Странно, ведь жили в одной стране, все ходили в школу, носили красные галстуки. А теперь смотрим друг на друга и не можем понять. Волка, бегущего по ночному проспекту, понять легче.
Михальчук распростился с дворником, уложил спать зевающего Княжнина, вернулся в клуб, где веселье уже поблекло, словно утренняя луна. Дежурство заканчивалось, теперь предстояло многое осмыслить.
Во всем виновата луна. На Земле еще не было ничего, кроме горячих камней и чуть солоноватого океана, а луна уже светила никому, роскошно и равнодушно проходя все свои четверти, скрываясь в звездном изобилии безлунных ночей и сияя жемчугом полнолуний. Миллиарды лет светить никому — этого вполне хватит для вселенского одиночества. Недаром первая живая слизь светилась лунным отблеском, и также светятся безмерно одинокие обитатели морских глубин. Перед лунным светом живое одиночество и живая тоска не значат ничего. Они растворяются в нем, подобно крупинке соли в безбрежности океана. Океан не заметит твоей крупинки, он не станет солоней, не станет и слаще. Все познается в сравнении, кроме несравнимых величин. В лунную ночь на всякое живое существо обрушивается одиночество, скопившееся за миллиарды безжизненных лет.
И тогда тем, кто смотрит в небеса, овладевает тоска, превышающая мыслимые и немыслимые пределы. И своя жизнь, привычная и разумная, уже не кажется единственно возможной. Более того, она становится совершенно невозможной. Волк, навывшись до изнеможения, бросает стаю и волчат и уходит в страшный и притягательный город: там есть нечто, столь же непостижимое, как и тоска лунной ночи. А других волков, ставших чужими, он рвет страшно и безжалостно.
Человек, намаявшись неприкаянно, в ночь полнолуния уходит из дома, чтобы бегать вместе с волками, заливисто плакать и вкушать немыслимую свободу. А людей, не сумевших понять его душу, он рвет столь же страшно и безжалостно, как и его собрат — волков.
И никто не знает, что случится, если встретятся мордой к лицу волк, перекинувшийся человеком, и человек, ставший волком. Луна, возможно, знает, но она умеет молчать.
А еще порой полная луна устраивает небывалое, так что кажется, будто она хохочет с небосвода, широко разинув пятна сухих морей.
Домой Михальчук вернулся под утро и успел соснуть часика полтора, прежде чем Княжнин, уложенный на диване, продрал глаза.
— Как тебе вчерашний культпоход? — спросил Михальчук.
— Смутно… Но в главном, думается, я прав. Не знаю, была ли та девушка волколаком, вервольфом или еще кем, но вреда людям она не причиняла.
— И отсюда ты делаешь вывод, что нежить безобидна. А хочешь, я тебе прилипалу в дом подсажу? Моих умений на это хватит. Замаешься по знахаркам и попам бегать. А ведь это обычная прилипала, не упырь, не кицунэ — лисица-оборотень, ни еще какая зараза. Если уж проводить твои параллели с микроорганизмами, то нелишне вспомнить, что далеко не все микробы являются болезнетворными. Есть и такие, без которых не проживешь. А большая часть для нас просто безразлична. И суть нашей работы не в том, чтобы хватать и не пущать, а чтобы отделять овец от козлищ и зерна от плевел. Если вчерашняя красавица не опасна, то ее никто не тронет. Пусть и дальше смущает любвеобильное Барсучье сердце. Но для этого надо быть вполне уверенным, что она не опасна. Хотя, боюсь, начальство в любом случае прикажет отвадить ее от городских кафе и клубов. Просто так, на всякий пожарный случай.
— Но ведь это… — начал было Княжнин.
— Это — обычная предосторожность. Лучше выгнать из города самую дружелюбную бьякко, чем позволить бродить по улицам кикиморе или ожившему трупу. Помнишь, как зоотехник сказал: «Волк пробегала. Большой…». Так вот, я не хочу, чтобы люди встречались по ночам с большим волком, даже если этот волк «мутирует» в положительном направлении.
— Все-таки ты неисправимый ретроград.
— Лучше быть живым ретроградом, чем мертвым прогрессистом. Ты заметил, как много слов в языке, означающих охранителей? Ретроград, реакционер, консерватор… А с противоположным значением? Их и нет почти, во всяком случае общеупотребительных. А все потому, что прогрессисты не выживают. Кстати, месье прогрессист, не мог бы ты мне помочь? Мне нужна телекамера, наподобие тех, какими осуществляется видеонаблюдение. Ты же у нас мастер золотые руки, вон, даже детектор собственный собрал. И работаешь в подходящем заведении.
— Камера — это пара пустых. Другое дело, где и как ее ставить и кто наблюдение будет осуществлять.
— Наблюдать буду я. А поставить… да хоть на козырьке, что над моей парадной. И чтобы показывала панораму улицы. Очень хочется поглядеть, что там за девушки бегают и что за волки.
