– Встанем у озера. – Антаг с хмурым видом кивнул на крошечный водоем, раскинувшийся рядом со скалами.
– Как долго туда подниматься? – спросил воина Гезеш.
– День минимум, может, и подольше. С утра выходим?
– Кэп, давай мы с тобой пойдем? – Джаззи задрал голову, разглядывая холодные вершины.
– Нет, – мотнул головой Лесоруб.
– Дело твое, – пожал плечами шут. – Только когда полезешь – доспех скинь.
– Правда? – не удержался от яда фурмагарец. – Может, еще и алебарду оставить? Ведь с ней так удобно по горам ползать!
– Не заводись, кэп!
Гезеш махнул рукой и вновь посмотрел наверх:
– Не хочу я туда идти, Джаз. Очень не хочу… Но надо!
– Да понимаю я все, – покачал головой шут.
Пока разбивали лагерь, Лесоруб сидел на берегу озерца и швырял в невероятно прозрачную воду камешки. Зрелище расплывающихся по глади кругов завораживало не на шутку.
Поэтому, когда к Гезешу подошел Гнев, Искатель очнулся только от гула пламени.
– Спать иди, – хмуро бросил Горящий. – Дорога трудная. Выходим на рассвете.
– Гнев, – Лесоруб кинул в озеро еще один камень, – а почему ты сам в Храме не сидишь?
– Есть причины, – отрезал Проклятый. – Иди спать.
Поднявшись с земли, алебардист лениво отряхнулся. Шатры солдаты Антага установили, и можно было отправляться на боковую. Но Гезеш не торопился.
– Не понимаю, почему ты не пытаешься быть с похожими на тебя. Странно это…
– А ты бы попробовал шесть веков стоять на месте и… – Гнев вспыхнул, замолчал и зло добавил: – Все увидишь. Иди спать.
Проклятый отошел, оставив Гезеша думать над загадочной фразой. «Шесть веков стоять на месте и…» Что «и»?
Ночью ему опять приснился сон.
Черный силуэт незнакомого замка, нависающий над дубовой рощей. Вязкий воздух, зловонный ветер. Меж деревьев силуэты людей.
Страшно. Хочется броситься назад, оправдать свою трусость инстинктом самосохранения. Но ноги медленно несут оцепеневшее тело к лесу. Холодный пот по спине. Дрожат колени, и трясутся руки. Нервно дергается правое веко.
У дерева стоит Медведь… Вместо лица под помятым шлемом – кровавое месиво.
Он же сгорел?
– Зачем это, Гезеш? – хрипит Медведь. – Зачем все это?! Почему?
– Что?
– Ради чего я умер?! – срывается на крик погибший приятель. – Что после меня осталось?!
Лесоруб молчит. Ему нечего сказать.
– Зачем мы ушли с болот? Ты помнишь Ан-Да-Гед? – спрашивает Медведь. – Помнишь ель, под которой мы прятались от духов?
– Помню…
– И я помню. Только там мне было хорошо… Тогда я был человеком. И ты тоже. Потом мы стали… Как назвать это, Гезеш? Кем мы стали?
– Искателями, – отвечает звонкий голос, из леса выходит Теккен. – Мы чего-то искали. Покой… А зачем он нам сдался? Пока не было четкой цели, все казалось лучше.
«Слушай их!» – голос Стены.
– Даже с Безумием можно примириться. И жить! Мы же куда-то спешили. С чем-то боролись! А в итоге? – зло кричит Теккен.
– Нас больше нет! – взрыкивает Медведь.
– Нас больше нет, – появляется Кировей.
Мех, кто-то в форме Ан-Да-Геда, рослый умралец. Из леса выходят и выходят мертвецы.
– Зачем? – гремит многоголосый хор.
Неожиданно все исчезает, и перед Гезешем оказывается Бартел.
– Я тоже умер из-за тебя, – говорит старый друг, – как и все остальные… Оценил ли ты? Мы принесли себя в жертву! Я, Родергрим… Тебе все равно? На Фамуша тебе тоже плевать?
– Нет, я… Я скорблю, – Гезеш хочет спрятаться от жгучего взора оракула.
– Тебе все равно… Но знай, равнодушие никогда не победит равнодушие. Ради тебя погибнут тысячи! Они ЕЩЕ погибнут. На что ты променял их жертву? Загляни в себя. Посмотри внимательно! Признайся, тебе ведь плевать на них! Они придут со всех сторон света, чтоб встать под твое знамя! Но не это тебе нужно?!
