Никто не попадается мне ни во дворе, ни в подъезде нужного мне дома. Это мне на руку.
На этот раз я не собираюсь врываться в квартиру через окно: во-первых, потому что день в разгаре, и прохожие могут неправильно оценить ситуацию, узрев приличного на вид человека, карабкающегося с помощью специальных присосок по стене здания; а во-вторых, в этом нет никакой нужды.
Дверь квартиры, памятная мне тем, что в прошлый раз ее неоднократно выбивали и взламывали, теперь благополучно стоит на месте, и над ней еле заметно светится зеленоватым пятнышком объектив скрытой видеокамеры, сканирующей лестничную площадку под углом в сто восемьдесят градусов.
Кстати, вот еще один аргумент в пользу того, что хозяин квартиры – Шлемист. Иначе откуда у этого человека берутся деньги не просто на жизнь, но и на хорошую жизнь, если он не занимается регулярной трудовой деятельностью, пусть даже и частной?..
Перехитрить камеру над дверью очень трудно. Наверное, даже самый изощренный макияж не поможет в этом. Однако сделать это все-таки можно. Если человек бессилен против электроники, то у различных технических средств в этом противоборстве будет намного больше шансов.
Именно поэтому, заняв позицию в той точке пространства, куда камера не дотягивается своим «рыбьим глазом», я достаю небольшой приборчик, вся функция которого заключается лишь в том, чтобы создавать галлюцинации у различных видеосистем. Принцип его действия довольно прост. Системы наблюдения, в том числе и так называемые «домофоны», имеют в своем составе примитивный комп-блок, где хранится информация о предыдущих посетителях квартиры. Прибор посредством радиоволн подключается к этому комп-блоку напрямую, роется в его «памяти», а затем выводит нужную картинку на экран монитора и удерживает ее в течение нескольких минут (большей продолжительности домофон просто не вынесет и перегорит из-за конфликта электронной и оптической систем), независимо от реальной обстановки в зоне слежения.
Вскоре я удостоверяюсь в том, что посетителей у хозяина квартиры за последние двадцать четыре часа было немного. Точнее – всего один. Или одна, потому что это девочка лет шести, с голыми коленками и неуклюжим бантом на голове. Видимо, это и есть та самая Катерина, которую взял к себе в качестве приемной дочери Любарский.
Я фиксирую ее изображение на мониторе и нажимаю кнопку звонка. Через несколько секунд из домофона раздается голос:
– Что это ты так рано сегодня возвращаешься, Катя? Уже нагулялась?
Придется подключать запись звука тоже. Нажимаю соответствующие кнопки на своем хитром приборчике, и даже через дверь мне слышно, как в квартире раздается детский тоненький голосок:
– Да, это я, дядя Рик.
Некоторая несообразность ответа вопросу, видимо, принимается хозяином квартиры за алогизм детского поведения, потому что в следующую секунду замок щелкает, и дверь приглашающе сдвигается в стену.
Пользуясь этим приглашением, я перешагиваю порог и следую знакомым мне маршрутом в единственную комнату, дверь которой, как и следовало ожидать, плотно прикрыта.
Приборчик из моей руки перекочевывает в карман, а на его месте возникает тот самый фибриллятор, который достался мне в качестве трофея от Курова.
Ударом ноги отбрасываю дверь к стене и прыгаю в комнату, поводя из стороны в сторону набалдашником фибриллятора.
Рик Любарский, мой бывший соратник и помощник, сосредоточенно листает какую-то книгу, сидя в старом продавленном кресле у окна. К моему разочарованию, застать его в Шлеме не удалось, но на лбу его отчетливо проступает красная полоска, которую оставляет «забрало» Шлема после первых же пятнадцати минут работы.
Увидев меня вместо девочки, Рик вздрагивает и роняет книгу на пол.
– Адриан?! – чуть ли не заикаясь, восклицает Любарский с такой интонацией, будто меня вчера похоронили. – Но ведь ты собирался уехать? Что все это значит?
