— Да нет, понимаешь… Я видела туфли, они красивые, но… но непрактичные.
— Это как? — недоумевающе спросил Эркин.
— Ну, слишком нарядные. Их только на праздник. И потом… если в них ходить по улице, они развалятся быстро.
Эркин кивнул.
— Я понял. А… а ты сразу две пары купи. И носи по очереди.
— Как трусы? — съехидничала Женя.
Он не сразу понял, а потом рассмеялся и, смеясь, кивнул.
— Ага.
— Нет, Эркин, — отсмеялась Женя. — Так не делают. Туфли я себе куплю, но попозже. Понимаешь, мне нужны такие, чтоб и на улицу, и для работы. И чтоб на ноге были удобны. Нарядные мне не так нужны. И чтоб на зиму… Я видела, — она мечтательно улыбнулась, — черевички.
— Что-что? — переспросил он.
— Ну, как сапожки, только короткие, до щиколотки и на каблучках.
— А они, — Эркин тщательно выговорил новое слово, — практичные?
— Думаю, да.
— Тогда покупай, — решительно сказал Эркин. — Денег хватит?
— Хватит, — улыбнулась Женя. — И ещё я хочу белья купить. Простыни, наволочки, полотенца. И пододеяльники.
Эркин сразу переспросил:
— Пододеяльники — это что?
— Ну, как чехол на одеяло. Чтоб одеяло не пачкалось.
— Ага, понял. Покупай.
— Хорошо. Только я всё это постепенно буду покупать, чтоб не так в глаза кидалось. А то ещё пойдут… — она сделала выразительную гримасу, — разговоры.
— Ты осторожней, — сразу сказал он и вдруг совсем другим каким-то робко-виноватым тоном: — Ничего, что я так… командую?
— Всё правильно, — рассмеялась Женя. — Ты же обо мне заботишься.
Он так смотрел, что Женя не удержалась и потянулась погладить его по плечу. Он сразу перехватил её руку, прижал к губам. Поцеловал в ладонь, в тыльную сторону и снова в ладонь. Женя другой рукой погладила его по голове. И он так же ловко перехватил и поцеловал и эту руку. Потёрся лицом о её ладони и медленно, не выпуская, опустил их на стол. И по-прежнему не отводя глаз, мягко потянул Женю к себе. И даже стол не помешал ему. Женя только на секунду поддалась, и она уже сидит у него на коленях в плотном кольце из его рук.
— Ой, как это у тебя получилось? — удивилась Женя, обнимая его за шею.
Вместо ответа Эркин только плотнее прижал её к себе, так что его лицо оказалось у её шеи.
— Женя, так хорошо? Тебе удобно?
Он спрашивал тихо, перемежая слова поцелуями.
— Ага, — вздохнула Женя, прижимаясь губами к его шее.
Он шевельнул плечами, помогая её руке проскользнуть под ворот его рубашки. А его рука уже под её халатом скользит кончиками пальцев по её животу. Теперь уже не она, а он внутри её объятий, целует её шею, ключицы, склоняет голову, двигаясь губами по её груди. Женя прижималась лицом к его волосам, пока не коснулась губами гладкой кожи на шее и поцеловала его как раз на границе волос. Он вздрогнул и замер. И Женя не услышала, а ощутила его выдох:
— Ещё.
Она рассмеялась и поцеловала его ещё раз, опять туда же и ниже, в выступивший бугорок позвонка. Он резко встал, так резко, что она тихо вскрикнула, но ни испугаться, ни что-то сообразить не успела. В два шага Эркин достиг кровати, положил Женю и сел рядом. Озорно улыбнулся.
— На мя-яконьком, — сказал он очень похоже на Алису, мягко вытаскивая из-под Жени её халат. И уже другим серьёзным тоном: — Тебе не холодно?
— А мне от тебя тепло, — Женя попробовала передать его интонацию и по его улыбке поняла, что попытка удалась.
Плюш ковра приятно щекотал ей спину. Эркин выдернул из штанов и распахнул рубашку, придвинулся поближе, чтобы ей было удобно дотянуться до него. Женя улыбнулась и подняла руку, мягко коснулась основания его шеи. И тут же его рука так же легла на её шею точно на то же место. Улыбаясь, Женя водила пальцами по его груди, ключицам, животу, снова поднималась к шее. И, молча улыбаясь, он необыкновенно точно копировал её движения, гладя её тело. Женя попробовала обмануть его, неровными резкими движениями и остановками, но его улыбка становилась только шире, да озорно блестели глаза. Женя трогала его круглые жёсткие соски и ощущала его пальцы на своих, быстро вела пальцами по ложбине, разделяющей грудные мышцы, вниз к поясу. И с той же скоростью его пальцы скользили по её телу между грудей к животу и так же замирали у резинки её трусиков.
