Лишь когда входная дверь захлопнулась у меня за спиной, я перевел дух.
— Ужинать будешь? — спросила Татьяна.
Есть мне хотелось меньше всего. Я ответил, что поем попозже.
— Как знаешь, — ответила Татьяна. — Смотри, а то остынет, — добавила она, потом спросила: — Что, с Шефом поругался?
Наверное, до сего дня я отказывался от ужина только после перепалок с Шефом.
— Нет, не поругался, все нормально. Ты извини, мне нужно немного поработать… — сказал я. Татьяна, ничего не ответив, ушла в другую комнату.
Запись визора пришлось просматривать в замедленном режиме — картинка так тряслась, что при обычной скорости ничего кроме мешанины из деревьев, дорожек, окон Редакции и облаков, рассмотреть было невозможно. Никто меня не преследовал. Наконец, я добрался и до захода солнца. Когда оно только появилось в главное аллее, сама аллея была пуста. Затем, я разворачиваюсь, чтобы полюбоваться закатом, и камера, скользнув по деревьям, упирается в здание. Опять ничего интересного. Я снова разворачиваюсь. Появляются бегуны. Точно, так и есть: мужчина и девушка работают в Отделе Стратегического Планирования — предсказаниями занимаются, в общем. Их имен я либо не знаю, либо не помню. Неподвижного незнакомца из-за них не видно. Вот коллеги меня обгоняют, и стала видна маленькая фигурка в противоположном конце аллеи. Фигурка двигалась к озеру и поэтому видна была со спины. Я остановил кадр и начал увеличивать изображение. Оно вышло довольно смазанным. Несомненно, это мужчина — средний рост, темно-русые волосы, черная куртка с откинутым капюшоном, похожая на мою, — это все, что я разглядел.
Позвонил Яне.
— Все работаешь? — удивился я.
— Угу, а ты, все болеешь? — точно также спросила она меня.
— Нет — уже нет, сегодня вот с Шефом довелось пообщаться…
— А почему ко мне не заглянул? — обиженно поинтересовалась Яна.
Она была права — надо было заглянуть к ней в «шкаф» — так мы прозвали Янин кабинет. Мало того, что размером он — с душевую кабину, так туда еще и аппаратуры всякой битком набили. Поэтому работать экспертом по информационным системам у нас в Отделе могла бы только миниатюрная женщина — такая, как Яна. Мы подозревали, что Шеф взял ее на работу исключительно исходя из ее габаритов — все остальные претенденты и претендентки были покрупнее.
— Виноват — исправлюсь, — ответил я и попросил: — Яна, взгляни пожалуйста на ту запись, что я сейчас тебе перешлю. На ней есть один тип — он появляется сразу после тех двоих из Стратегического Планирования, про которых ты говорила, что они не только вместе бегают по вечерам, но и…
— Поняла, поняла… — Яна догадалась, о ком я говорю, — хорошо, присылай скорее, а то я уже домой собралась.
— Кто тебя там ждет? — полез я не в свое дело, о чем мне тут же напомнили:
— Не твое дело!
— Согласен, все, высылаю… — ответил я и отправил ей видеозапись.
Не прошло и десяти минут, как Яна снова появилась на моем экране.
— Что, уже? — не поверил я.
— Фед, ты давно у врача был? — настороженно спросила Яна, в голосе — ни тени иронии.
— Ты о чем? — я мысленно готовил себя к худшему, но Янин ответ стал для меня полнейшей неожиданностью:
— О чем я?! Ну ты даешь… дожился — себя уже не узнаешь!
— Бред! Не может быть! — воскликнул я. Татьяна выглянула из соседней комнаты: — Где бред?.
— Нигде! — прорычал я, — это я не тебе, — сказал я изумленной Яне, — не может такого быть!
— Почему? Тебя кто-то снял… — Яна быстро нашла наиболее очевидное объяснение.
— Так это же я сам снимал!
— Как это? — не поверила Яна.
— Как — как, визор на затылке у меня был — вот как! — психанул я.
— Погоди, успокойся. Всему этому должно быть какое-то разумное объяснение, — судя по ее голосу, как раз разумного-то объяснения у нее и не было.
— Может отражение? — предположил я. Яна взглянула мимо меня — на другой экран.