Он с видимым недоумением глядит на мой камуфляж, с еще большим удивлением – на фибриллятор в моей руке. Наверняка мозг его работает в эти секунды с гораздо бульшим быстродействием, чем самый современный компьютер.
– Ты прав, Рик, – отвечаю я, одновременно фиксируя каждое движение своего бывшего помощника. – Я действительно собирался покинуть ваш город, да вот, понимаешь, в последний момент меня задержало одно дельце… Не двигайся, – предупреждаю я, видя, что юноша пытается встать. – Эта штука у меня в руках делает человека покойником быстро, надежно и без шума. Не зря у нас называют его «труподелом»…
– Адриан, ты… – начинает он, но тут же смолкает.
– Ты хочешь спросить, в своем ли я уме? – продолжаю я его мысль. – Не бойся, парень, в своем, именно, что в своем… Во всех смыслах, чтоб ты не сомневался. Больше того: я не просто в своем уме, но я еще и очень умный, Рик. Я стал умным в тот самый момент, когда валялся в клинике доктора Бейтса с растопыренными конечностями, как лягушка на препараторском столике. Я стал еще умнее тогда, когда ты явился ко мне на встречу с невинным видом, якобы ничего не подозревая и старательно разыгрывая из себя «игрушку». И, наконец, я окончательно поумнел в ту ночь, когда ты пытался всучить мне моего коллегу Менеджера в качестве козла отпущения…
– Не понимаю, – говорит с застывшим лицом Рик. – О чем ты, Адриан? Что еще за доктор Бейтс? Что за бред ты несешь, Клур?
– Не прикидывайся, Рик. Ты все прекрасно знаешь и понимаешь. Только вот стараешься играть со мной до последнего. Ты одно пойми, Рик, рано или поздно, надо играть в открытую. Дело в том, что Шлемист – это вовсе не Ген Куров, а ты!
– Я все-таки считаю, что ты рехнулся, Адриан, – с кривой усмешкой говорит Любарский. – Ты помешался в силу своей профессии, и теперь в каждом встречном прохожем тебе чудятся игрушки, а в каждом любителе компьютерных игр – геймеры!..
– Возможно, мне и чудилось что-то за мою бытность в Интервиле, – медленно говорю я, – но этот этап быстро прошел. Ты прав, Рик, подозревать в геймерстве тебя, с добрым сердцем и чистой душой согласившегося помогать Контролю в охоте за Шлемистом, выглядело действительно нелепостью. Кто бы мог подумать, что человек, за которым гоняется целая свора «контроле-ров», сам будет помогать своим убийцам? Во всяком случае, я тоже поймался на эту удочку. Повторяю, сначала… Но потом я стал думать, Рик, и знаешь, до чего я додумался? Если бы Шлемист хотел меня убить, он бы сделал это без труда в первый же день… у кладбищенской стены недалеко от «Уютного уголка», помнишь? Однако он только несколько раз припугнул меня и притих. «В чем дело?», спросил себя я. И ответил: значит, Шлемисту что-то нужно от меня. Первой моей мыслью было: Шлемист стремится заполучить от меня секрет защиты от Воздействия – и это вроде бы выглядело правдоподобно. Это объясняло тот факт, что он отпустил меня из клиники Бейтса живым и здоровым – но под наблюдением. И было бы логично, если бы, в соответствии с нашим уговором, на встречу со мной Шлемист прислал бы «игрушку», чтобы забрать «заглушку» и попытаться убрать меня. Но вместо этого на встречу явился ты, Рик, ссылаясь на дурацкую отговорку о некоем прохожем, передавшем тебе, что я якобы жду тебя. – Рик хочет что-то возразить, но я говорю: – Не перебивай меня!.. «Медальона» у тебя с собой не было, однако, ты не находился под Воздействием, Рик, – это было установлено моими ребятами, которые контролировали место встречи. Ты понадеялся, что держишь меня под стопроцентным наблюдением, а на самом деле, под носом у твоих геймеров, мне удалось передать весточку своим, и они успели подготовиться к нашему