— Как зовут? — спросил он безучастно.
Ответ застрял у Вуда в горле. Он откашлялся, чтобы выдавить его.
— Вуд, — сказал он наконец.
— Родственники есть?
Вуд отрицательно качнул головой.
— Друзья?
— Больше нет.
— Что за диплом?
— Колумбийский университет, 1925 год. Точные науки.
Выражение лица толстяка не изменилось. Он сунул руку в левый карман и вынул бумажник.
— Как вы договорились с этим человеком?
— Ему причитается моя первая получка.
Вуд молча наблюдал, как несколько зеленых бумажек перешли из рук в руки. Он смотрел на них жадно, со страстью.
— Можно мне умыться и побриться, доктор? — спросил он.
— Я не доктор, — ответил толстяк. — Меня зовут Кларенс. Просто Кларенс, без «мистер».
Он резко обернулся к незнакомцу, пристально следящему за их разговором.
— Ты что здесь ошиваешься?
Спутник Вуда попятился к двери.
— Пока, стало быть, — сказал он. — Обоим нам обломилось, а, Вуд?
Вуд улыбнулся и радостно кивнул. Ироничные нотки в жестком голосе незнакомца прошли мимо его внимания.
— Я покажу вам вашу комнату наверху, — сказал Кларенс, когда деловой партнер Вуда ушел. — Там, кажется, и бритва есть.
Они вышли в мрачный холл, колли следовала за ними по пятам. Лампочка без абажура свисала на проводе над столом. На стене за ним Вуд увидел себя, в овальном зеркале, нечесанного и неопрятного. Драный ковер закрывал пол вплоть до двери, ведущей в заднюю часть дома, узкие ступеньки поднимались винтовой лестницей на следующий этаж. Помещение было запущенным и унылым, но у Вуда как-то сместилось понятие о роскоши.
— Подождите здесь, пока я позвоню, — сказал Кларенс.
Он закрыл за собой дверь в комнату напротив лестницы. Вуд погладил дружелюбно ворчащую собаку. Через стенку до него доносился голос Кларенса.
— Хэлло, Мосс?.. Пинеро привел человека. Ответы дает подходящие… Колумбийский, 1925 год… Судя по виду, ни цента… Позвонить Тальботу? Но когда?.. Хорошо… Приедете, как только закончится заседание правления?.. Хорошо… А… какая разница… Вы ведь и так от них получили все, что хотели.
Вуд услышал, как Кларенс положил трубку на рычаг и снял ее снова. Мосс? Это же великий хирург, директор больницы «Мемориал». Но в той статье о кататониках был какой-то намек на его уход из больницы.
— Хэлло, Тальбот? — послышался голос Кларенса. Приезжайте завтра в полдень. Мосс обещает к этому времени все подготовить… Не волнуйтесь. Этот раз уж точно последний. Нет, нет, все будет в порядке.
Имя Тальбота показалось Вуду знакомым. Должно быть, это тот самый Тальбот, о котором писала «Морнинг Пост» семидесятилетний филантроп. Хочет, наверное, чтобы Мосс его оперировал. Что ж, его-то это не касается.
Когда Кларенс вернулся к нему, Вуд думал только о семидесяти пяти в месяц, о комнате и еде. Но, более того, он ведь нашел работу! Несколько недель приличной еды, новая одежда — и вскоре он окончательно забудет горечь поражения.
Он забыл даже о том, чему удивился с самой первой минуты: в доме не было никаких признаков, типичных для приемной врача. Он ни о чем вообще не мог думать, кроме отведенной ему опрятной комнаты на третьем этаже, выходящей окнами на двор. И бритья…
* * *
Доктор Мосс повесил трубку телефона умышленно спокойно. Проходя белым больничным коридором к лифту, он чувствовал на себе любопытные взгляды. Но на его тщательно выбритом розовом лице не было и намека ответа на вопрос, задаваемый вопрошающими глазами. В кабине лифта он стоял, небрежно засунув руки в карманы. Лифтер не смел ни говорить с ним, ни взглянуть на него.
Мосс взял свои пальто и шляпу. Перед столом дежурного в приемной толпилось гораздо больше людей, чем обычно. У них был настырный вид газетных репортеров. Он стремительно прошагал мимо.
Высокий, на редкость тощий человек, хищно вперивший взгляд в Мосса, был острием клина репортеров, устремившихся ему вслед.