— Разве у вас в Службе таких простых вещей нет?
— Есть, но не хочу зря беспокоить начальство. Слышал, что мудрый дворник говорил? От начальства все беды. Ты меня ретроградом обзывал, так это потому, что с полковником Масиным знакомства не водишь.
— Будет камера! — решительно объявил Княжнин. — Сегодня же будет.
— Это хорошо. А то сегодня последняя волчья ночь. Полнолуние миновало. В другие дни трансформации тоже случаются, но редко. Если наблюдать, то сейчас.
— Ты думаешь, она прямо на улице будет волком перекидываться?
— Я пока ничего не думаю, я поглядеть хочу. Ты слышал, вчера дворник сказал: «волк пробегала». Я успел справочку навести: в таджикском языке нет понятия рода. Так что старик мог перепутать, но мог и не перепутать, все-таки он не просто якам хвосты крутил, а с пониманием — зоотехник как-никак.
— Это тут при чем?
— В нашем деле, друг ситный, все при чем. Вчера утром, я тебе рассказывал, волк, жертвуя собой, обманул группу захвата и позволил скрыться волколаку. Не думаю, что тут снова тандем, но поглядеть очень хочу. Предчувствие у меня, а в нашем деле предчувствиям доверять нужно. Представь для примера, что дед оборотня в мусорном блоке прячет. Как тебе такой вариант?
— О таком я не подумал… — ошеломленно пробормотал Княжнин. — Бегу. Сегодня же все будет. Только мне тоже… я тоже поглядеть хочу.
— Гляди, — великодушно разрешил Михальчук. — Через камеру — чего не поглядеть.
Если Княжнин говорил, что сделает, — обещанное кровь из носу, но бывало сделано. Эта особенность примиряла Михальчука даже с дилетантскими идеями приятеля. Во всяком случае, вечером оба сидели перед включенным телевизором и наблюдали происходящее на улице. Обычно ящик-говорун, если в этот день не намечалась трансляция особо важных футбольных и хоккейных матчей, бывал заткнут, но сегодня его включили заранее. Гордый Княжнин давал пояснения.
— Звук, к сожалению, берет только от самой парадной, а улица подается панорамой. Если угодно, можешь приблизить тот или иной участок. Разрешимость довольно приличная. А вот внутренность мусорного блока не берет. Это надо отдельную камеру ставить внутри. Камеру достать — не проблема, а вот ключ от мусоропровода…
— Это тем более не проблема. Но, думаю, пока не нужно. Как трансформация происходит, заснято много раз, полагаю, ничего нового мы тут не увидим. А что со звуком изображение — это здорово. Я думал, камеры наружного наблюдения только немыми бывают.
— Когда надо, бывает что угодно, — скромно похвастался Княжнин.
Мобильник, лежащий на столе, сыграл первые такты марша из оперы «Аида» и замолк, не одолев мелодии.
Михальчук глянул на экранчик и значительно объявил:
— Дева красоты уже в ночном клубе. И Барсук с приятелями тоже там. Так что объявляется готовность номер ноль.
Княжнин глянул на мобильник, в котором не замечалось ничего волшебного, и уважительно сказал:
— Лихо ты определяешь. Я о такой технике и не слышал. Как эта штука работает, если не секрет?
— Эта штука работает безотказно. Называется она бармен Эдик, или попросту Олег. Мы договорились, что если придут оба заинтересованных лица, Олег сделает вызов и тут же отбой. Так работает самая высокоточная техника.
Княжнин кивнул, хотя разочарования, скрыть не мог. Полчаса прошло в напряженном молчании.
— Тра-та-та-та! — взыграл мобильник и подавился самой высокой нотой.
— Быстро они сегодня, — заметил Михальчук. — Видать, сильно Барсучонка за живое взяло. С ходу буром попер. Этак он девочку от посещения нашего клуба отучит. Дурак он, что взять с дурака…
— Вон она! — перебил Княжнин.
Очевидно, девушка большую часть пути пробежала дворами, потому что возникла уже совсем близко. Подчиняясь тонким движениям княжнинских пальцев, камера сделала наезд, показав бегущую крупным планом.
Лицо спокойное, хотя в глазах мечется совершенно человеческая тревога и верхняя губа прикушена ровненькими зубками. Почему-то Княжнин сразу отметил этот факт, хотя и не ожидал увидеть оскаленных клыков.
— Хороша чертовка! — похвалил Михальчук.
— Она что, демон? — встревоженно спросил Княжнин.
— Нет, конечно. Но хороша…
Девушка бежала. Каблучки выбивали по асфальту тревожную дробь. Пышные волосы упруго вздрагивали при каждом шаге, но укладка оставалась идеальной, словно на рекламном клипе. Все в красавице было хорошо, и все чуть-чуть ненатурально, как выполненное опытным визажистом. И только глаза были живыми, человеческими. Не верилось, что сейчас хозяйка таких глаз обернется зверем, готовым разорвать преследователей.