рандеву… И вот тут-то меня словно током ударило: а что если Шлемист, то бишь ты, Рик, оказался таким самонадеянным наглецом, что явился лично повидаться со мной? Об этом, кстати, косвенно свидетельствовало и то, что тебе, засветившемуся у геймеров в качестве моего напарника, целую ночь и полдня удавалось благополучно шататься по всему городу, не став «игрушкой» и оставшись в живых… Однако в этой связи возникало определенное противоречие: если Шлемистом был ты, то зачем тебе нужен был весь этот фарс с рандеву, если я сам, своими руками, подарил тебе накануне эту самую «заглушку»? Ведь только идиот в подобных обстоятельствах мог бы не сообразить, что медальон и является тем самым чудодейственным щитом от Воздействия!.. И уж даже самый нелюбопытный субъект не утерпел бы и попытался бы установить, что же содержит этот самый медальон!.. Тогда я пришел к выводу, что твое странное поведение может объясняться очень просто: ты решил подставить мне кого-то в качестве главаря геймеров, а сам – остаться в тени и, после моего убытия с чистой совестью из Интервиля, возобновить свои грязные проделки. Да, должен сказать, что это была тонкая игра с твоей стороны, Рик: ведь ты ежеминутно рисковал быть раскрытым. Впрочем, видно, такие забавы тебе по душе: ведь и с Этенко ты тоже долгое время играл, как кошка с мышью, прекрасно зная, кто он такой на самом деле. И комбинацию с подставлением под удар Гена Курова, он же – резидент Контроля, ты задумал еще тогда, за много ходов вперед. Ты подсунул Слану ту же туфту, что и мне. Ты запугал его и заставил отсиживаться в твоей квартире, справедливо рассчитывая, что при таком раскладе тебя не заподозрят «контролеры». Но для развития игры ее нужно было усложнить, иначе, если бы Слан напрямую передал мне информацию, все было бы слишком просто, а простота всегда подозрительна у профессионалов. И ты убиваешь Этенко как раз накануне моего прибытия, и вступаешь в игру сам. Ты все очень хорошо рассчитал, Рик: действительно, Контроль не мог бы пройти мимо человека, на квартире которого жил Слан до своей смерти… После того, как ты взял мой второй медальон, ты наверняка затратил определенное время на его изучение. И тебе, как и следовало предполагать, быстро стало ясно, что он содержит не только «заглушку», но и минипередатчик. Ты сделал правильный вывод о том, что я слежу за тобой и слышу все, что ты говоришь. Тебе оставалось только вывести меня на Курова. И ты сделал это, малыш. Ты якобы расшифровал файл, якобы оставленный для Контроля Сигнальщиком, – на самом деле идея принадлежала тебе – а затем поперся посреди ночи к Курову домой. Вот еще одна причина, почему я уверился в твоей виновности, Рик: если бы ты не был Шлемистом, ты не пошел бы к Курову, а стал бы искать меня, чтобы сообщить о своем открытии, потому что надо было быть дураком, чтобы подставлять голову под топор…
– Но я… – начинает Рик, и снова я не даю ему докончить фразу.
– Согласен, – говорю я. – Ты оказался таким простаком, что не подумал о последствиях своего шага. Возможно. Очень может быть… Только вот еще одна неувязочка, Рик. В прошлую ночь я опять наведался в квартиру Курова и перерыл там все вверх дном. Так вот, никаких следов Шлема – того самого виртуального Шлема, с помощью которого он как главарь геймеров должен был орудовать – не нашлось. В его рабочем кабинете, кстати говоря, тоже… Это уже не я выяснял, это наши люди позаботились… Зато ты, как ни странно, оказывается, работаешь в Шлеме, да еще и втайне. И перед моим приходом сейчас ты наверняка пытался проследить с помощью «игрушек», как я сажусь в поезд и благополучно отбываю из города. Признайся, Рик, я прав?