— Вы не можете уйти, не сделав никакого заявления для прессы, док, — сказал он.
— Могу и не вижу никаких препятствий к этому, — кивнул Мосс в ответ, не останавливаясь.
Выйдя на улицу, он махнул рукой такси, стоя спиной к репортерам.
— По меньшей мере могли бы сказать нам, остаетесь ли вы директором госпиталя.
— Спросите об этом членов правления.
— А как насчет кататоников?
— Спросите об этом у кататоников.
Подъехало такси. Садясь, Мосс услышал, как длинный газетчик воскликнул: «Вот холодная гадина!»
Он даже не оглянулся, чтобы насладиться их растерянностью. Несмотря на все свое внешнее хладнокровие он чувствовал себя не так уж спокойно. Этот человек из «Морнинг Пост» — Гилрой, или как там его, — написал сенсационную статью о брошенных кем-то на улице кататониках и дошел до того, что заявил, что они вовсе не кататоники. Тальбот — один из хозяев газеты. Ему надо сказать, чтобы публикацию этих статей немедленно прекратили. Хотя и сейчас уже остальным газетам будет достаточно статьи Гилроя, чтобы ухватиться за нить.
Умно, умно он заметил, что жертвы страдали вовсе не кататонией. Но этот репортер из «Морнинг Пост» задал себе изрядную работенку, пытаясь понять, как три человека, разбитые параличом, могли оказаться на улице без всяких следов, указывающих, откуда они там появились и какое отношение к их состоянию имеют хирургические разрезы. Он, Мосс, и сам только недавно разрешил эту загадку до конца.
Губы подвижного рта угрюмо сжались. Где же ему теперь взять денег? Из больничных фондов он выдавил все, что можно, долг вырос до угрожающих размеров, а все недостаточно. В бездонной прорве его экспериментов утонет с десяток таких фондов.
Если бы только удалось уговорить Тальбота, доказать ему, что неудачи на самом деле не были неудачами, что больше он не ошибется…
Однако Тальбот — крепкий орешек. Мосс не выудит у старого скряги и цента, пока не докажет, что стадия экспериментов завершена; но нет, на этот раз неудачи не будет!
Мосс легко вылез из такси. Уверенный походкой он взбежал по ступенькам, не глядя «по сторонам, хотя день был чудесный, теплый, солнечный, и за крышами невысоких домов уже виднелась распускающаяся зелень в Центральном парке.
Он открыл дверь и нетерпеливо прошел в узкий темный холл, не обращая никакого внимания на колли, весело выбежавшую ему навстречу.
— Кларенс! — позвал он. — Попросите вашего нового лаборанта спуститься вниз. Я даже не буду есть.
Он снял шляпу, сбросил пальто и пиджак, небрежно повесив их на крюк у зеркала.
— Эй, Вуд! — крикнул Кларенс, задрав голову. — Вы уже готовы?
С третьего этажа послышались легкие торопливые шаги.
— Кларенс, мой мальчик, — сказал Мосс тихо и стремительно. — Я знаю, что было не так. На самом деле никакой неудачи мы не потерпели. Я докажу тебе… Будем делать все так же, как и в прошлый раз.
— Так почему же у нас тогда ничего не получилось?
На лестнице показались ноги Вуда.
— Ты все поймешь, как только мы закончим, — торопливо прошептал Мосс, и Вуд спустился к ним.
Даже тех нескольких часов, прошедших с момента устройства на работу, было достаточно, чтобы преобразить Вуда. Он больше не чувствовал себя никчемным и никому не нужным человеком.
— Вуд… доктор Мосс, — небрежно сказал Кларенс.
Вуд, запинаясь, пробормотал что-то невнятное, выражающее его энтузиазм по поводу работы, хотя он ничего не знает о медицине.
— Этого от вас пока не требуется, — шелковым голосом ответил Мосс. — У нас вы все равно научитесь большему, чем многим хирургам удается научиться за всю свою жизнь.
Эти слова могли означать все, что угодно, или ничего. Вуд даже и не пытался понять. Что его удивило, так это какая-то потаенная дикость, прозвучавшая в тихом голосе. Странная манера разговаривать с человеком, которого наняли подавать инструменты и выполнять обыденную черновую работу.