— На работу не проспим? — улыбнулась Женя.
— Ни в жисть, — ответил Эркин с улыбкой.
Женя осторожно нашла узел и потянула за конец. Эркин свободной рукой подправил её пальцы, чтобы она не затянула, а распустила узел. И одновременно её рука скользнула по его лобку, а его пальцы совершил тот же путь по её телу. Эркин приподнялся, давая штанам соскользнуть вниз, быстрым движением плеч сбросил рубашку и уже обеими руками сдвинул с её бёдер трусики.
— Так, Женя, да?
— Ага, — Женя обняла его за поясницу, потянула к себе. — Иди ко мне.
— Иду.
Мягким гибким движением он опёрся ладонями о постель, подтянулся и лёг на Женю, вытянувшись во весь рост, распластался.
— Иду?
— Иди, — рассмеялась Женя и неожиданно для самой себя выгнулась, принимая его встречным движением.
Эркин тихо охнул, прижимаясь к ней.
— Так?
— Ага. Не уходи.
— Сейчас вернусь.
— Ой!
— Тебе больно? — сразу встревожился он.
— Не уходи, — Женя обхватила его за плечи, за шею, попыталась напрячь внутренние мышцы.
— Я здесь, Женя, я с тобой, — его шёпот обжигал ей кожу. — Ага! Ох, Женя… Женя… Женя…
Он звал её, чувствуя приближение туманящей голову волны, чёрно-красного водоворота. И слышал её голос, звавший его.
— Эркин… я здесь, Эркин…
— Я здесь, — откликнулся он, плотнее охватывая её и замирая.
Вздыбившаяся волна нависала над ним. Он знал, что они в комнате, на кровати, что на столе горит лампа, он всё видел и понимал, но чувствовал волну. Она здесь, малейшее движение — и она рухнет на него, закрутит в бешеном водовороте, не оставляя ничего, только тепло Жениного тела и её запах…
Эркин крепче упёрся локтями в постель, осторожно поёрзал, укладываясь так, чтобы полностью закрыть Женю, чтобы потом, когда волна уйдёт, Женя была под ним, как под одеялом. Руки Жени мягко гладили его плечи и спину, её глаза влажно блестели, но губы улыбались. Он пошевелил бёдрами, ворочаясь в ней, готовясь к последним ударам, и волна сразу придвинулась, изгибаясь и приготовившись к прыжку.
— Женя… готова?
Она, улыбаясь, кивнула.
— Я иду.
— Встречаю, — выдохнула она.
Так резко и сильно он ещё не бил Женю, и с той же силой рухнула на него горячая волна, он успел поймать тихий, шёпотом, вскрик Жени и повторить удар…
Он лежал на Жене, всё ещё соединённый с ней, и медленно переводил дыхание. Волна не ушла, она осталась и покачивала его, мягко и ласково. Эркин осторожно шевельнулся, нашёл губами губы Жени, её щёки, влажные и чуть солоноватые, глаза… Она вздохнула, словно просыпаясь, и подняла веки, увидела его лицо и улыбнулась.
— Эркин… хорошо, да? Тебе хорошо?
Он медленно, будто только учился говорить, ответил:
— Да, очень. Ты… ты не устала?
— Не знаю, — Женя медленно подняла руки, погладила его плечи, голову. — Полежим так, хорошо?
— Тебе… нравится? Ну, когда я… в тебе?
— Мне всё нравится, — тихо засмеялась Женя.
И он, отзываясь на этот смех, покачался на ней. Чуть-чуть. Чтобы она почувствовала его.
— Тебе не тяжело?
— Нет, мне хорошо. А тебе?
— Очень. Мне никогда так хорошо не было.
Улыбка Жени стала лукавой.
— Ты так всегда говоришь, каждый раз.
— Это же правда, — он улыбнулся. — Я же индеец, индейцы не умеют врать.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем, — кивнул он и серьёзно: — Я говорю правду, Женя. Мне каждый раз хорошо, — и помолчав, будто проверял, убеждённо закончил: — Как никогда.
Женя уложила его голову себе на грудь. Он потёрся об неё щекой и всё-таки медленно приподнялся.
— Я… посмотрю на тебя. Можно?
— Можно, конечно, — удивилась его просьбе Женя. — Тебе всё можно.
