— Я… я… — она запнулась, и в глазах блеснули слезы вперемешку с непониманием, — я подумала, господин, что могу вам чем-нибудь помочь. Господа не ходят на кухню… обычно не ходят, и я подумала…
И Хаэлли решил, что просто смешон со своими подозрениями. Великая и милостивая Миенель-Далли! Да как ему вообще в голову пришло, что это грязное, забитое существо может быть подосланным убийцей или соглядатаем? Судя по всему, она просто хотела услужить… Судя по всему, Хаэлли для нее был таким же господином, как и барон.
— Тебе не следует принимать меня за господина, — строго сказал эльф, — я тебе не господин.
— Я хотела вам помочь, — упрямо мотнув головой, повторила девица, — я подумала, что вы все равно ничего на кухне не найдете. Тут вообще мало кто может что-нибудь найти, кроме нашего Николаса.
«Хотела помочь», — эльф повторил про себя ее слова. Эти авашири вели себя совершенно непредсказуемо. С чего бы ей помогать совершенно незнакомому эльфу?
Но вслух он сказал:
— Я уезжаю на рассвете, и хотел бы взять что-нибудь в дорогу.
— Господин… вернется? — почти беззвучно спросила девушка.
— Разумеется, — он пожал плечами, — но я не вижу причин, по которым тебя это должно волновать.
Она часто заморгала, а потом кинулась к шкафу, зашелестела свертками. Не прошло и четверти часа, как Хаэлли уже возвращался к себе в комнату с отменным запасом пищи.
«Я так и не спросил ее имени», — вдруг подумалось ему.
Но тут же эльф решил, что ему нет никакого дела до той странной девицы. Может быть, она всем кидается помогать, когда ее никто и не просит.
***
Хаэлли добрался до владений барона Брикка глубокой ночью. Троелуние царило в зените, лунный свет заливал лес как река во время весеннего разлива. Все казалось чистым и одновременно ненастоящим; тронь лист — и он зазвенит, словно выкованный из тончайшей серебряной проволоки. Это было так похоже на Великий лес, что Хаэлли на миг засомневался, а так ли уж в самом деле отличается природа земель авашири от родной. Над Великим лесом плыло точно такое же троелуние, и точно так же деревья походили на рукотворное чудо из тонкой, как паутинка, проволоки… Он с силой сдавил виски, пытаясь избавиться от наваждения: нет, это чужой, уродливый лес. Сходства с Великим лесом быть не может, потому что… просто не может быть. Если одинакова природа земель, следовательно, одинакова и природа существ, их населяющих, а это уже само по себе противоречит тому, что знает каждый эльф: только жители Великого леса несут свет в своих сердцах. Прочие твари, разумные и неразумные, всего лишь грязь под стопами светлых. По-другому думать нельзя, потому что сомнения есть трещина в монолите веры, а вера охотника Дома должна быть нерушима.
Стоя в тени раскидистой липы, Хаэлли смотрел на стены замка. Не самые лучшие стены, конечно же, уродливые, как и большая часть сооружений авашири, но способны выдержать долгую осаду. Кое-где в кладке застряли кругляки каменных ядер, и было неясно — то ли это остались шрамы после драки добрых соседей, то ли войско Орикарта зашло так далеко. Потом, порывшись в воспоминаниях, Хаэлли вспомнил, что орки больше полагались на темную магию смерти нежели на артиллерию, и следовательно, замок Брикка пострадал от орудий самих авашири.
«А чего от них еще ждать?» — эльф усмехнулся, отлепился от шершавого ствола.
В небе по-прежнему ярко сияли луны. Тихо шелестела филигрань листвы. От ритуального меча, видящих и книги рун Хаэлли отделяли примитивные стены и не менее примитивная охрана. Эльф потянулся, чувствуя каждую мышцу и каждое сухожилие, потоптался на месте, примеряясь, а затем острием меча прочертил в земле первую борозду.
Я, твое дитя, припадаю к телу твоему, Великий лес, и прошу силу в помощь.
Я прошу то, что уже никогда не вернется к тебе, но отомрет, послужив моим целям.
Я покорно прошу, чтобы ты, Великий лес, и ты, славная и всеслышащая Миенель-Далли, обратили силы свои против врагов моих, и чтобы пребывали во мне до тех пор, пока не свершится задуманное.
Хаэлли не был магом, не был жрецом. Он был всего лишь охотником, но принадлежал Великому лесу и милостивой Миенель-Далли. Он мог просить, а они могли ответить и дать просимое, если замыслы эльфа в текущий момент совпадали с волей самих божественных сущностей.
