– И на творческом конкурсе в университет такое засчитывается, – шепнула мне Жанна.
– Если бы еще поменьше желающих, – окинул я взглядом зал.
– Помяни мое слово, Федор, через месяц, по крайней мере, половина отсеется. К Новому году в студию будут ходить одни энтузиасты.
– Хорошо бы, – не хотелось мне бороться с таким количеством конкурентов.
– Кстати, особо отличившимся наш кабельный канал с удовольствием даст рекомендации на факультет журналистики, – словно отвечая на вопрос Жанны, объявил Геннадий Прохорович.
– А как насчет гонораров? – выкрикнул кто-то с места.
– Будет и это, – продемонстрировав крупные белые зубы, улыбнулся глава кабельного канала. – Но, так сказать, в крайне умеренных пределах.
– Главное, ребята, у вас появился блестящий шанс освоить сложную, но захватывающую профессию, – моментально вмешался физик и бурно сам себе зааплодировал.
Зал подхватил рукоплескания.
После главы канала выступили представители разных телевизионных профессий: оператор, режиссер, репортер и, наконец, женщина-гример. Причем каждый из них уверял, что именно его профессия самая интересная.
На этом первое заседание студии «Телепрофессии» объявили закрытым. А тем, кто решил заниматься всерьез, было велено подойти к сцене и записаться в секцию, которая показалась наиболее привлекательной. Мы с Жанной остались верны первоначальному выбору.
Когда мы уже вышли на улицу, она спросила:
– Ну что, посидим до прихода твоих у меня?
– Давай, – кивнул я.
– Тогда предлагаю не терять времени и общими усилиями сделать на завтра домашку. А то задали по алгебре кучу примеров.
План был хороший. Я согласился. Правда, не успели мы прийти и засесть за уроки, как позвонил отец:
– Федор, ты как там? Еще не совсем надоел Тарасевичам?
– Мы только вернулись с телекружка, – пояснил я. – Сейчас уроки собираемся делать.
– Вот молодцы! – очень обрадовался мой предок. – Тогда мы с матерью задержимся. Надо кое-что для квартиры купить.
– Валяйте, – ничего не имел против я. – Можете не торопиться.
– Тогда приедем, когда получится, – сильней прежнего обрадовался отец.
Мы с Жанной, поделив поровну примеры, засели за алгебру. Я давно уже знаю, что бригадный метод очень продуктивен для подготовки домашних заданий. В нашей прежней школе мы с Макси-Котом часто так делали.
Около семи Жанна спохватилась:
– Чуть про фотографа не забыли! Пошли, Федор. А то вдруг Никита Павлович уйдет раньше.
– А если предки вернутся, пока нас не будет? – спросил я.
– Оставь на двери записку, и все дела.
Так мы и поступили. Затем, прицепив на поводок Пирса, спустились вниз, вышли из подъезда и обогнули дом.
Уже успело стемнеть. Лишь собачья площадка была освещена двумя тусклыми фонарями.
– Ну? Есть? – осведомился я.
– Есть, – выдохнула Жанна. – Вон, смотри. Это Кузька. Видишь, такая лохматая.
Я поглядел. Навстречу нам мчалось и впрямь нечто крайне своеобразное, лохматое, как колли, но чуть меньше ростом, гораздо шире в кости и к тому же с типично боксерской мордой.
Пирс изо всех сил натянул поводок. Рискуя погибнуть от удушья, он с хрипом рвался вперед.
– Пожалуй, я отпущу его, – приняла решение Жанна и отстегнула карабин поводка от ошейника.
Кузька и Пирс поприветствовали друг друга радостным визгом и лаем.
– А хозяин-то здесь? – прошептал я.
– Здесь, – кивнула девочка. – Вот он.
И она быстрым шагом направилась к пожилому мужчине, стоящему под фонарем. Тот помахал ей рукой.
– Никита Павлович, а я вас вчера ждала!
– Извини, не смог. Очень поздно домой вернулся, – с виноватой улыбкой проговорил фотограф.
– Вы что-нибудь выяснили? – не сводила с
него глаз Жанна.
– Все оказалось так, как я думал, – будничным тоном изрек фотограф. – Обычные дела. Часть тиража бракованная. Краска затекла.
– Краска? – одновременно выпалили мы с Жанной.