Он молча проследовал за ними в сверкающую чистотой операционную. Здесь он чувствовал себя менее уютно, чем в отведенной ему комнате, но когда он убедил себя, что в тоне Мосса просто прозвучал характерный для него сарказм, энтузиазм вернулся к нему. Пока Мосс мыл руки в глубоком тазу, Вуд огляделся по сторонам.
В центре комнаты стоял операционный стол, ровно, без морщин обтянутый чистой простыней. Над столом висели пять бестеневых ламп. Комната была небольшой. Даже неопытному глазу Вуда было заметно, как близко все лежало под рукой доктора — подносы с тампонами, зажимы, стерилизационный прибор, из которого вырывались клубы пара.
— Мы проводим очень много хирургических экспериментов, сказал Мосс. — Вам по большей части придется обеспечивать наркоз. Кларенс, покажите ему, как это делается.
Вуд внимательно наблюдал. Подача и отключение гелия, кислорода и циклопропана. Индикаторы переобогащения смеси. Не забыть проследить за водяным фильтром…
По предложению Кларенса он поднес к лицу раструб, чтобы попробовать изготовленную смесь. Он не знал, что циклопропан действует так быстро, что иногда на этом попадаются даже опытные люди…
* * *
Вуд лежал на полу, задрав в воздух руки и ноги. Попытавшись распрямить их, он перекатился на бок. Голова его до сих пор кружилась от наркоза. На шее ощущалось что-то, похожее на хирургический пластырь.
В комнате было темно, спущенные зеленые шторы не впускали в нее дневной свет. Где-то над ним и ближе к углу раздавалось тяжелое дыхание. Прежде, чем он успел встать и посмотреть, в чем дело, он услышал поступь приближающихся к двери шагов.
Дверь распахнулась. В комнату полился свет. Вуд вскочил на ноги, но оказалось, что стоять прямо он не может. Он снова рухнул в прежнее положение, оказавшись лицом к лицу с людьми, наблюдающими за ним с холодным интересом.
— Он пытался подняться, — констатировал один из них.
— А чего же еще вы от меня ожидали? — резко отрубил Вуд. Голос его прозвучал странным протяжным воем, в котором нельзя было различить слова. Растерянный и разъяренный, он глянул на них.
— Держи его на мушке, Кларенс, и убери штору, — сказал Мосс. — Я хочу взглянуть на второго.
Вуд отвернулся от угрожающего дула револьвера и увидел, как доктор приподнял человека на постели. Кларенс спиной отошел к окну и поднял штору. Яркий полуденный свет заставил человека встрепенуться. Он повернулся профилем к Вуду. Его лишенные выражения глаза остановились на выскобленном розовом лице. За ушами вились длинные неухоженные волосы.
— Можете убедиться, Тальбот. — Сказал Мосс старику.
— Снимите его с кровати и заставьте действовать так, как он должен действовать согласно вашим словам, — ответил старик, взволнованно теребя трость.
Мосс сдернул человека с кровати и рывком поставил его на ноги. Секунду он простоял без помощи, потом рухнул на четвереньки и уставился на Вуда.
Чтобы узнать лицо перед собой, Вуду потребовалась минута, полная ошеломленного недоумения. Он видел его каждый день всю свою жизнь, но никогда не видел так… обособленно. Круглые, пустые глаза, расслабленные мышцы, идиотское выражение…
Но это же его собственное лицо! Вуда охватила паника. Он посмотрел на свое тело, пытаясь зацепить взглядом как можно больше. Из его плеч росли две волосатые ноги, прочно упирающиеся в пол собачьими лапами. Он неуверенно заковылял к Моссу.
— Что вы со мной сделали? — заорал он, но вместо крика из его горла вырвался собачий лай. Доктор поманил своих спутников к двери. Вуд почувствовал, как у него ощерились клыки. Кларенс и Тальбот уже вышли из комнаты. Мосс, напрягшись, стоял в двери, держа руку на дверной ручке. Его ледяные и неподвижные глаза пристально следили за Вудом. Как только тот прыгнул, он захлопнул дверь и Вуд врезался в нее плечом.
— Он понимает, что произошло, — послышался за стеной голос Мосса.
Мосс был не совсем прав. Вуд понимал, что что-то случилось, но отказывался верить, что лицо стоящего перед ним на четвереньках и тупо вперившего в него взгляд человека, было его собственным лицом. И, тем не менее, он не мог не узнать его. А сам он, Вуд, стоял на четырех собачьих лапах.