— Нет, не отражение. Ты извини, конечно, я давно хотела тебе сказать, но как-то не решалась… У тебя на куртке сзади, с правой стороны, небольшое пятно — как и на изображении.
— Голограмма? — выдвинул я чуть более фантастичную версию. Следующей своей версии я испугался — гномы умеют превращаться в кого угодно — в Номуру, Джонса, меня и, не дай бог, в Шефа!
— Голограммы следов на гравии не оставляют, — возразила Яна, внимательно взглянув на запись.
— Ладно, — сказал я, после минуты напряженных размышлений, — кажется, я понял в чем дело.
— И в чем же?
— Как нибудь потом… Спасибо, увидимся, — я быстро распрощался с заинтригованной до крайности Яной.
За ужином я рассказал Татьяне о намечающейся поездке на Оркус.
— Я поеду с тобой, — заявила мне она, еще, как следует, не дослушав, — давно пора взять отпуск. Мне, в отличие от тебя, Оркус нравится — и по работе и вообще…
— Ты не понимаешь, я же не просто так туда еду, а по делу.
— Да ты все время — по делу, можем мы хоть раз в жизни куда-нибудь вместе съездить. И потом, какие там у тебя дела? Этого Абметова повидать? Ну повидаешь — я ж мешать не буду. И не волнуйся, мне тоже будет о чем с ним поговорить.
— Это о чем же?
— А ты о чем?
— Тебе это еще рано знать.
— Ах так! Ладненько — будь по-твоему. Кстати, Йохан меня звал на симпозиум по планетарной археологии, и не на какой-нибудь дурацкий Оркус, а на Землю. Еще не поздно согласиться. Я-то думала, ты после болезни возьмешь отпуск, слетаем куда-нибудь вместе…
Мне стало совестно и я решил взять тайм-аут.
— Ну хорошо, я подумаю. А что, Йохан без тебя никак не может?
— Может — он сегодня днем улетел. И сказал, чтобы я его догоняла.
— А когда симпозиум?
— Через две недели.
— Чего же он тогда тебя не дождался?
— Он и не должен был дожидаться. Йохан — в оргкомитете, и ему положено там быть раньше остальных. Знаешь, ты как хочешь, но я начинаю собирать вещи! — заявила она.
Татьяна не на шутку обиделась. Она наморщила нос и приготовилась хныкать. Когда она хнычет, то становится похожей на маленького грустного ежика — и ей об этом хорошо известно.
— Ладно, ежик, не плач, — я погладил ее по голове и поцеловал в покрасневший носик, — придумаем что-нибудь, я обещаю.
Нужно было ее как-то отвлечь.
— Ты вчера мне про японских бабочек начала рассказывать, да уснула. Расскажи мне о них, ну пожалуйста, — попросил я ее.
— Что-то я не помню такого… ты меня ни с кем не путаешь? Когда это я тебе про бабочек рассказывала?
— Ты уже засыпала; и когда я спросил, у кого бывают бабочки, ты пробормотала что-то там про японцев.
— А, ну да… На самом деле, бабочки у кого угодно бывают.
— Давай, для начала, остановимся на японцах.
— Ну хорошо, японцы так японцы. Ничего особенного я тебе рассказать не могу, помню только, что бабочка у них — это символ легкомыслия, брака и семейного счастья…
— Отличный набор, — восхитился я, — и главное — очень последовательный.
— Нет, стоп, я кажется перепутала — это у китайцев — легкомыслие, а у японцев — любовь и брак. Или нет…, — она задумалась, — наверное так: одна бабочка — это ветреность и легкомыслие, а пара — это брак, семья и все такое. Давай сейчас глянем…
И она полезла в библиотеку.
— Ты что ищешь? — спросил я.
— Японские трехстишия, хокку, там про бабочек непременно должно быть… Во смотри, Кобаяси Исса написал…
Я посмотрел:
Порхают бабочки.
Я же по миру влачусь,
Словно пыль по дороге.
— Ясно? — спросила Татьяна.
— А что тут непонятного? Стой, вот на этот дай взглянуть, — я не дал ей закрыть страницу.
Потеряв крыло,
Бабочка бьется в пыли,
а у кошки — трофей.
Подписано: Тамака Таники.
