— Не княжье это дело, перед всяким холопом оправдываться, — ответила высокомерно старая грымза.
— Слышь, ты, карга старая? Ещё раз в мою сторону свой вонючий рот откроешь, я тебе язык вырву и тебе же в жопу засуну, — обиделся я.
Слегка растерянно посмотрев на меня, боярыня открыла рот чтобы достойно ответить такому наглецу, но тут с шумом подбежал отряд металлистов. Не особо задаваясь вопросом — кто виноват, тут же решили взять меня в оборот. Самый ближний — без всяких затей, попытался ткнуть меня в живот тупым концом копья. Его счастье. Ткнул бы острым, ответ был бы однозначным — прибил бы нахрен. Жили тут по простым правилам, просто и не замысловато. Ударили? Бей в ответ, пока пощады не запросят, или не вырубятся. Только не убивай. Хотят убить? Убей сам. Пустили кровь? Возьми его кровь и можно с жизнью. Кровь тут называют — живица. Отворил живицу, значит убить хотел — получи обратку. Считаешь себя несправедливо обиженным? Вызови обидчика в Круг на поединок — пусть Боги рассудят кто прав. Убийство в Круге — не убийство, а приговор Богов. Хочешь поспорить с решением Богов? Иди в Круг. Хотя, можешь во всех этих случаях востребовать виру, деньгами или имуществом, или им самим — пока долг не погасит. Люди не дураки, знают, когда нужно драться, а когда и поговорить безопаснее. Закон кровной мести тоже работает в полную силу. Убили твоего родственника? Убей виноватого и всю его родню, если они попробуют защитить своего — ты в своём праве. Хотя, если общественность решит, что ты должен остановиться — остановись. Маньяков кровожадных, тут тоже не терпят. Решат, что ты обществу опасен — сами грохнут, как опасного зверя.
Это только в моём времени всем заправляют продажные судьи и мусора. А тут, я могу вызвать любого, хоть самого князя — в Круг. Правда, князья — это отдельная тема. Есть определённые условия в поединке с князем. В Круг он может выставить вместо себя любого бойца, но опять?таки, не более двух раз. То есть, один хрен, умелый воин, уложив двоих — третьим грохнет князя. И князья это знают. Потому не сильно борзеют.
Так вот, ткнул меня этот боец тупым концом копья, которое я тут же выдернул у него из рук, плавно закрутив его вокруг себя, попутно стукнув по затылку, и пошла потеха. Менее чем через минуту, все стражники в разной степени отключки, лежали вокруг возка. Вроде и не долго, а напылили изрядно, кони бронированные.
— Ты что?то хотела сказать, боярыня? — повернулся я к возку, где на меня таращилась в шоке так и не закрывшая рот боярыня и не менее обалдевшая княжна.
Боярыня захлопнула рот и отрицательно помотала головой. Ну и ладно, не хочешь говорить и не надо. Так, чего?то я забыл? Ах, да! Копьё. Положив его рядом с тем бойцом у которого отобрал, повернулся в сторону дома.
— Воин! Воин! — раздался растерянный голос мне в спину.
— Слушаю тебя, княжна, — снова повернулся я к возку.
— А, что нам делать? — спросила она, выразительно поведя рукой вокруг.
Я посмотрел, подумал. Ещё подумал. Можно их конечно и послать, но мужик я или не мужик? Хотя, тут в этом времени, слово мужик отличается по смыслу от принятого в моём. Тут мужик, это вроде работяги — должника. Полу — раба. Так что, в ходу слово мужчина. Я муж, я мужчина.
— Будь моей гостьей княжна, — слегка поклонился я, спина не переломится, тем более перед такой красоткой, — Но приглашаю тебя одну. Как и чем будут заняты все остальные твои люди, мне не интересно. Будут досаждать — похороню за околицей. Принимаешь приглашение?
Едва только княжна успела согласно кивнуть, я чуть ли не прошипел, выставив палец в сторону открывшей уже рот боярыне:
— Только скажи слово, старая сука и я выполню то, что обещал!
Однако, переборщил с психическим прессингом, напугались обе. Ладно, поможем, чем сможем. Подойдя к возку, я поднял княжну на руки и занёс в дом. Пока нёс, она пришла в себя, сначала дёрнулась соскочить, но потом прижалась плотнее, ещё и обняла. Вот она, женская логика — в её полном отсутствии. Страшный, незнакомый мужик, отлупил двадцать охранников и куда?то её тащит. Сразу возникает несколько вариантов, один другого хуже — куда и зачем. Я бы уже дрался, а она лежит на руках, глазищами большими и любопытными хлопает. Занёс в дом, Купава хмыкнула глядя на нас, а я всем своим лицом продемонстрировал, что я тут совсем не виноват.