Закрыв глаза, Хаэлли просто стоял и слушал, растворяясь в лунной ночи и звуках дремлющего леса, а потом, когда пришел ответ, неподвижно смотрел на свежий побег, появившийся посередине одного из проведенных в земле надрезов. Крошечный росток на глазах увеличивался, набухал влагой и силой, и вот он уже в руку толщиной, свивается спиралью, и продолжает расти, гладкий, глянцево блестящий в лунном свете, ширя зеленые кольца, медленно склоняясь в сторону замковой стены. Пробормотав благодарность Великому лесу, Хаэлли обрубил побег у корня; огромная зеленая змея глухо шлепнулась в траву и, извиваясь, поползла в сторону замка. Эльф быстро пошел следом.
Когда его «росток» начал взбираться по стене, Хаэлли едва успел ухватиться за зеленый «хвост» — вверх дернуло так, что пальцы едва не соскользнули. Извернувшись, эльф уперся ногами в корявую каменную кладку, а змея, подарок леса, все тянула и тянула вверх, и вот уже ее тяжелое тело перевалилось через стену, зашуршало по камням. Озираясь, Хаэлли мягко спрыгнул на перекрытие; меч беззвучно скользнул из ножен. Змея лениво поползла дальше, пусть пугает авашири — а путь самого Хаэлли лежал в центральную башню, низкую и круглобокую, как каравай.
Эльф спокойно ждал, пока в ночи раздадутся вопли, и немудрено — непомерно вытянувшийся зеленый росток начал вытворять то, ради чего и был порожден лесом: душил в кольцах первого же подвернувшегося часового. Ворота башни распахнулись, оттуда горохом посыпались перепуганные авашири; Хаэлли ощущал кислый запах их страха и неуверенности. Он скользнул внутрь и, походя пырнув кого-то острием меча, двинулся наверх, туда, где, по его мнению, должны были находиться жилые помещения. Снаружи доносились звон оружия и крики, и Хаэлли позволил себе улыбку. Пусть себе рубят дитя леса, пусть испробуют ярости истинного света. А он тем временем…
Первым ему попался лекарь, который спешил куда-то по коридору. Человек заверещал как заяц в лисьих зубах, метнулся куда-то за угол, но оказался недостаточно проворен и задергался, пойманный за шиворот. Потом его глаза подкатились, из горла на грудь хлынула темная кровь, а внутри все хрипело и булькало — до тех пор, пока Хаэлли не выдернул клинок из его тела. Можно было, конечно, начать спрашивать авашири о ритуальном мече, но тот был магом, а значит представлял собой опасность куда большую, чем обычный представитель этой расы. Эльф быстро опустил тело на пол, привычным движением вытер меч о лекарскую хламиду и пошел дальше — вверх по винтовой лестнице.
…На которой ему встретилась насмерть перепуганная и растрепанная девица в одной нижней рубахе. Едва завидев эльфа, она поперхнулась собственным воплем и хотела дать деру, но Хаэлли ловко схватил ее за пальцы, быстро перехватив, заломил назад руку.
— Где барон Брикк? — Хаэлли брезгливо взирал на перекошенное и побелевшее лицо.
— А-а… э-э-э…
— Где барон? — спокойно повторил Хаэлли, встряхивая авашири. Ее зубы громко лязгнули, но от этого она обрела способность говорить.
— Пер… первая дверь… налево…
Хаэлли отшвырнул этот образчик человеческого уродства, девица с визгом покатилась вниз по лестнице, а он быстро пошел вперед.
Между тем спальня Ариуса Брикка являла собой весьма занятное зрелище, и Хаэлли искренне пожалел о том, что этого не видит никто из его соплеменников. Во-первых, его светлость предпочитал иметь рядом с кроватью свою собственную дыбу. Во-вторых, по стенам были развешаны кнуты и хлысты. В третьих — в углу рыдала очередная пассия Брикка, сквозь изодранную в клочья сорочку багрвели свежие кровоподтеки. И, наконец, хозяин всего этого великолепия гордо восседал на кровати, но почему-то икнул и сразу же с нее скатился, едва завидев эльфа.
— Доброй ночи, — мягко сказал Хаэлли и провернул ключ в замке, запирая дверь, — я приношу извинения за то, что явился без приглашения, но мне бы хотелось получить все то, что вы у меня отобрали, барон.
В спальне повисла гнетущая, беспокойная тишина. Даже женщина в углу перестала всхлипывать и округлившимися глазами взирала на эльфа как на выходца из Бездны.