Эркин медленно плавно выпрямлялся, не разрывая замок, а мягко очень плавно отделяясь от Жени, и встал над ней на коленях так, что Женя осталась лежать на спине между его ногами. Его взгляд мягко гладя двигался по ней, как до этого его руки, и на себе он ощущал такой же гладящий взгляд.
— Какой ты красивый, Эркин.
— Опередила, — улыбнулся он. — Только ты лучше. Правда.
— Сейчас скажешь, что лучше всех, — смеялась Женя.
— И скажу. Это тоже правда, Женя. Ты лучше всех.
Женя медленно закинула руки за голову и потянулась.
— Как хорошо, Эркин.
— Лучше не бывает, — кивнул он. — Я уложу тебя, хорошо?
— Как это?
— Ну, ты поспишь. Тебе надо отдохнуть.
— А тебе?
Он улыбнулся её вопросу.
— От радости не устаёшь.
— Ой, как это тебя хорошо получилось?! — Женя порывисто поднялась к нему. — Значит, тебе это в радость и ты не устаёшь, а мне, значит, отдыхать надо, мне, получается, это не в радость, да? Вот я тебя за это сейчас!
Она обхватила его за шею и резко дёрнула на себя. Эркин поддался рывку и позволил повалить себя на постель. Задыхаясь от смеха, она шутливо тузила его, так что он попросил:
— Женя, не щекочи, я ж в голос заржу, Алису разбудим.
— Придушу провокатора, — грозным шёпотом сказала Женя, усаживаясь на него.
Эркин согнул ноги в коленях, чтобы Женя могла опираться спиной. Теперь она сидела у него на животе и даже ноги ему на грудь поставила.
— Тебе удобно? — заботливо спросил Эркин и, дождавшись ответного кивка, продолжил: — Ты меня пока душить будешь, я вздремну малость, — закрыл глаза и даже всхрапнул.
Женя рассмеялась и попыталась встать, но он сразу открыл глаза.
— Нет, Женя, ты сиди.
— Тебе же тяжело, — возмутилась она.
— От тебя? Никогда.
Но она всё-таки слезла с него и встала.
— Лампа догорает уже.
— Понял, — Эркин потянулся, проехавшись спиной и ягодицами по мягкому ворсу ковра. — Ох, хорошо как. Всё, встаю.
Он сбросил себя с кровати, нашёл шлёпанцы, подобрал штаны и рубашку. Женя уже надела халатик и унесла на кухню чашки, и там теперь еле слышно звякала посуда и плескалась вода. Эркин, прижимая к груди одежду, прошёл к себе в кладовку, вытащил и развернул свою постель, сложил штаны и рубашку и вышел на кухню.
— Я возьму тёплой воды? Оботрусь.
— Конечно, бери, — Женя расставляла вымытую посуду на новенькой проволочной сушке.
— А… а ты?
— Я уже, — засмеялась Женя. — Пока ты штаны свои искал.
— И я уже, — Эркин расправил на верёвке влажное полотенце. — Завтра я поправлю.
— Что?
— Сушку. Там гвозди слабые, я смотрел.
— Ага, — Женя вдруг зевнула. — Спокойной ночи, Эркин.
— Спокойной ночи, — откликнулся он уже из-за двери кладовки.
Женя оглядела кухню, проверила, насколько плотно закрыта дверца плиты, послушала сонную тишину в кладовке и пошла в комнату. Уходя, Эркин привернул фитиль, и теперь комната тонула в полумраке. Женя быстро разобрала постель, погасила лампу и легла. Каково ему там, на полу? Интересно, ну, когда-нибудь их оставят в покое? Чтоб не бояться, чтоб не прятаться от всех, чтоб Эркин мог до утра спокойно спать на кровати. Ведь если подумать, то у них только одна нормальная ночь и была. Когда он с заработков приехал. Правда, если честно, они и не спали в ту ночь. Но всё равно, он до утра оставался с ней, а сейчас… что же делать, так уж получилось, что иначе нельзя. Что же делать?
* * *
Золотарёв любил водить машину и при малейшей возможности садился за руль. Шофёр нужен… когда он нужен. И разговор за рулём вести удобнее. Всегда можно отвлечься на дорогу и тем выгадать время для обдумывания ответа. Хотя на этот раз собеседник нелёгкий — на лету всё схватывает, с очень хорошей реакцией.
— Мы союзники, Игорь Александрович.
— С разными методами, не так ли?
— И это. Но сейчас и методы наши совпадают.