– Я…
– Ты предал их. Уже предал!
– Но…
– Ты уже предал их… Дикие отряды пойдут не на войну с кем-то! Они пойдут против Безумия!
– Ты не прав. – Гезеш вспомнил равнодушие рядовых Мечей.
– А ты хотел поклонения? Они идут на смерть, понимаешь? А Эвар? Антаг?
– Они капитаны!
– Они не родились ими!
– Чего ты хочешь?! – взрывается Лесоруб. – Я исполню свою роль! Какой бы она ни была.
Ты должен хотеть ее исполнить, – тихо говори Бартел. – И тогда ворота Фурмагара откроются!
– Как я могу заставить себя чего-нибудь хотеть? – возмущается Гезеш.
– Этим ты нас и предал…
Отдуваясь, стараясь унять беснующееся сердце, выкинуть из головы обрывки сна, Гезеш выскочил из шатра и увидел Горящего. Проклятый стоял на окраине лагеря и смотрел на гору. Пылающая фигура среди утреннего тумана.
– Утро. – Лесоруб остановился рядом с приятелем.
– Мешок там, – неприветливо буркнул тот и ткнул огненной рукой в сторону. – Припасы, чтоб ты с голода не опух.
– Спасибо…
– Ешь, и пошли.
– Я не голоден, – улыбнулся Гезеш, сон медленно уходил из памяти.
– А я говорю – ешь и пошли! – прорычал Горящий.
– Ты чего? – удивился Лесоруб.
Проклятый промолчал, выразительно показал на мешок и словно забыл о существовании алебардиста.
Плохое утро. Мерзкий сон и обидное поведение приятеля. А еще и идти куда-то надо!
Насупившись, Лесоруб сжевал кусок холодного вяленого мяса и запил водой из озера. Упаковав припасы обратно в мешок, он угрюмо нахохлился, глядя на спящий лагерь и лениво прохаживающихся мимо шатров часовых.
– Пошли, – окликнул его Гнев.
Когда двое путников остановились у первой ступеньки, Горящий промолвил:
– Путь будет трудным, – и шагнул на лестницу к Храму.
Он не ошибся… Уже на сотой ступени Гезеш стал задыхаться от усталости.
Где-то на середине пути Гнев переместился за спину Искателю.
– Рухнешь если, поймаю, – ответил Проклятый на немой вопрос друга. – Поджарю слегка, но зато жив останешься.
Слава Творцам, помощь Горящего не пригодилась. Но на последнюю ступень Лесоруб уже вползал. Ноги прямо выли от боли. Казалось – пора бы им привыкнуть к постоянным нагрузкам, но – увы.
Переводя дух, Гезеш лежал спиною на камнях и глядел в холодное серое небо.
– Вставай. До Храма еще идти и идти, – безжалостно заявил Гнев.
– Ты меня не на жертву ведешь, часом? – попытался отшутиться Гезеш. – Дай передохнуть.
– Темнеет, – напомнил Горящий.
Лесоруб тяжело вздохнул и медленно поднялся на ноги. Хотел, было подойти к лестнице и посмотреть вниз, но Гнев молча преградил ему дорогу.
– Насмотришься еще…
Искатель спорить не стал и обернулся. Они стояли на огромном каменном плато, погруженном в молочную дымку тумана. Или это были облака?
– Где твой Храм-то?
– Там, – лаконично ответил Проклятый и зашагал вперед.
Гезеш глубоко вздохнул и последовал за Горящим. Здесь ветер свихнулся окончательно, ревел среди камней, рвал одежду, пытался свалить с ног. Однако после лестницы идти все равно было несравнимо легче.
Шли долго. Впереди, словно маяк, светился Гнев, и Лесорубу ничего не оставалось, кроме того, чтобы буравить спину товарища угрюмым взглядом и послушно брести следом.
Вот и все… Скоро объявится загадочный Храм. До цели совсем чуть-чуть осталось. Но отчего же душу рвут сомнения? Почему хочется развернуться и бежать прочь?
Гезеш с каждым шагом все больше и больше терзался едкой мыслью, что не хочет идти за Гневом. Что если появится хоть какой-нибудь шанс избежать Храма, то Лесоруб им воспользуется. Сердце рвалось из груди, в ожидании скорого момента, когда пути назад не будет.
