– Опусти руки вниз.
Выполняю. Чувствую, как широкая пластиковая опояска охватывает мое туловище, крепко прижимая руки к бокам. Все. Связали. Можно дальше не рыпаться. Боевик усаживает меня в пассажирское кресло и закрывает дверь бутвиля, отрезая от меня Сятю и надежду на спасение.
– Я второй. Груз с нами, готовьте профессора, - докладывает боевик, а мне остается только проклинать Сятю за трусость и гадать, что еще за "профессор" на мою голову.
Машина снижается до земли, выпускает колеса и быстро едет между домами-башнями. От нечего делать пялюсь в окно, но там не происходит ничего интересного: не смотря на утро, улицы по-прежнему пусты, если не считать одинокого человека в лохмотьях, который медленно бредет по тротуару и толкает перед собой покосившуюся, забитую до отказа грузовую тележку. Вскоре бутвиль тормозит возле одного из подъездов, и мне приказывают:
– Давай на выход.
Пытаюсь встать, но на сломанную ногу наступить абсолютно невозможно. И как я только бегал на ней до сих пор?! И бегал, и прыгал, и лазил…
Боевики равнодушно наблюдают за моими потугами. А, может, и не равнодушно, может, у них на лицах сейчас гримасы сочувствия или раздражение, но я вижу лишь непроницаемые забрала их шлемов. Наконец, один из боевиков лезет в грузовой отсек мобиля и извлекает сборные походные носилки.
– Ложись.
Выполняю команду с удовольствием, только теперь понимая, насколько сильно умаялся за эту ночь. Усталость и боль берут свое - на меня наваливается апатия и отупение. Закрываю глаза. Мне становится совершенно безразлично, что именно будет со мной дальше.
* * *
Наверное, я задремал или потерял сознание от боли. В себя прихожу в медицинском кресле-анализаторе, которое стоит в комнате вроде тех, по которым я бегал всю прошлую ночь. Эта комната, правда, довольно чистенькая и оборудована как медицинский пункт, но мне почему-то кажется, что порядок здесь навели совсем недавно, и что еще вчера тут царили разруха и хлам.
В комнате кроме меня два человека: худенькая невысокая женщина в белом врачебном комбинезоне и шапочке с респираторной маской и мужчина в синем костюме хирурга. Моя сломанная нога уже обработана и закована в медицинский панцирь. И на том спасибо. Значит, я уже сейчас смогу наступать на нее… если мне, конечно, позволят встать. Пока же я крепко привязан к креслу тугими ремнями и опутан датчиками, которые измеряют мой пульс, температуру, снимают кардиограмму, энцефалограмму, тамограмму и еще целую кучу всего.
– Кто вы? - не могу удержаться от вопроса.
Женщина вздрагивает и смотрит на меня. Ее лицо почти полностью спрятано под маской, я не знаю, молодая она или старая, я могу видеть только ее глаза - выразительные, серые, с золотистыми ободками возле зрачков. Она глядит на меня с восхищенным любопытством, к которому примешивается толика ужаса. Так в зоопарках смотрят на тигра или руста - и красиво, и страшно, а вдруг вырвется?
Лицо мужчины так же скрывает маска, но, судя по выражению его глаз, он абсолютно, я бы даже сказал, академически спокоен. Я его не очень-то интересую, он просто выполняет свою работу. Он прикасается к моему подбородку затянутыми в хирургические перчатки пальцами и рассматривает мои зрачки, а потом сверяется с показаниями приборов и бормочет:
– Странно, наркоз еще должен действовать.
– Вы кто? - с нажимом повторяю я. Говорить трудно. Раскалывается голова. Рот пересох и словно забит песком. - Дайте попить.
– Пока нельзя, - отвечает хирург. - Потерпите. Вначале мы должны закончить обследование.
Молча закрываю глаза. Мне остается только ждать. Тихо жужжат приборы, украдкой вздыхает женщина, что-то бормочет себе под нос мужчина. Иногда они обмениваются между собой медицинскими репликами, из которых мне ясно одно: хирург удивлен и разочарован, что-то в показаниях приборов его не устраивает. Это он зря. Я абсолютно здоров. Последнее медицинское обследование я проходил меньше месяца назад. И вообще, нас, гонщиков, врачи проверяют, пожалуй, чаще, чем представителей любой другой профессии.