— Да, милый. Я так и поняла. Только отвернулась, а ты уже девиц чужих на руках носишь. Да шучу я, шучу княжна. Всё видела и всё слышала. Давай на лавку её усади, сейчас я баньку протоплю по — быстрому, повечеряем, да можно и почивать. А с теми проказниками чего решил? Княжна, отпусти моего мужа, никуда он не сбежит. Ну вот, опять глазищи свои распахнула, шутим мы так, не то ещё услышишь.
— Да чего с ними решать? Поколотил маленько. Полезут если сдуру, ещё получат. Ты, не суетись любушка моя. Баньку я и сам протоплю, не царское это дело с печью возиться. А вот ты княжна, прикрой свой красивый ротик, а то муха залетит. А мухи они не фазан, они не вкусные. То наши шутки такие, семейные. Что не царское это дело печку топить, или там воду носить, ну или корову за сиськи дёргать, понимаешь?
Княжна кивнула. Потом подумала и ещё раз кивнула, и посмотрев на нас, прыснула в кулачок.
— Ну, вот и славно, — улыбнулся я в ответ и оставив женщин секретничать, отправился возиться с баней. Банька у меня тоже хороша. И сам строил и сам печку сложил и камни подбирал для парилки. Всем на зависть, ни у кого такой нет. У всех по — чёрному топятся, теснота, всё в саже, а у меня — хоть живи в ней, до того уютно и удобно. Вот до чего ещё руки не дошли, так это до выплавки стекла. Но ничего, ещё дойдут, не всё сразу. И так много чего сделано. Купава вправе мною гордится. А я горжусь ею, ни у кого такой замечательной женщины нет.
Глава 6
— Арес! Эй, Арес, ты дома? — раздался голос Коростеня с улицы. Странно, чего не заходит?
— Дома, где мне ещё быть, — ответил я выходя из бани, — Ты чего с улицы орёшь?
— Так, это, не один я, — он замялся, — Выйди, тут поговорить хотят с тобой. Меня просили посодействовать.
— Ну, раз просили, — ответил я, выходя за забор. Единственный глухой забор в деревне. А нехрен смотреть всем подряд, чего мы там во дворе делаем. И ворота у меня такие, что надо постараться, чтобы сломать. Ну, как я и ожидал, Коростень был с двумя стражникам. Вполне себе оклемавшиеся. Мордато — бородатого не было.
— Слушаю вас, воины, — повернулся я к ним. Можно было бы поиздеваться, типа Коростень обратился — буду с ним говорить, а вас я не знаю, и так далее — но не стал. Я же не злопамятный. Просто злой и память хорошая.
— Ты, это… — замямлил тот, который постарше.
— Ты не мнись, как коровья лепёшка, — по — доброму подбодрил я его, — Меня зовут Арес. А ты пришёл узнать, где княжна и что вам делать, пока ваш горластый командовать, не способен. А боярыня наверняка ядом как змеюка плюётся, крови требует и карами небесными грозит. Всё верно?
— Вот, точно сказал, как есть, — первым отмер более молодой, пока старший удивлённо моргал глазами.
— Ну, вот ничего сложного, — миролюбиво согласился я, — Передайте людям, что княжна сейчас помоется в бане, повечеряет, потом почивать ляжет. Никто её в этом доме не обидит. А если кто попробует в этот дом без спроса зайти, тому ноги и руки оторву и скажу, что так и было. А что я это смогу сделать, вы уже наверняка поняли. А кто чего не понял, у людей поспрашивайте. Вот у старосты нашего, хотя бы. А карге старой, что там ядом плюётся, можете прямо сказать, увижу хоть косой взгляд в сторону моего дома, до Киева не доедет. А слово моё твёрдо, все это знают. Правда, Коростень?
— Истинная, правда, — дёрнул бородой староста, соглашаясь.
— Вот староста подтвердит, — продолжил я, — Своим людям меня бояться нечего. Последнее отдам и защищу, и помогу. А вот враги пусть боятся. Так что, воины идите и спокойно отдыхайте. И постарайтесь не безобразничать, у нас деревня тихая, мирная, шума не любит. Кстати, как там этот ваш главный, живой ли? Кто он, вообще у вас?