– Ну да, – вытащил из кармана плаща газету Никита Павлович. – Видите? – ткнул он пальцем в фотографию. – Фактически клякса. Но форма забавная получилась. И впрямь на старушку немного похоже.
Мы посмотрели: действительно клякса. Но ведь раньше на этом месте была отчетливо видна старуха с тростью.
Глава VIII
ПОМНИ, ЧТО ТЫ – ПРАХ
На следующий день мы, сидя у меня в комнате, разглядывали ту же самую газету, но уже втроем. Третьим, естественно, был мой друг Макси-Кот, который сразу после уроков примчался ко мне с огромным рюкзаком за плечами. Мы просто обалдели, когда он вошел.
– Максик! – воскликнула Жанна. – Ты что, на Северный полюс собрался?
– Почти, – со стуком опустив на пол тяжеленный рюкзак, сказал Макси-Кот. – Только я ни при чем: это все мать.
– А что у тебя там так гремит? – поинтересовался я.
– Консервы, – ухмыльнулся Макс.
– Ка-акие еще консервы? – вылупился я на него. – Мы ж не в поход идем.
– Это ты матери моей объясни, – откликнулся он. – Я тоже ей говорил; что совсем не надо столько продуктов. А она знай свое твердит: видите ли, мне должно быть неудобно вас целых три дня объедать. Ладно, – поднял он с пола рюкзак. – Пошли я всю эту ерунду по-быстрому вытряхну. А то, глядишь, еще забудем, и что-нибудь протухнет.
Добравшись со своей тяжкой ношей до кухни, Макси-Кот выложил на стол две палки сырокопченой колбасы.
– Это разная, – по ходу разгрузки пояснял он. – Одна «Брауншвейгская», другая – «Праздничная».
Затем на столе оказались две банки шпрот, две банки вареной сгущенки и одна большая коробка шоколадных конфет, про которую Макси-Кот сказал:
– Это твоей маме от моих предков.
Я думал, что продуктовый набор исчерпан, однако мой друг жестом фокусника извлек из бездонного своего рюкзака огромную гроздь желтых бананов, два грейпфрута и один лимон.
– Все, – развел руками Макс.
– Неужели? – фыркнула Жанна. Затем задумчиво посмотрела на сгущенку. – Между прочим, с ней можно чай попить.
– И попьем, – согласился я. – Только пусть сперва Макси-Кот до конца разберется. Что там еще? – ткнул я носком тапочка в по-прежнему достаточно набитый рюкзак.
– Спальный мешок и личные вещи, – уклончиво отозвался Макс.
– Тогда просто отволоки рюкзак в мою комнату, – распорядился я. – И вообще, зачем тебе понадобилось переть с собой спальный мешок? Ты чего, на балконе спать собираешься?
– Не собираюсь, – ответил Макс, – но мать настояла. Говорит: «Возьми на всякий случай».
– Конкретно она на всякий случай тебя снарядила, – вмешалась Жанна.
– Какая разница, – отмахнулся Макси-Кот. – Главное, на три дня отпустили.
Тут он был совершенно прав. Мы с Жанной ужасно обрадовались его приезду и тут же поволокли его смотреть снимок в газете.
Макси-Кот, как и мы вчера, не поверил собственным глазам.
– Нет, но я точно помню: была тут старуха в черном. Я ведь тогда еще первый заметил, что она как-то не так стоит.
Нам ничего не оставалось, как согласиться. Реакция Макси-Кота даже как-то успокаивала. А то мы, честно сказать, вчера вечером снова готовы были подумать, будто с нами что-то не так.
– Слушай, Кот, – посмотрел я на друга. – Но если мы все видели тут старуху, каким же образом она теперь превратилась в пятно черной краски?
Макси-Кот ничего не ответил, лишь продолжал разглядывать фотографию. Наконец он уверенно произнес:
– Нет.
– Что, нет? – посмотрела на него Жанна.
– Ну, я сперва подумал, что фотограф нарочно залил старуху поверху краской. Но теперь вижу: тут действительно типографский брак.
– Значит, он взял у Жанны одну газету, а вчера вернул нам другую, – возникла версия у меня.
– А тебе, Фома, не кажется, что это полнейший бред, – откликнулся Макс. – Сколько же у них, по-твоему, должно быть вариантов одного и того же номера? Один, как у вас, с двумя мужиками, другой – со старухой, как принесла Жанна, и, наконец, вот этот. – Он потыкал пальцем в лежащую на коленях газету. – Без мужиков, без старухи, зато с пятном типографской краски.