Ироническое хмыканье, быстрый взгляд. Ладно, пойдём так:
— Игорь Александрович, почему вы не вернулись к научной работе?
— Видите ли, Николай Алексеевич, во-первых, делать историю — занятие не менее интересное, чем её изучать. Во-вторых, мне попросту не к чему возвращаться. Все мои довоенные материалы и наработки погибли. В-третьих, я не могу оставить моих товарищей. Они помогали мне, мой долг… фронтовое братство, если хотите, — Бурлаков говорит спокойно, академически рассуждающим тоном. — И наконец, в-четвёртых, у меня, простите, чисто шкурный интерес. Я ищу свою семью.
— Вы говорили, они погибли.
— Да. У меня нет доказательств, что они спаслись. Но нет и доказательств гибели. Работа в имперских архивах может их дать.
— Вы ищете доказательства гибели или спасения?
— Николай Алексеевич, только очень плохой учёный начинает работу, зная, что получит в конце. Известный заранее, желаемый вывод… это догма. А я учёный, — и мгновенная озорная усмешка. — Не очень плохой. Вот и пятый аргумент. Я занят научной, по сути, работой. Так что сама постановка вопроса некорректна. Я всё-таки вернулся.
Золотарёв улыбнулся. Надо же, хорошо как перевёл. Что ж, пусть залезет поглубже. И себе найдёт, и с нами поделится, и… нет, об этом парне говорить ещё рано, пусть профессор увязнет, и тогда… вот тогда и пойдёт настоящая игра с Бредли и Трейси. Они, говорят, игроки сильные, ну так и профессор Бурлаков тоже… далеко не из последних. Недаром его наш генерал ценит и чуть ли не со школы дружит.
— Игорь Александрович, а дома не попробовали? Может, кто из соседей что знает?
— Разумеется, я побывал в Грязине, но… — голос Бурлакова по-прежнему спокоен, — там давно живут другие люди. Сменились все соседи. Никто ничего не знает. Это же был район «оздоровления».
Золотарёв кивнул. Оздоровление, sanitation. Служба Безопасности Империи радикально решала проблему сопротивления в бывшем Пограничье, арестовывая всех жителей, всех поголовно, и заселяя опустевшие дома привезёнными издалека собственными гражданами, лояльными и в силу происхождения, и в силу благодарности за полученное в дар от Империи имущество. А вывезенные… часть уже нашлась трупами на Горелом поле и во рвах, часть в трудовых лагерях при военных заводах… И что теперь со всей этой массой делать? Но об этом пусть головы в другом отделе болят.
— Вы надеетесь найти следы в архивах?
— И на это тоже.
— А ещё на что?
И в ответ с прежней чуть отстраняющей улыбкой:
— Моя главная надежда, Николай Алексеевич, на чудо.
Золотарёв кивнул. Да, больше Бурлакову, если честно, надеяться не на что.
Бурлаков, сохраняя прежнюю улыбку, смотрел перед собой на несущуюся под колёса серую в тёмных пятнах свежего асфальта дорогу…
…- Кажется, успели, — Антон сидит, небрежно откинувшись на спинку, с безмятежной улыбкой отдыхающего гуляки. — Всё спокойно.
— Спасибо.
— Не за что. Твоих мы прикроем, — и уже тише добавляет: — Как сможем.
Он кивает.
— Не надо утешений. Я не первый, — и с невольным вздохом: — и не последний.
— Ничего, — Антон улыбается как можно веселее. — Будет и у нас праздник.
— Будет, — он старается улыбаться как Антон.
— Вот мы победим, представляешь, соберёмся, сядем все вместе… — Антон громко причмокивает.
Он смеётся, кивая. Извечная мечта: пир после победы. Интересно, сколько нас уцелеет? Вряд ли понадобится очень большой стол…
… - Простите, я кажется задремал.
— На здоровье, Игорь Александрович, можете дремать дальше.
— Благодарю…
…Антона убили через полгода. Заметив хвост, повёл за собой, затащил в какой-то тупик и затеял перестрелку. С Антоном оборвалась последняя ниточка, связывавшая с домом. Антон бывал у него дома, знал их всех. И Римму, и детей. Играл с Аней в шахматы, возился с Серёжей и Милочкой. И вот всё, оборвано. Он знал, что так будет, что этим кончится, и всё же…
…Не открывая глаз, Бурлаков сел поудобнее. Машина идёт ровно, без рывков и толчков. Всё позади, всё кончилось благополучно. Для выживших. Он всё понимает, но он поехал туда, в Грязино, бывшее Грязино…