В руке бегущей возник тяжелый ключ с двусторонней бородкой. Наивные квартировладельцы приобретают такие ключи для железных дверей своих хором, надеясь, что теперь никто не проникнет в их крепость. А служащие ЖЭКов, или как это теперь называется, запирают ими дворницкие и иные подсобные помещения.
Лязгнула дверь мусорного блока, красавица исчезла, невидимая электронному глазу камеры. И почти сразу в конце улицы появились двое парней из свиты Барсука. Очевидно, взбешенный авторитет устроил на таинственную незнакомку форменную охоту.
Раздался долгий скрип несмазанного железа, на улице появился старый таджик. Выкатил наружу переполненный мусором контейнер, навалившись худым телом, слегка утрамбовал отходы, чтобы возможно стало защелкнуть замок на крышке. Подкатил новый контейнер. Добыл откуда-то из мертвой зоны широкую лопату, принялся сгребать рассыпавшийся мусор, закидывать его в контейнер, еще не наполненный.
— Она там? — жарким шепотом спросил Княжнин.
— Кто?
— Волчица. Он ее в контейнере спрятал, туда ведь никто не сунется.
— Нет там никого! — отрезал Михальчук. — Смотри и не мешай!
Подоспели Барсуковы клевреты.
— Эй, дед, — крикнул один. — Девчонка тут не пробегала?
— Девушки бегают быстро, — ответил таджик, не отрываясь от лопаты. — Если она не хочет, чтобы ее поймали, вы ее не поймаете.
— Порассуждай тут, чурка… — процедил один из парней. — Отвечай, пока по-хорошему спрашивают.
— Не видел здесь девушек.
— Дай ему в морду, — посоветовал второй парень, — мигом вспомнит.
— Умный ты, спасу нет. Ему в морду дашь, потом от чесотки лечиться. Пошли, скажем Барсуку, что никого не видели. Хочет, пусть заранее у всех дверей охрану ставит, а я не нанимался для него по улицам бегать.
Парни ушли, на этот раз не торопясь. Таджик продолжал чистить мусорный бокс. Шарканье лопаты по асфальту, привычное и успокаивающее зимой, сейчас, в самом конце лета, казалось нелепым и чужеродным. И все происходящее казалось одновременно нелепым и странно знакомым.
Все в детстве слышали сказку про девочку-замарашку, которая непрерывно возилась с мусором и золой от камина и даже прозвище получила соответствующее. А бедняжке хотелось хотя бы изредка красивой жизни, музыки, хоть чего-то, отличного от половой тряпки и запаха помоев. И, как непременно бывает в сказке, явилась добрая волшебница и отправила Золушку на бал в королевский дворец. Платье, карета, то да се… А куда девались руки, огрубелые от кухонной работы, коленки, изуродованные мытьем и натиркой полов, намертво въевшаяся вонь отхожего места? Так ведь всего этого и не было! В сказках всегда случается так, что тяжелая работа не калечит красоты. А возможно, сказочник не договорил, и не только тыква обратилась в карету, но и грязная уродка перекинулась красавицей. В Службе психического здоровья много могут порассказать о проделках той нежити, которую люди называют феями.
Но, в целом, с Золушкой все окончилось благополучно. Если и возвращался ей в лунные ночи истинный облик, то принц про это ничего не знал, пребывая в счастливом заблуждении, будто женат на красавице. И, как хрестоматийный теленок, он умер счастливым.
А в жизни все бывает причудливее и безжалостнее. Даже помойка в реальности воняет совсем иначе, нежели в сказке. И добрых крестных у гастарбайтеров не бывает. Зато бывает полнолуние, когда хочется выть, а природная серость у одних выступает наружу, а другим становится невмоготу носить ее. Пусть раз в месяц, но хочется чистоты, музыки, восхищенных или завистливых взглядов. Не обязательно даже превращать мусорный контейнер в элегантный «порше», Золушка дойдет пешком. И никто не опишет в волшебной сказке ее чудесное превращение. Ах, Шарль Перро, где твое перо?
Прекрасный принц, явившийся неведомо откуда, непременно вызовет приступ злобы и зависти у потенциальных соперников. Быть принцессой гораздо безопаснее. Главное — убежать с бала, прежде чем часы пробьют полночь и чары рассеются.
Таджик закончил скоблить тротуар, загнал оба контейнера, полный и почти пустой, в мусорный бокс, гремя ключами, запер дверь. Бормотал что-то на своем языке, где нет понятия мужского и женского рода.
— Он что, запер ее там? — тревожно спросил Княжнин.
— Кого?
— Девушку.
— Девушку? — переспросил Михальчук. — А была ли девушка?