— Хм, любопытная идея, — похвалил я, имея в виду связь со злополучным трехкрылым треугольником. Бескрылое легкомыслие — звучит не слишком осмысленно и непохоже, чтобы знак на груди у Номуры означал именно это.
— Бабочки и пыль — возрождение и смерть, вечные темы, — последовало объяснение для тупых. Я продолжал рассматривать текст, как вдруг вместо него появилась довольная Марго — компьютер решил, что Марго для нас важнее.
— Вы чего так уставились? — удивилась она.
— На твоем месте только что были стихи, — с укоризной в голосе объяснила Татьяна.
— На каком таком, моем месте? Ааа, на экране что ли? Ну извините… Не поздновато ли для стихов? — и она хихикнула.
— Для стихов никогда не поздно, — отрезал я.
— Про что хоть стихи?
— Про бабочек, — ответили мы хором.
— Ну вы даете… почитайте и мне, что ли, — попросила она.
Татьяна уполовинила Марго — так, чтобы стал виден текст.
— Марго, ты не возражаешь, если мы тебе правое ухо подрежем? — прокомментировал я Татьянины действия.
— Режьте, оно все равно великовато — не то что левое, — разрешила она. Татьяна зачитала ей про бескрылую бабочку.
— Тоскливые стихи вы читаете… — пошмыгав носом отозвалась Марго, — и зачем кошке такой трофей.
Никакой тайны из бабочек у меня не получилось, и я спросил ее напрямик:
— Марго, расскажи нам какую-нибудь историю про трехкрылую бабочку. Только не спрашивай, зачем.
Марго задумалась минуты на две, а потом выдала:
— Я где-то читала, но уже не помню где… Была такая история, произошла она давным-давно и, к тому же, на Земле. Одна путешественница гуляла где-то в тропиках — на Амазонке, по-моему. Сорвала она как-то раз цветок орхидеи и стала обрывать с него лепестки…
— А это еще зачем? — удивился я.
— Тогда так гадали, чет-нечет, понимаешь? У них цветы были вместо генератора случайных чисел. Ей нужно было выбрать, куда идти дальше, заблудилась она, одним словом. Так вот, на цветке сидела золотая бабочка и лепестки были тоже, золотые. Путешественница оборвала бабочке крыло — перепутала с лепестком. Бабочка оказалась очень мстительной. Когда путешественница, измученная долгой дорогой, уснула, бабочка подлетела к ней и убила… Вот такая трагическая история, — подвела итог Марго.
— Ты все напутала, — возразила Татьяна, — у Эверса немного иначе… Та путешественница коллекционировала бабочек и, найдя золотую бабочку, проткнула ее иглой. А дальше было примерно так, как ты сказала.
— Ну не знаю, — странно, но Марго не хотелось спорить, — вы просили, я рассказала… Я, собственно, по другому поводу звоню. Ты на симпозиум едешь?
— А тебя почему это волнует? — поинтересовался я у Марго. Она призналась:
— Так я тоже хочу, а туда только одно свободное приглашение осталось. Ну так ты едешь? — снова спросила она.
Татьяна вопросительно посмотрела на меня. Делать было нечего, и я согласился взять Татьяну на Оркус.
— Никуда она не едет, — ответил я за Татьяну.
— Ну и чудненько! — обрадовалась корыстная Марго, — тогда — пока!
Марго пропала. Татьяна поспешила чмокнуть меня в щеку. После столь трогательной благодарности, я уже не имел права передумать.
5
Всю ночь я проворочался, изобретая для Ларсона самую страшную месть на свете. Впечатление от вчерашнего розыгрыша не рассеялось и к утру. Но как отомстить Ларсону, я так и не придумал.
В этот день мне почти удалось добраться до Отдела. У самых дверей Отдела я притормозил и подумал, а за каким чертом я сюда приехал — Шефа на рабочем месте не было, от шутника Ларсона меня тошнило, Яна наверняка начнет приставать по поводу галлюцинирующего визора. Я вышел на улицу. За ночь и земля и деревья покрылись тонким слоем инея. Тень от здания мешала фаонскому солнцу растопить иней прямо с утра. И пока земля и деревья из седых не превратились в мокрых, я решил повторить свой вчерашний маршрут, а заодно, еще раз продумать, что сказать Ларсону. Или сделать.