Чувствую, что мне в вену вонзается игла, и открываю глаза. Ага. Берут кровь на анализ. Хотя… Что-то много берут. Для анализа достаточно одной капли, а из меня выкачивают целую пробирку. Пробирка заполняется, и женщина забирает ее из кронштейна, а на ее место ставит другую - пустую. Что за дела?! Сколько же крови им нужно?! Только собираюсь начать возмущаться, как игла покидает мою вену, а хирург говорит кому-то по коммуникатору:
– Давайте воду.
Самое время! А то язык у меня уже распух и едва помещается в пересохшем рту.
Входит один из давешних боевиков - на башке шлем с опущенным забралом, в одной руке бластер, в другой закрытая крышкой прозрачная емкость с водой. Хирург берет емкость. Я ожидающе подаюсь вперед, насколько мне позволяют ремни. Давайте же скорее, сволочи, сил нет ждать! Но врач ставит воду на стол, берет шприц, закачивает из пробирки мою кровь и вонзает шприц в крышку. Игла протыкает легкий пластик и набухает красными каплями. Вода украшается алым мутноватым облачком. Оба врача как завороженные смотрят на емкость. Мужчина взбалтывает воду, и кровь окрашивает жидкость в более-менее равномерный красноватый цвет.
– Растворилась! - потрясенно говорит женщина. А она чего ждала, интересно?
– Вот дерьмо, - не выдерживаю я. - Дайте же мне попить, сволочи, и объясните, наконец, что вам от меня нужно!
– Можно его напоить, док? - спрашивает боевик, который принес емкость с водой.
– Что? А… да, пожалуйста.
Боевик достает из кармана комбинезона плоскую фляжку. Откручивает крышку и подносит к моим губам. Жадно пью напиток, который оказывается энергетическим тоником. Классная штука - быстро снимает жажду, усталость и придает сил. Мы употребляем такой во время гонок.
– Спасибо, братан, - говорю боевику. - А теперь, может, поговорим?
– Да вроде не о чем, - отвечает тот и спрашивает врача: - Он вам еще нужен?
– Нет, все, я закончил, можете убирать.
– Что значит, убирать? - настораживаюсь я, но тут боевик делает какой-то жест за моей головой, и я погружаюсь во тьму.
Глава 2
Клиника
У, блин, до чего же трещит голова. Ну, я вчера и набрался! Только бы Билл ничего не узнал - нам ведь категорически запрещено пить все, что крепче пива, да и то в ограниченных дозах. Запрет на алкоголь - один из пунктов моего контракта, и если Билл узнает, меня ждет нехилый штраф. Это первая мысль, которая слабо шевелится у меня в голове. А вторая: ох и гад этот Сятя, так меня подставить! Найду, убью мерзавца! Стоп! А кто такой этот Сятя? И что я делал вчера? Нет, не помню. Весь вчерашний день полностью стерт из памяти, как ненужный файл.
Открываю глаза и сажусь, придерживая руками тяжелую, как гиря, голову. Я у себя дома в кровати. Абсолютно голый, что не удивительно, я всегда сплю именно так. Удивительно другое - моя правая нога. Она в медицинском панцире, похоже, я ее сломал. Вот только, как и когда? Вот бляха-муха, ничего не помню. Голова просто раскалывается, и жажда неимоверная.
К счастью, на столике рядом с кроватью обнаруживается бокал с тоником и зеленая пилюля, внешне похожая на "похмелин" - принимал такие однажды после официально санкционированной попойки в честь победы Мартина на "Кольце Вселенной". Несколько мгновений пытаюсь поразмышлять на тему: кто же это так обо мне позаботился; но голова звенит, трещит и гудит, и я бросаю эту затею до лучших времен. Запихиваю пилюлю в рот и жадно выпиваю тоник, не переставая удивляться сам себе. Вот это я вчера погудел! Очень интересно, где же я был и с кем так надрался. И подрался. Вообще-то, это не в моих привычках - пить и бузить, да еще за неделю до гонки. И дело здесь даже не в штрафе и не в контракте. Я искренне уважаю спортивный режим и знаю, что это очень нужная штука для гонщика. Если этот самый гонщик хочет быть победителем, конечно. Я хочу. Гонка - это моя жизнь…
Смотрю на часы: скоро одиннадцать. Твою за ногу! Проспал! Билл, небось, там уже рвет и мечет. Странно, что он еще не оборвал мне коммуникатор. А, кстати, где мои клипса и браслет? На столике у кровати их нет… И тут словно отвечая на мои мысли громко пиликает вызов визор-связи. Звук - будто ножом по стеклу. Зажимаю уши руками. Нет, вообще-то, мелодия у визор-фона приятная, сам устанавливал, взял мелодию моей любимой группы "Пилигримы Космоса", но сейчас звук кажется противным донельзя.