– Дурак же ты, Клур, – с нескрываемым презрением говорит юноша. – Да, у меня есть Шлем, но я и не думал использовать его для геймерства. Это обычный Шлем, и подарили мне его на день рождения мои родители еще год назад, только раньше я его не использовал. А сейчас он мне действительно понадобился. Дело в том, что я решил рассказать людям правду о геймерах и о Контроле, Адриан. Для этого я написал большую статью. Но ваша организация действительно оправдывает свое название. Вы в самом деле контролируете – только не геймеров, а весь наш город… Все мои попытки протолкнуть статью в любой местный печатный орган окончились неудачей. И тогда я понял, что единственный путь опубликовать свою статью – это Сеть…
Я ему не верю. Не может человек быть таким наивным, как кажется. Хотя притворяется он очень правдиво. Ладно, подыграем молодому человеку…
– Допустим, – говорю я, – что это так, Рик. Ты вовсе не тот, за кого я тебя принимаю. Предположим, что ты чист и честен помыслами… Но это вовсе не освобождает меня от обязанности убрать тебя. Теперь, после сказанного тобой, – это мой служебный долг… Вообще, мне тебя жаль, малыш. Ты впутался в наши игры, даже не имея представления о том, кто и ради чего их ведет. А теперь тебе захотелось, чтобы об этом узнали все остальные. Подумай сам, поверят ли тебе те, кто наткнется в Сети на твое напыщенное послание. Представляю, в каком духе оно будет выдержано: «Все мы – марионетки!.. Нами управляют как игрушками типы, возомнившие себя богами!.. Нарушаются основополагающие права личности на свободу!»… Все это – пустые лозунги, Рик, и ты сам это прекрасно знаешь. Нельзя управлять обществом, не управляя отдельными людьми. Разве не к этому стремится любое государство? Без управления любое общество рушится и гибнет, Рик. И если раньше людьми можно было управлять с помощью идей, то эти времена давным-давно прошли, стоит ли это доказывать, малыш?.. Потребности людей усложнились в энной степени, и теперь уже невозможно заманить их под флаг той или иной идеи пресловутым пряником. Пожалуй, в настоящее время их вообще невозможно чем-либо заманить и сплотить… Слишком много развелось умников, для которых любая идея имеет кучу изъянов. Взять, к примеру, эту идею создания города для воспитания идеальных людей – вашего города, Рик. Если бы Контроль не подкрепил этот замысел практическими мероприятиями по управлению людьми, какой дурак бросил бы свой дом, свою работу и поперся бы на другой край света единственно ради того, чтобы как можно быстрее перевоспитаться и стать Человеком с большой буквы? Открою тебе один маленький секрет, Рик, – теперь это можно делать без опасения разглашения тайны. Две трети из так называемых основателей города в прошлой своей жизни были преступниками и отщепенцами. Две трети!.. Но с нашей помощью они стали если не идеальными, то нормальными людьми за считанные годы. Разве это плохо, Рик? И если бы не вы, геймеры, – они бы продолжали жить так и впредь. Как нормальные люди, Рик…
– Как люди, да? – вскидывает голову Любарский. – Как нормальные люди, Адриан?.. Но нормальные люди живут по совести не потому, что их дергают за ниточки невидимые руки хозяев! Нормальных людей никто не может заставить убить или полюбить кого-то против своей воли! Пойми, Адриан, то, что вы делаете, это страшно, потому что люди для вас как бы не существуют. Для вас они – материал для лепки, пластилин! Захотел – и вылепил болванчика, да не простого, а считающего, что он совершает свои поступки осознанно и правильно!..
– Что ж, – говорю я, – поскольку воспитательная беседа явно заходит в тупик, пора ее заканчивать… Мне и в самом деле пора отчитываться о выполнении задания.