Невероятно! Гипноз? Но, повернув голову, он видел свое собственное тело, застывшее на четвереньках, как будто оно не могло подняться на ноги.
Он оказался вне своего собственного тела. Это очевидно. Каким-то образом его оттуда извлекли. Наркотиками или гипнозом Мосс поместил его в тело собаки. Он должен вернуться в свое собственное тело. Но как? Как возвращаются в свое собственное тело?
Мысли его заметались. Рассеянно он услышал своими острыми собачьими ушами, как те трое вошли в соседнюю комнату. Мозг сковал леденящий страх. Его собственное человеческое тело было непроницаемо, герметически закрыто для него.
Из соседней комнаты донесся скрип мебели. Тальбот перестал нервно постукивать тростью.
— Это должно убедить даже вас, Тальбот, — раздался голос Мосса. — Я поменял им личности без малейшего ущерба разуму.
Вуд вздрогнул. Эти слова означали… а нет, абсурд! И, тем не менее, они действительно объясняли, почему его тело стояло на четвереньках, а не на ногах. Они означали, что внутри его тела находится колли!
— Допустим, что с этим вопросом все в порядке, — услышал он голос Тальбота. — Но как насчет самой операции? Не больно это, пересаживать мозги из одного черепа в другой?
— Их нельзя пересаживать из одного черепа в другой, — ответил Мосс. В его голосе появились еле заметные нотки раздражения. — Размеры разные, да и нет необходимости пересаживать весь мозг целиком. В самой глубине мозга надежно спрятано таинственное маленькое тело — менее четверти дюйма в диаметре, — которое называется шишковидной железой. Некоторым образом эта железа контролирует личность. Когда-то она была третьим глазом.
— Была третьим глазом, а теперь контролирует личность? — воскликнул Тальбот.
— Почему же нет? Жабры наших предков-рыб превратились в евстахиеву трубу, которая контролирует чувство равновесия. О шишковидной железе не было известно практически ничего, до тех пор, пока я не разработал новый метод ее извлечения из-под мозга, а не через мозг. Когда я пересадил железу кролика крысе, а железу крысы кролику, то кролик вел себя как крыса, а крыса — как кролик. Это эмпиризм: получается, но я не знаю как.
— Почему же тогда те трое вели себя как… Что там у вас за словечко?
— Кататоники. Видите ли, Тальбот, пересадки были абсолютно успешными, но все три раза я повторил одну и ту же ошибку, пока не понял в чем дело. Да, кстати говоря, снимите щелкопера из вашей газеты с этой опасной темы. Он подобрался довольно близко. Все трое вели себя почти как кататоники, если не считать отсутствия задержки слюноотделения, потому что я пересадил им железы крыс. Представьте себе, что получается, когда мозг крысы пытается управлять гигантским человеческим телом. Это вне его возможностей. Мозг просто сдается, отказывает. Но разница между телом собаки и телом человека не так велика. Собака обескуражена, но пытается управлять своим новым телом.
— Операция очень болезненна? — спросил Тальбот.
— Ни малейшей боли. Разрез незначительный и быстро заживает. Быстрота восстановления сознания очевидна: Вуда и собаку я оперировал прошлой ночью.
Сознание Вуда в черепной коробке собаки отказывалось функционировать. Его личность насильственно и навсегда была отторгнута от его тела и втиснута в собачью шкуру. Он был абсолютно беспомощен; его возвращение в собственное тело целиком и полностью зависело от Мосса.
— Сколько вы хотите? — осторожно поинтересовался Тальбот.
— Пять миллионов.
— Я дам вам пятьдесят тысяч наличными, — ответил надтреснутый голос старика.
— За то, чтобы обменять ваше умирающее тело на юное, сильное и здоровое? — спросил Мосс, подчеркивая каждое слово. — Цена пять миллионов.
— Я дам вам семьдесят пять тысяч, — сказал Тальбот. — Собрать пять миллионов невозможно. Это вне вопроса. Все мои средства вложены в мои… в мои синдикаты. Большую часть прибыли мне приходится расходовать на выплату зарплаты, на оборот и на закупку оборудования. Откуда я вам наберу пять миллионов наличными?
— А я этого и не хочу, — сказал Мосс с легкой насмешкой в голосе.