— Жив, — отморозился старший стражник и поморщился, — То брат воеводы Киевского. Доверили встретить княжну Полоцкую и сопроводить в Киев. Ну и боярыню Потанину с ним отправили, вроде как девице молодой невместно одной в сопровождении мужчин ездить.
— Что, так достала она вас?
— Да, уж… — махнул он рукой, — Нам куда деваться? Наше дело малое, сказали езжай, мы и едем. Слушай, мы вот чего спросить хотели…
— Ладно, не мнись, не девица.
— Ты где так с копьём биться научился? Бился похлеще берса нурманского.
— Да много где, — уклончиво ответил я, — Главное оружие не копьё, а сам воин. Копьё, это так, нежданный подарок того воина, который меня им первый ткнул. Ткнул бы острым концом — я бы вас всех убил, ударил бы он рукой — побил бы руками, а ударил тупым концом, я вас как щенят древком и погонял.
— Так то, нам значит, его ещё и поблагодарить надо, что тупым тебя ткнул, а не острым концом? — спросил молодой.
— Можно и поблагодарить. Сам знаешь, что заповеди предков велят, поднявший меч — от меча и погибнет. А я не холоп и не закуп, я воин. Мне сомневаться в бою не уместно. Сами знаете, кто сомневается — долго не живёт.
— То так, — согласно кивнули оба.
— Кстати, вы у нас как надолго остановиться хотели?
— Да, дён или два, — ответил старший, — А, теперь и не знаю. Воеводин брат пластом лежит, в себя пришёл, но стонет. Ваша знахарка сказала, что грудь дюже промята. Это какая же у тебя силища, что ты рукой ему броневую пластину вмял. Эдак, не каждый воин копьём ударить сможет. Ваш кузнец только сочувственно поцокал, пока её выпрямлял. Говорит, что это ты ещё не злой был. Сказал, что когда ты осерчал, то наковальню ему разбил кулаком.
— Было дело, немного рассердился, когда железо пережёг, — пожал я плечами, а сам подумал, ну вот злопамятный кузнец. Год прошёл, а он всё вспоминает. Чего там та наковальня? Каменюка большая, трухлявая была, наверное. Разок стукнул она и развалилась, а крику было сколько? Я ему новую сделал, ещё лучше. Нет, ну вот злопамятный, а? Сколько времени прошло, а всё простить не может
— Ну, мы тогда пошли? — замялись стражи, — Ты, это, Арес. На нас зла не держи, сам понимаешь — служба.
— Да ладно, всё уже забыл. Вы там людям скажите, чтобы за княжну не волновались. Пусть этот ваш воеводин брат отлёживается, а за княжной и моя жена присмотрит. И сыта будет и чиста и поспит мягко, да сладко. Такого дома как у меня и в Киеве не сыщешь.
— Хорошо, Арес, так и скажем. А дом у тебя и правда, дивный. Крыша невиданная, всё красиво и богато. В самом доме, наверное, тоже не хуже?
— В дом не пущу вас, — категорично пресёк я наивную попытку напроситься посмотреть, что там внутри, — Могу сказать, что внутри ещё лучше. Так что, топайте восвояси, служивые.
Когда они отошли на некоторое расстояние, я их окликнул:
— Эй, воины! — когда они обернулись, продолжил, — Вы хорошо сказали, вроде как — не держи зла, вроде как служба. Если что, вы тоже не обижайтесь — я эту деревню под защиту взял. Головой ответите, если что. Всё, идите.
На таком, дружеском напутствии я распрощался со стражниками. Потом немного пошептался с Коростенём, наказав, если что звать меня и отпустил его успокоенного. Затем проверил баню, притащил воды про запас несколько вёдер и зашёл в дом, посмотреть, чем там женщины заняты. А они были заняты, исконно женским делом — обнявшись, обе плакали взахлёб. Княжна была уже в другом платье, Купава приодела в одно из своих, оно на ней как парашют висело. Но обе сидели в обнимку и самозабвенно ревели.
— Ну и чего сырость разводим? Что случилось?
Купава тут же мне выдала вариацию на тему — все мужики козлы, конечно исключая меня единственного и неповторимого. Заодно узнал и имя княжны — Рогнеда. Прямо как тёзки, Купава — Рогнеда. Правда, разница у них существенная — в комплекции. Моя Купавушка, женщина капитальная, Рогнеда на её фоне как тростинка стройная, Дюймовочка. Хотя, всё вроде на месте. И пропорционально.