– Отключить! - рычу я. Не хочу сейчас разговаривать ни с кем, а уж тем более с Биллом. Мне надо вначале залезть под душ и немного очухаться.
– Принято, Брайан, - откликается Барабашка, и наступает благословенная тишина. Несколько минут наслаждаюсь ею и чувствую, как под воздействием пилюли утихает головная боль. А затем встаю и ковыляю в туалет, прихрамывая на правую ногу.
Вообще-то эти медицинские панцири - очень удобные штучки. Они заменяют и гипс, и костыли одновременно. Внешний контур панциря сделан так, что при ходьбе нагрузка приходится не на ступню, и уж тем более не на сломанную кость, а выше, в моем случае на колено и верхнюю часть голени, так что при желании и известной ловкости я смогу даже бегать. Правда, к панцирю сначала надо привыкнуть. А пока я могу только ковылять.
Прохожу мимо ванной и вдруг слышу шум воды в душевой. Что за хрень?! Распахиваю дверь кабинки.
– Ты уже проснулся, милый? - щебечет стройная симпатичная шатенка примерно моего вкуса и возраста. Фигурка и личико у нее что надо, и капли воды заманчиво блестят на коже. Да, она была бы просто класс, если бы не один недостаток - я ее совершенно, ну то есть абсолютно не знаю!
– Ты кто?
– Ты не помнишь? - Она обижена. Или делает вид. - Мы познакомились вчера в баре "Три кита", пили, танцевали, а потом приехали к тебе… Рассказывать дальше?
– Валяй.
Она подходит вплотную, обнимает меня за шею, заставляя склониться к ней, и мурлычет:
– А дальше, мы сделали вот так.
Она целует меня взасос, а ее руки весьма умело делают массаж некой части моего тела. Ничего не имею против - все равно на тренировку я уже опоздал, а на час или на два не имеет значения, но тут Барабашка сообщает:
– Брайан, к вам посетитель.
– Гони прочь, - бормочу и слышу в ответ: - У него имеется "экстренный допуск".
Это означает, что он все равно войдет, разрешу я или нет. Какого черта?! Я никому не давал "экстренных допусков" в свою квартиру! Даже Мартину и Биллу. Ко мне "экстренно" войти может разве что полиция.
– Подожди-ка, милая, сейчас выставлю кое-кого вон, и продолжим. - Отодвигаю девушку в сторону, накидываю банный халат, иду в гостиную и рычу: - Это у кого еще там "экстренный допуск", интересно?!
– У меня, - спокойно откликается мужчина лет сорока на вид. У него подтянутая спортивная фигура и цепкий взгляд. И он тоже мне абсолютно незнаком. И мне не нравится его внимательный, "рентгеновский" взгляд, который тщательно изучает мою, наверняка, помятую физиономию и задерживается на покалеченной ноге.
– Ну, а вы еще кто такой? - Я раздражен, и это не удивительно. Терпеть не могу незнакомых людей в своем доме. Мой дом - моя крепость и все такое. К тому же у меня опять начинает болеть голова, и снова хочется пить, причем жажда усиливается настолько, что я сейчас, кажется, выпил бы и океан. - Барабашка, тащи бутылку тоника… - Смотрю на гостя: - Будете пить?
– Да, кофе со льдом, если можно. - В отличие от меня, незваный гость невозмутим, как астероид перед носом знаменитого космического лайнера "Титаник".
– А мне маргариту, - появляется на пороге шатенка. Она и не подумала одеться. Присутствие постороннего ее нисколько не смущает.
– Бутылку тоника, кофе со льдом и маргариту, - командую я.
– Принято, Брайан, - откликается Барабашка.
– Итак, мы, кажется, остановились на том, кто вы такой? - спрашиваю у гостя.
– Минуточку, - возражает он, - вначале представьте мне вашу… э… знакомую.
– С какой это стати? - возмущаюсь я. Мне почему-то стыдно признаться, что я совершенно не помню ее - ни имени, ничего. Вообще-то мне случалось снимать в баре девчонку на одну ночь, но я хотя бы помнил об этом, а сейчас - в голове полный провал.
– Лариса Борнатье, - говорит она и идет в спальню.
Мы с незнакомцем провожаем ее одинаковыми насторожено-восхищенными взглядами. Она возвращается с сумочкой, достает из нее прозрачную бляху ИД на золотой цепочке и протягивает гостю.