Проклятый не оборачивался. Он почти бежал, ничуть не заботясь о том, следует ли за ним Искатель.
Как страшно… Отвоевывая у ветра бьющийся плащ, Гезеш не отрывал взгляда от Горящего. И только когда тот остановился, позволил себе осмотреться.
Над ними нависал огромный, безжизненный замок. Ни единого огонька, ни одного движения. Только вой ветра и больше ни звука.
– Пришли, – глухо сообщил Гнев.
– Нам внутрь? – просипел Гезеш. Горло вмиг пересохло, и Искатель мечтал, чтобы Горящий сказал: «Нет».
– Разумеется, – Проклятый обманул надежды приятеля и зашагал к массивным, распахнутым настежь воротам.
«Не иди, – очнулся голос в голове. – Если дорожишь жизнью – не иди…»
– Там смерть?
«Там дороги назад уже не будет». Гезеш потоптался на месте, глядя, как исчезает во мгле Горящий. Огонь угасал.
– Но мне надо идти…
«Тебе – нет. Им – да».
– Загадки, – поморщился Гезеш.
«Нет. Просто тебе-то всего этого точно не надо».
– Какая моя роль? – неожиданно спросил Лесоруб.
«Узнаешь», – ответил голос и умолк.
Искатель коротко хмыкнул и зашагал к Вратам.
Всего один шаг. И мир развалился надвое. Виски будто сдавил стальной обруч, невидимые заклепки впились в затылок, и Гезеш охнул от боли. Мороз вновь окутал сердце, напомнив о Черной Стене. Лесорубу показалось, будто через его тело проходит грань меж осколками вселенных. Позади ревел ветер и клубился туман. А впереди горели тысячи факелов. И ни один из них, Гезеш был уверен, никогда не угаснет.
– Гнев? – прогремел из-под купола Храма уставший голос. – Ты решил вернуться?
– Нет! – звонко ответил ему обнаженный юноша у входа. Это Гнев?! Гезеш оторопел.
– С тобой человек с печатью? – удивился невидимка.
– Это Гезеш, – представил ошеломленного Искателя парень. – Тот, что ходил на Колонну много лет назад.
– Гнев?! Ты… – изумленно просипел Лесоруб. Горящий скривился, будто от пронзившей его боли.
– Тот бедняга приходил из-за него?
– Бартел? – Лесоруб заметил смятение Гнева. Проклятый об оракуле не знал. – Да… Из-за меня.
– И чего же ты хочешь, Гезеш?
Искатель смутился. Ничего он не хочет!
– Время, Надежда. Помощь Проклятых ему пригодится. Он вновь идет на Колонну! – заговорил Горящий.
– Думаешь, имеет смысл? – засомневался голос.
Лесоруб вдруг понял, что Гнев в зал не входит. Стоит на пороге, между Киманией и Храмом. И не горит!
– Имеет, Надежда… Надо подниматься. Хватит тут сидеть! Время Прорыва!
– Время Прорыва… – облегченно вздохнул невидимка.
Гезеш смотрел на черные ниши в стенах. На чадящие над ними трескучие факелы. В каждой кто-то стоял… Лесоруб физически ощущал близость затаившихся во тьме существ.
– Мы идем в Стургод! Храм не лишил его разума! Время пришло! – Гнев обернулся на Искателя.
– Ты готов исполнить свою роль, человек? – провыл голос.
Давай без этого, Надежда! Мы все здесь – люди! – неожиданно усмехнулся Проклятый.
– Я еще не знаю того, что мне предназначено. – Лесоруб попытался быть торжественным.
– Всем нам предназначена только смерть, – вмешался еще один голос. Из дальней ниши в зал ступила девушка. Как только ее нога коснулась освещенного пола – тело Проклятой стало прозрачным. Призрак? Гнев опустил глаза и склонил голову, будто стараясь не смотреть на незнакомку. – Только смерть.
У Гезеша перехватило дыхание. Она ослепительна. Прекрасна… Идеальна…
– Карна, – отчего-то с трудом произнес Гнев. – Рад видеть тебя.
Красавица с грустью кивнула, поедая глазами лицо Горящего. Лесоруб вдруг поймал себя на мысли, что ревнует ее к другу.
– На Прорыв! – неожиданно взревел Гнев.
На Прорыв так на Прорыв, – проговорил невидимый Надежда.
– На Прорыв!!! – взорвался Храм единым воплем множества глоток.