— Ну, глаза ты мне открыла. Так что там случилось? Рогнеду в Киев за нелюбимого отдают?
— А, ты откуда знаешь, подслушивал? — ишь вскинулись, глазищами сверкают. Я рассмеялся.
— Да чего тут вас подслушивать? И так всё ясно. Полоцкую княжну везут в Киев, в сопровождении Киевской стражи и старой грымзы боярыни. И что не странно, сама княжна не сияет от счастья. Как думаешь, её на блины пригласили или силком замуж отдают?
— Ну вот, у тебя как всегда на всё есть простой ответ, — снова загрустила Купава, — Я глупая, да?
— Что ты, солнышко моё ясное, — засюсюкал я, обнимая мою ненаглядную, — Ты у меня самая умная, самая красивая, самая желанная.
— Куда полез, — перехватила мои руки любимая, и сверкнула хитрыми глазами, когда я машинально начал исследовать разные интересные места, — Рано ещё, да в баньку сходим, вот тогда и проверишь, всё ли на месте. Вдруг чего там убавилось, или может хвост отрос.
— Хвост? Это уже интересно, — сделал мечтательное лицо я, — Ну, тогда идите в баню, потом я.
— А, чего это потом? Пойдём вместе, или забоялся? — хитро прищурилась Купава, улыбаясь и слегка высунув прикушенный язычок. Рогнеда смотрела на наши игры с большим любопытством и нежно пунцовела. Видимо ей такое взаимоотношение было видеть внове, хотя вполне понятно, о чём тут такая задушевная беседа, на какую тему мы друг с другом пикируемся. А на предложение Купавы пойти втроём, так и вообще покраснела так сильно, что хоть спички зажигай. Ай, ай. Эдак, она ещё и не целованная ни разу, окажется.
— Так, а чего бояться? Коты мышек не боятся, — гордо ответил я и встал, — Ну что, пошли?
— Может я потом, — робко пролепетала Рогнеда.
— А, чего потом? — возразила Купава, — Или ты боишься, что мой любимый тебя в бане домогаться будет? Так не бойся, он в бане только моется. Его там не растормошишь, сколько не пыталась, как только не намекала. Или ты думаешь, что он у тебя увидит то, чего нет у меня? Тоже не думаю. У меня столько всего, что на двух, таких как ты хватит.
Логика Купавы, совсем сбила с толку Рогнеду, и ей пришлось идти с нами. Впрочем, через какое?то время она расслабилась и перестала краснеть, когда невольно смотрела на меня. И не пыталась отскочить, когда в парилке касались друг друга. Купава же веселилась, глядя на её стеснение и улыбалась как сытая кошка. Коварная женщина, как я её люблю. Быстро напарившись, женщины ушли, а я продолжил наслаждаться, поддав пару. Мою температуру не всякий выдержит. Люблю париться, раньше не было такой возможности — заиметь собственную баню, вот и отрывался как мог. Меньше семи — восьми заходов никогда не делаю.
Выйдя в очередной раз из парилки, я увидел обеих женщин, обёрнутых в расшитую ткань, сидящих на скамеечке, специально приспособленной для отдыха на свежем воздухе. Это я простыни завёл, не нравится мне, как тут привыкли спать. Осовременил кое?что. Постельное бельё ввёл, это Купаве очень понравилось, хоть и не понимала сначала, зачем материал портить, но потом оценила. Она вышивать любит, вот и нашлось, куда приложить её талант. Спим хоть и на лавках пока, но на белье с вышивкой, да на пуховых подушках, что тоже её потрясло до глубины души. Тут как?то привыкли травой матрасы и подушки набивать, добавляя полынь, от разных насекомых. Ничего, руки дойдут, нормальную кровать сооружу. А пока, теснота дома не особо позволяет, помещение вроде, как и стало больше — когда печь убрал, но всё равно тесно по моим меркам. Лавки удобнее. Днём на них сидишь, ночью спишь.
Вот сидим мы почти нагишом во дворе и нам хорошо. Для такого дела я и строил высокий забор, подальше от чужих глаз. Уселся рядом, откинувшись на спинку, и расслабленно прикрыл глаза.
— Накось, испей. Совсем упарился, — заботливая Купава протянула кувшин с холодным квасом.
— Уффф… Спасибо родная, — уполовинив ёмкость, вытер губы и поцеловал свою ненаглядную.
— Арес, а можно тебя спросить? — сказала Рогнеда, также расслабленно откинувшись на скамейке и уже не смущаясь того, что одна грудь оголилась.