— Ты! — наконец прохрипел Ариус Брикк, — ты-ы-ы-ы…
— Да, я, — подтвердил Хаэлли, с отвращением рассматривая его.
Был он маленьким, круглым и лысым, этот Брикк. Этакий добродушный толстяк с толстыми пальцами и клочковатой рыжей бороденкой. Но ведь добродушные люди не оставляют таких синяков на телах своих любовниц? Хаэлли мельком взглянул на девицу и вдруг понял, что она отнюдь не по доброй воле сюда пришла, и что, скорее всего, она — одна из числа тех хорошеньких вилланок, на каких всегда заглядываются господа.
— Ты! — голос Брикка наконец обрел кое-какую твердость, — тебя послал Аугустус? Да? Смерти моей возжелал?!!
— Я пришел забрать свои вещи, — спокойно отозвался эльф, все еще глядя на застывшую девушку, — ритуальный меч, книгу и сумку с…
— Да я от той дряни первым делом избавился! — взвизгнул его светлость, — все в печи спалил, ясно? А меч… меч торговцу проезжему продал, чтоб и глаза не мозолил!
— Ты не ошибаешься? — уточнил Хаэлли, — ты в самом деле уничтожил все, что мне принадлежало?
— Да! — рявкнул Брикк, наверное, от безысходности, — Да, чтоб тебя!..
— Жаль, — эльф пожал плечами, — это немного усложнит задачу.
— Да катись ты к своему Аугустусу! Он, надеюсь, уже пользовал тебя так, как собирался?
— Это касается только меня и барона, — Хаэлли улыбнулся.
…Он улыбался, глядя, как ему на рукав плеснулась яркая кровь из вспоротой сонной артерии. Улыбался, глядя, как медленно оседает на пол барон Брикк. И только когда авашири ткнулся носом в ковер у кровати, Хаэлли нахмурился и посмотрел на девицу. От нее тоже следовало бы избавиться, потому что первое, что она расскажет поутру, будет байка о том, что Брикка и еще многих угробил подосланный бароном Аугустусом… пусть даже и не эльф, человек. Но и этого будет довольно.
Она же, словно прочтя его мысли, кинулась вперед и, упав на колени, вцепилась Хаэлли в рукав.
— Гос… подин, пожалуйста… сжальтесь, господин, я буду молчать, я ничего не видела… совсем ничего… сжальтесь, господин, у меня дитя малое дома, как же оно без меня, как?!!
«Сейчас-то она может говорить, что угодно», — размышлял Хаэлли, — «но не проговорится ли, когда начнут спрашивать всерьез? Да и про детеныша она может присочинить, лишь бы свою шкуру спасти».
Он незаметно повернул меч так, чтобы убить женщину быстро. Она бы даже ничего не успела понять. И вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, глядя в заплаканное, залитое слезами лицо, он вспомнил совершенно другую человеческую женщину. Ту, которая поставила его на ноги, а сама умерла той же ночью. Эти незваные воспоминания разозлили эльфа, он рванул за локоть рыдающую авашири и, оказавшись с ней лицом к лицу, прошипел:
— Ты немедленно уйдешь из этого замка. Ты заберешь своего ребенка, если, конечно же, он у тебя есть, и уйдешь из этих земель. И ты… никогда — слышишь? — никогда и никому не скажешь о том, кто убил его светлость, иначе я найду и тебя, и твою родню. Поняла? Все, пошла вон.
Она принялась горячо благодарить его, давясь рыданиями, а затем, прижавшись губами к его руке, метнулась прочь из окрасившихся кровавым багрянцем покоев его светлости.
Глядя в спину убегающей женщине, Хаэлли мрачно думал о том, что только что совершил ошибку. Мысленно помянув все силы Бездны, Хаэлли прислушался — подарок Великого леса продолжал развлекать авашири, так что у него еще оставалось несколько драгоценных минут на то, чтобы уйти незамеченным.
Но риутальный меч, книга рун, а самое главное — видящие — все пропало, увы. Хаэлли опустился на корточки перед неподвижным телом Брикка, повернул его на спину.
— Что ж, придется мне у тебя кое-что взять, — пробормотал он на родном языке, — но видит Миенель-Далли, я не в восторге оттого, что мне приходится этим заниматься.
***
…Его светлость Лерий Аугустус развлекал себя тем, что, стоя посреди внутреннего двора Шварцштейна, пускал стрелы в кружащих в небе ворон. Тут же бегал мальчишка, подбирал сбитых птиц и, выдергивая стрелы, складывал их черные и взъерошенные тела горкой. Стрелял барон из рук вон плохо, Хаэлли даже поморщился, вспоминая, что любой мальчишка из Великого леса владеет луком куда лучше. Но груда черных тушек медленно и уверенно росла, барон и не думал прерывать свое занятие, и Хаэлли подумал, что с таким упорством Лерий Аугустус способен достичь очень, очень многого. Как говорится, не мытьем, так катаньем.