– Чисто теоретически, они могли с какой-то неясной нам целью напечатать два варианта этого номера, – не сдавался я. – А третий получился случайно. То есть на части тиража снимок оказался с пятном.
– Но что самое интересное, – задумчиво произнесла Жанна, – эта клякса действительно чем-то напоминает старуху.
– Но ты ведь сама говорила, что Никита Павлович совершенно искренне прибаддел, когда увидел твою газету со старухой, – напомнил я.
– Еще как прибаддел, – подтвердила Жанна. – Но, может, он был не в курсе, что существуют разные варианты номера?
– Сомнительно, – покачал головой Макси-Кот. – Сперва был не в курсе, а потом подменил экземпляр. И еще перед вами вчера дураком прикидывался.
– Может, и не прикидывался, – ответила Жанна. – Просто в редакции ему приказали отдать нам именно такой экземпляр.
– И вообще могли припугнуть, – добавил я.
– Знать бы, кто и зачем, – тихо сказал Макси-Кот.
– Ребята, – перебила Жанна. – Этот экземпляр газеты от нас уже никуда не денется. Значит, мы можем оставить ее дальнейшее изучение на вечер. А сейчас, по-моему, надо поторопиться с экспериментом. Если, конечно, мы хотим провести его засветло.
– Естественно, хотим!
Я первым вскочил с дивана. На этом кладбище даже днем было жутковато. А уж когда стемнеет…
Я попытался вспомнить, есть ли там хоть один фонарь? Кажется, нет. Последние фонари кончаются на собачьей площадке. Значит, если мы не успеем до наступления темноты… Бр-р. Меня даже передернуло.
– Пошли, пошли, – поторопил я друзей и первым сунул ноги в ботинки.
Жанна в последний момент решила взять с собой Пирса.
– Во-первых, заодно погуляет, – объяснила она. – А потом, мало ли что.
Сперва я подумал, что при «мало ли что» маленький Пирс вряд ли поможет. Однако вспомнив, как он расправился с нашим бывшим врагом, а теперь почти другом Толяном, пришел к выводу, что пес Тарасевичей в плане защиты, конечно, хуже овчарки, но лучше, чем ничего. По крайней мере, хоть полает и порычит.
Пирс с удовольствием составил нам компанию, и мы все вместе устремились к кладбищу. По дороге мы принялись обсуждать детали предстоящего эксперимента.
– Все вместе туда пойдем? – спросила Жанна.
– Думаю, да, – откликнулся Макс. – Дойдем до склепа Князя Серебряного. Я буду по пути все время смотреть на свои часы. Потом вернемся к выходу и проверим, что будет твориться со временем…
Кот вдруг умолк и, с минуту подумав, добавил:
– Дураки мы с вами. Надо было захватить будильник.
– Полагаешь, мы возле склепа заснем, как спящие красавицы? – состроила рожу Жанна.
– Нет, – на полном серьезе откликнулся Макси-Кот. – Будильник нам нужен в качестве эталона. Мы бы спрятали его где-нибудь за территорией кладбища, а, вернувшись, сравнили с тем, что показывают наши часы.
– Тогда нам совершенно не обязательно нужен будильник, – мне было лень возвращаться из-за этого домой. – Спросим, сколько времени, у какого-нибудь прохожего.
– Предлагаю способ гораздо лучше, – расстегнула ремешок собственных часов Жанна. – Давайте их спрячем вместо будильника.
– Тогда лучше мои, – мигом расстегнул свой ремешок я. – А то вдруг, Жанна твои часы пропадут.
– Ну, если ты у нас такой «благолодный лыцарь», – лукаво глянула на меня она и вновь надела часы на руку.
Немного не доходя до кладбищенских ворот, я остановился возле густого кустарника.
– Погоди, не прячь, – остановил меня Макси-Кот. – Давай сначала их сверим.
При сравнении оказалось, У нас троих стрелки показывают ровно без десяти пять. Удивительная синхронность. Я запрятав в кустарник часы, и мы вошли в кладбищенские ворота.
– Так, – скомандовал Макс. – Берете меня с двух сторон под руки. Будете Для меня чем-то вроде поводырей. Тогда я смогу все время смотреть на часы.