С этими словами я поднимаю набалдашник «труподела» на уровень лица Любарского.
Но тут происходит нечто непонятное. Что-то тяжелое и больное обрушивается на меня сзади, и, прежде чем погрузиться в темноту, я вспоминаю, какую ошибку допустил. Входная дверь в квартиру так и оставалась открытой на протяжении всего нашей беседы с Любарским. И все-таки последний всплеск моего сознания полон профессионального удовлетворения: ведь то, что Рику удалось навести на меня «игрушку», означает, что мои подозрения в отношении него подтвердились…
Глава 17
Самым страшным было то, что я даже не успел пошевелиться.
Видимо, обманув мой домофон, Адриан не закрыл входную дверь, и Катерина, гулявшая на улице, беспрепятственно смогла войти в квартиру в самый кульминационный момент. Я не знаю, слышала ли она наш разговор с Клуром, но влетела в комнату она, подобно бесшумному вихрю, в тот момент, когда Адриан нацелил на меня набалдашник своего смертоносного прибора. Запрещающий окрик почему-то застрял в моем пересохшем горле, и мне оставалось только лицезреть, как шестилетняя девочка бьет здорового, натренированного мужчину сзади по голове тем, что было у нее в руках. А в руках у нее была обыкновенная палка, подобранная где-то на улице. С тех пор, как девочка жила у меня, я уже успел убедиться в ее нездоровом влечении ко всякого рода хламу. Стоило Катьке найти где-нибудь на окрестной помойке или в сквере пустую коробку от конфет или красивую, с ее точки зрения, рекламную этикетку, или куклу с отломанной рукой, или ничем не примечательную хворостину – как она тут же перла свою находку домой и складировала в специально выделенном мной для ее игрушек фанерном ящике…
А на этот раз у нее была аккуратно оструганная, увесистая палка толщиной в два пальца. Ею-то Катерина и вдарила прицельно по плеши с родимым пятном на голове Клура. Спецслужбовец покачнулся, закатил глаза и, выронив свое странное оружие, распростерся на полу возле шкафа.
Дальнейшее произошло еще быстрей. Я прыгнул из кресла к телу Клура с воплем: «Не смей, Катя!», но девочка оказалась намного проворнее, чем я. Она подхватила выпавший из руки Клура «труподел», нацелила его на лежащего и нажала на спусковой крючок.
В следующую секунду я выхватил у нее из рук фибриллятор, но было поздно. Тело Адриана Клура выгнулось дугой, судорожно дернулось несколько раз, а потом обмякло.
Я приложил ухо к груди интерполовца. Сердце не билось. Я попытался прощупать пульс. Пульса не было. Я стал делать искусственное дыхание, лихорадочно вспоминая разные пособия и инструкции на этот счет, но спустя четверть часа убедился в том, что напрасно трачу время.
Тогда я сел на пол рядом с трупом и слепо поглядел на Катерину. Она, как ни в чем не бывало, деловито оправляла на себе платьице.
– Зачем ты это сделала, Катерина? – спросил я, не слыша своего голоса.
– Это плохой дядя, – ответила девочка с той убежденностью в своей правоте, которая бывает только у детей. – Это он приходил к нам с мамой тогда ночью… Это из-за него моя мама умерла, дядя Рик. И сейчас он хотел сделать тебе больно… Правда?
Я смотрел в ее большие и честные глаза и чувствовал, как внутри меня все смерзается в тугой плотный комок. Больше всего на свете мне сейчас хотелось или завыть во весь голос от ужаса и отчаяния, или спрятаться куда-нибудь в уголок, подобно серому мышонку, чтобы никто и никогда не нашел меня. Ни Контроль, ни геймеры…
Значит, Куров все-таки был прав… Он же сказал мне правду о Контроле, а я… Дурак, я не верил ни одному его слову, а на самом-то деле…