Спиной почувствовав взгляд, барон резко обернулся, опустил лук и без тени улыбки заявил:
— Вести опередили тебя, Хаэлли. Тебе не кажется, что ты… перестарался? Немного так, на самую малость?
Эльф пожал плечами. А что, простите, он сделал не так? Его светлость желал бы видеть барона Брикка живым и здоровым? Или сожалеет о безвременной гибели личного лекаря этого человека?
Барон, прищурившись, внимательно слушал Хаэлли. Смотрел и слушал, и было совершенно неясно, что творится в голове этого авашири.
— То есть, ты считаешь, что все сделал правильно? — сухо уточнил он.
— Я не сделал ничего лишнего.
— Ты вернул себе то, что он у тебя забрал? — голос барона прозвучал неуверенно, как будто он был сильно озадачен чем-то.
— Не совсем, ваша светлость. Брикк сообщил мне, что избавился от моего имущества так быстро, как только смог… Но у меня есть просьба к вам, ваша светлость. Не могли бы вы дать мне четыре колбы тонкого стекла?
Эльфу показалось, что в розовом свете восходящего солнца Лерий Аугустус слегка побледнел.
— Трофеи хранить, что ли? — теперь голос его светлости уже дрожал по-настоящему. Страх, когда он сковывает льдом кровь, не скроешь.
— Вы не понимаете, — Хаэлли вздохнул, — я прибыл сюда, чтобы достичь собственных целей. Колбы мне нужны для того, чтобы сделать замену одной очень важной вещи, которую по незнанию уничтожил Брикк…
— Все, все, все, — Лерий Аугустус махнул рукой и отвернулся, — подробностей мне не надо, право же. Иди, скажи Ассии, что тебе нужны эти охровы колбы, и делай с ними, что хочешь.
— Благодарю, ваша светлость, — эльф помедлил, — кто такая Ассия?
— Это горничная, которая перестилает тебе постель, — барон приподнял брови будто бы в удивлении, — пора бы уже знать, эльфийское чудовище, с кем ты здесь живешь.
— Я запомню это имя, — пообещал Хаэлли и побрел на поиски столь необходимых стеклянных колб.
Потратив пол часа на поиски упомянутой Ассии, которая оказалась той самой девчонкой на кухне, и получив, наконец, просимое, Хаэлли добрался до своей комнаты. Запершись на щеколду, он первым делом избавился от сапог, потом скинул на пол заскорузлую от крови куртку. Штаны последовали в общую кучу, тем более, что на гладко выстланной постели его ждала чистая одежда. Он не отказался бы и от горячей ванны, но никто бы не притащил бадью с водой прямо сюда, в спальню, а спускаться вниз не хотелось. Поэтому Хаэлли просто умылся, от души поплескавшись в тазу, и занялся, не взирая на усталость, изготовлением новых видящих. В конце концов, отоспаться он успеет, а вот если пропадут столь тщательно подготовленные ингредиенты, будет гораздо хуже. Придется опять суетиться, искать новые, а это снова займет время, и может статься так, что морро будет где-то рядом, а он его упустит.
***
Дни пролетали над Шварцштейном как тени птиц, летящих в теплые края, а жизнь в просторном, но все же кольце стен текла размеренно и однообразно, как будто Создатель расписал ее вплоть до минут. Лерий Аугустус частенько отлучался в близлежащий городок, Талью, и отсутствовал подолгу. Распоряжения от барона получали с голубями, и пару раз Лерий даже воспользовался услугами своего эльфа, таким образом тихо устранив со своей дороги неугодных. Эльфа такой порядок дел вполне устраивал, тем более, что никто не запрещал ему бродить по окрестностям с видящими, запертыми в сумке, а документы, нарисованные одним очень талантливым каллиграфом, сделали Хаэлли законным жителем Веранту. И все шло спокойно и размеренно, и жизнь в Шварцштейне уже не казалась отвратительной, а люди, его населявшие, далеко не всегда вызывали у Хаэлли желание покрошить их в капусту. Но вечерами, когда троелуние царствовало в темных небесах, давала о себе знать черная, грызущая тоска по Великому лесу, куда он не мог пока что вернуться, и выползали из потайных нор темные, мутные размышления о том, кто мог желать смерти охотника. Не хранители же Крипты, в самом деле?