Рабочий день начался полчаса назад и те сотрудники, что предпочитали утреннюю пробежку вечерней, уже покинули лес. Я снова был один, но вот что странно: ларсоновский розыгрыш так меня встряхнул, что за все время прогулки я ни разу не вспомнил о своих вчерашних страхах. Или, лучше сказать, страх ни разу не вспомнил обо мне, хотя я о нем как раз вспомнил, но только под конец прогулки — когда шел к стоянке; и я удивился, почему это он не появляется. На Ларсона я больше не обижался, но в Отдел так и не пошел. Вместо этого я с полчаса покружил над городом, затем полетел к Институту Антропоморфологии.
Я поджидал Типса у заднего выхода корпуса "D". Флаер припарковать здесь было негде, пришлось коротать время сидя на бетонной скамье напротив выхода. Через десять минут я пожалел, что с утра не надел куртку с обогревом. Техники из службы энергоснабжения и регенерации дежурили посменно. Их утренняя смена заканчивалась, когда у всех остальных сотрудников Института наступало время обеденного перерыва. Долговязый, угрюмый Типс появился в компании сослуживцев. Я окликнул его:
— Типс, можно вас на пару слов.
Он покосился на коллег.
— Мы тебя подождем, — сказал один из них.
— Лучше не стоит, — каменным голосом посоветовал я.
— Я тебя предупреждал, что они от тебя не отстанут, — напомнил Типсу его коллега. Остальные техники, включая Типса, посмотрели на него с какой-то странной укоризной. Наверное, он них был признанным занудой. — Ладно, держись, — ободрил зануда.
Поочередно оглядываясь, они пошли вдоль корпуса Института по направлению к стоянке.
— Ну что вам еще?! — спросил Типс недовольно, — меня уже три раза вызывали. Не знаю я ничего про этого Брауна.
— Два, — поправил я его, — два раза вызывали.
В «Деле Брауна» я нашел только две записи беседы с Типсом. Он вскинул подбородок и пропыхтел:
— Ну два, и что с того?
— Вы куда шли? К стоянке флаеров? — спросил я, с трудом вынося его грубоватый тон.
— Вообще-то мне к «трубе», — ответил он уже мягче.
— В таком случае, я вас довезу, куда скажете, — пообещал я ему, — но прежде мы немного побеседуем. Когда вы познакомились с Брауном?
— Полтора года назад — может, чуть больше. Об этом у вас все записано. Со мной беседовал этот, как его… майор, по-моему…
— Виттенгер, — подсказал я.
— Да, он самый, — подтвердил Типс, — он уже не ведет это дело?
— Виттенгер занимается убийствами. Браун не его клиент. Итак, вы познакомились полтора года назад. И с тех пор вы работали в одно смене?
— По-разному — то в одной, то попеременно…
Он, по-видимому, хотел напомнить, что об этом он тоже уже говорил Виттенгеру, но промолчал. Я снова спросил:
— Почему вы назвали Брауна недоумком?
— Так вот вы про что… Что, я прямо так и сказал?
— Все записано, — подтвердил я. Если до этого он только пыхтел, то теперь, точно, вскипел:
— Да пусть хоть трижды записано — я же вам не врач! Я говорю, что думаю. Будь я психиатром, может и обязан был бы объяснять почему да зачем. Но котелок у Брауна плохо варил, это факт!
— Вот о фактах мне и расскажите.
Типс нахмурился.
— Забывал он все. Витал где-то в облаках. Случалось, десять раз ему повторишь, что мол, к примеру, завтра септофлотатор надо поставить на профилактику, а придешь утром — опять все забито. А он глядит тебе в глаза, радостный такой, будто так и надо! Или возьмите хоть барионную центрифугу…
— Не надо брать центрифугу, — предостерег его я, — итак, Браун страдал забывчивостью, вы это хотели сказать?
Типс расстроился, что я не дал ему дорассказать про центрифугу.
— Не забывчивость это была. Я сам иной раз забуду у протомайзера турбулятор отключить. А Браун… Как будто не ему объясняешь, понимаете? То человек, как человек, то словно в упор тебя не видит, как автомат какой-то или как во сне. И взгляд другой. Я все твержу ему: ты подумай сперва, прежде чем что-то сделать, а он кивает — да, мол, понял, подумаю, а барионную центрифугу заклинило, как в прошлый раз…