Из ниш в зал выходили люди. Шаг в пятно света, и сдавленный вскрик. Занялся огнем рыжеволосый бородач, с хрустом окаменела симпатичная толстушка. Превратился в призрака белобрысый мальчуган.
Храм наполнился стонами боли и проклятиями.
В нишах они не мучаются?!
Упругая ладонь ветра выпихнула Гезеша из святилища. Мир вновь подпрыгнул, и Лесоруб потерял сознание. Очнулся он от гула огня.
Гнев…
Горящий стоял над Искателем, глядя в сторону Храма. Рядом со старым другом парила прозрачная фигура Карны… Грустный взгляд девушки наполнял Гезеша желанием немедленно помочь ей, ободрить. Но слова были лишними.
Проклятые покидали стены убежища. Скрипели каменные суставы, заплевывали тьму огнем горящие фигуры. Молча выплывали призрачные силуэты.
– Теперь ни одна армия не остановит нас, приятель, – хохотнул Гнев.
Гезеш промолчал. Он смотрел на обитателей Храма, и душу его заливал восторг. Горящий прав. Теперь их никто не остановит. Серые Долины больше не казались непреодолимыми.
Спуск вниз дался Лесорубу гораздо труднее. Не раз Искатель, не рассчитав прыжка, чуть не сваливался с огромной ступени. Спасала шагающая впереди каменная туша. Гнев специально назначил этого Проклятого для подстраховки, а сам шел позади и всякий раз предостерегающе вскрикивал, стоило Гезешу неудачно покачнуться.
Карна все время плыла рядом с Горящим, но ни разу не произнесла ни слова. Не могла. Таково проклятие Призраков. С другом Лесоруба она общалась жестами. А Искателю было не до разговоров, хотя очень хотелось увидеть, как красавица адресует хоть какой-нибудь знак ему и только ему. На лестнице это оставалось лишь мечтами.
Не свалиться бы!
Последняя ступенька Гезешу не далась. Гудящие ноги подкосились, и Лесоруб рухнул вниз. Растянувшись на земле, он устало закрыл глаза. Вставать не хотелось. Ничего не хотелось. Просто лежать, не шевелиться, наслаждаться покоем и ни о чем не думать.
– Проклятые покинули Храм! – донесся как с того света голос Надежды. – Время Прорыва!
– Слышь, старый, ты в порядке? – Над Гезешем склонился Джаззи.
– Отвали, – одними губами ответил тот.
– Не заводись, кэп. – Шут присел на корточки и хлопнул друга по бедру.
Лесоруб угрюмо промолчал, переводя дух. Разгоряченное тело, касаясь прохладной земли, не желало вставать.
– Давай до лагеря дойдем, – заботливо предложил Джаззи.
Гезеш медленно помотал головой:
– Дай в себя прийти…
Хорошо, – согласился шут. Проклятие, Лесоруб никогда не видел друга таким серьезным.
– Я не знал, что Горящих так много, – вдруг произнес Джаззи.
– В Храме они не горят.
– То есть?
– В Храме они не горят, – безэмоционально повторил Гезеш. – Не мучаются.
– Э…
– Они стоят в темных нишах. Обычные люди. Гнев был обычным человеком…
– А какого хрена он тогда по миру шатается? – изумился Джаззи
– Не знаю… Не трогай меня, ладно?
– Хорошо!
Гезеш лежал на спине, смотрел на острые зубы скал и пытался представить, как он год от года, век от века, каждый день стоит в темной нише и ждет. Но ему не больно. Он нормальный человек. Там.
– Скоро уже, – вдруг проговорил шут. – Скоро…
– Не рассчитывай.
Серые Долины прошли без потерь. Надежда – в прошлом какой-то полководец – прочно взял управление войском на себя. Гезешу лишь оставалось брести вместе с друзьями в центре отряда и считать мили от привала до привала, в то время как по всей округе носились Проклятые, отпугивая бледных карликов.
Земли Стургода встретили Мечей и воинов Храма безжизненными пустошами. Бесконечная степь, по которой сухой ветер гонял тучи противной пыли.
Последняя была везде. Скрипела на зубах, густой кашицей падала на землю при плевке, лезла в глаза. Даже из бурдюков с водой приходилось отпивать, стараясь не проглотить мерзкий осадок.
Путь по степи занял еще дня два, и под конец странники уже рычали от злости и ненависти к окружающему миру.