня есть! Даже джинн, что мне верно служит! Говори — в тот же миг все достану!
Глядя, как ярится горбатый хозяин пещер, Гаральд шепнул Мечиславу:
— Говорил я, что не доведет его до добра самонадеянность! Теперь он пропал, а мы вместе с ним… Нас-то за что?
Юноша ничего не ответил — он был согласен с рыцарем.
А Буян словно не ведал, какие тучи собираются над его головой. Сидел он и чуть ли не улыбался, а потом поклонился и заговорил певуче да вкрадчиво:
— Не сердись на нас, хозяин ласковый! Не со зла мы то, не по глупости. Только сам рассуди — есть ли у тебя такое диво?
Широко лежит море-Океан, море-Океан, всем морям мати.
Не доплыть до его конца, не достичь серединочки.
Как посреди того Океан-моря синего остров лежит,
остров лежит, где — неведомо.
Остров тот Буяном прозывается.
Как на том ли Буян дальнем острове стоит град,
не помню по имени.
В граде том чародей живет, как зовут его — знает он один.
Стережет он не злато-серебро, не каменья-то самоцветные —
пуще глаз своих охраняет он лишь один колодец заброшенный.
В том колодце воды лишь на донышке —