Мы с Жанной повиновались и подхватив Макси-Кота под руки, очень именно двинулись в сторону склепа. Под ногами шуршали совсем порыжевшие мертвые осенние листья. Большинство деревьев стояли уже почти голыми. Теперь всюду, насколько хватал глаз, виднелась старые запущенные могилы. Мы шли по мертвому городу мертвых. Покосившиеся ограды, тресты. Просевшие памятники. Изъеденные временем могильные плиты. Все свидетельствовало о том, что умерли не только люди, которые покоились тут, но и само кладбище.
– Ребята, – сказала Жанна. – А вам не кажется удивительным, что со времени похорон Князя мы, кроме старухи, здесь никого ни разу не видели?
Я задумался. А ведь действительно.
– Жанна, но кладбище ведь старинное. Теперь на нем никого не хоронят. Может, у этих покойников и живых родственников давно не осталось.
– Предположим, – продолжала Жанна. – Но я даже имею в виду не родственников покойников. Людей в этом районе живет полно. Вот мне и странно, что никто не ходит сюда хотя бы просто погулять. А казалось бы, ведь здесь тихо, птички поют, вокруг памятники старинные. В принципе идеальное место для прогулки. Учитывая, что у нас пока вокруг в основном пустыри, и еще, многие люди обожают гулять по старинным кладбищам.
– Одну такую любительницу мы знаем, – не отрывая взгляда от часов, заметил Макс и-Кот. – Старуху в черном.
– Именно что… одну, – сделала ударение на последнем слове Жанна. – И это меня особенно удивляет.
Я во многом разделял Жаннины недоумения. Хотя меня самого такие места, как кладбища, совершенно не привлекают. Но вкусы у людей разные.
Так никого и не встретив, мы добрели до склепа Князя Серебряного.
– Производим контрольный замер, – объявил Макси-Кот. – Жанна, сколько у тебя сейчас времени?
– Без трех минут пять, – сообщила она.
– Замечательно, – кивнул Макс. – У меня то же самое.
Я в это время придирчиво оглядывал склеп. Чудеса в решете: крест на месте, и дерево, расколовшееся на наших с Жанной глазах, стоит целое и невредимое.
Венки еще не убрали. Они по-прежнему были прислонены к стенам склепа по обе стороны двери. Траурные ленты подрагивали под порывами ветра. Бережно посадив Макси-Кота на старинную мраморную скамью с отбитой спинкой, мы оставили его следить за временем, а сами продолжали осматривать склеп.
– Теперь ты видишь? – указала пальцем на крест Жанна. – Он совсем-совсем целый.
Я кивнул. Крест был не только целый, а наверняка тот же самый, который мы видели первый раз, до того как склеп повредило дерево. Теперь, когда я смотрел на него, мне вспомнилась одна особая примета. У поперечной перекладины с левой стороны не хватало солидного куска мрамора. Скол почернел от времени. Вряд ли при восстановлении креста кому-нибудь пришло в голову сохранить подобную особенность. Учитывая, что представлял собой Князь, новый крест сделали бы новеньким и свеженьким.
Взгляд мой скользнул чуть ниже.
– Посмотри, Жанна. Разве тут были надписи?
– Где? – не поняла она.
– Ну, по-моему, это место называется фриз, – напряг свои скудные познания в архитектуре я. – Вон, под карнизом.
Там была выбита какая-то надпись. Подойдя совсем близко к склепу, девочка задрала голову и прочла:
– Memento, qula pulvis es. Помни, что ты – прах,
– Чего? – уставился на нее я. – На фига мне помнить, что я прах. Да я, по-моему, еще и не это…
– Дурак, – хмуро ответила Жанна. – Это не ты, а там по латыни написано, – не сводила она глаз с каменного фриза. – Там по латыни, а я тебе, темной личности, перевела.
– Ты чего, латынь знаешь?
– Учила в прежней школе. Верней, в гимназии. У нас с первого класса была латынь. А уж этими крылатыми выражениями учитель нас просто замучил. Мы наизусть их зубрили.
Кивнув, я снова уставился на достаточно четкие буквы. Вроде, когда мы сюда пришли первый раз, надписи не было. Правда, на сто процентов я поручиться не мог. Слишком уж быстро случилась история с деревом.
– Эй, – обратился я к девочке. – А когда ты второй раз была тут с Котом, надпись не заметила?
– По-моему, нет, – пожала плечами она.
– Чего вы там спорите? – подал голос со скамьи Макси-Кот.