– Но ты сказал, что песок был коричневым.
– Только в общей массе.
– Ясно. И что же ты сделал с этой посылкой?
– Мы отправили ее обратно в музей, и дело было замято.
– Спасибо.
Смитбек медленно опустил крышку телефона. «Невероятно. Этого не может быть!» – подумал он и, подняв голову, встретил пристальный взгляд Норы. На лице жены было явственно написано раздражение. Смитбек наклонился и взял ее за руку:
– Мне действительно очень стыдно, но я просто вынужден сделать еще один звонок.
Нора сложила руки на груди:
– А я-то думала, мы собирались хорошо провести вечер вдвоем.
– Еще один звонок! Пожалуйста! Ты даже можешь послушать. Поверь, это будет очень интересно.
Щеки у Норы порозовели. Смитбек знал: это верный признак того, что супруга вот-вот закипит. Торопливо набрав номер, он включил громкую связь.
– Доктор Шерман?
– Да.
– Это опять Смитбек из «Таймс».
– Мистер Смитбек, – прозвучал резкий ответ, – я уже сообщил вам все, что знаю. А теперь, если вы не против, я пойду. Мне придется поторопиться, чтобы не опоздать на поезд.
– Я знаю, что вещество, доставленное сегодня в музей, не корундовый песок, – произнес Билл.
На другом конце линии повисло молчание.
– И мне известно также, что это на самом деле.
Шерман продолжал молчать.
– Это коллекция алмазов, принадлежавшая музею.
Нора бросила на мужа быстрый взгляд.
– Доктор Шерман, – продолжал тот, – мне нужно с вами поговорить. Я сейчас приду в музей. Если доктор Коллопи еще не ушел, ему лучше тоже присутствовать при нашей беседе или хотя бы оставаться доступным по телефону. Не знаю, что вы рассказали моему коллеге Гарриману, но не советую вам пытаться скормить эту же чушь мне. То, что музей не смог уберечь свою коллекцию алмазов – между прочим, самую ценную в мире, – уже и так плохо. Но будет еще хуже, если за кражей последует скандал, связанный с попытками руководства скрыть тот факт, что эта коллекция была превращена в шлифовальный порошок. Думаю, попечителям музея это очень не понравится. Я ясно выразился, доктор Шерман?
Собеседник Билла некоторое время молчал, наконец из трубки послышался его тихий дрожащий голос:
– Мы не собирались ничего скрывать, уверяю вас, просто хотели выждать некоторое время, прежде чем сделать заявление.
– Я буду через десять минут. Никуда не уходите.
Смитбек тут же набрал еще один номер, на этот раз своего редактора в «Таймс».
– Фентон? Ты читал статью Брайса Гарримана об этой истории с сибирской язвой в Музее естественной истории? Лучше уничтожь ее. Я узнал, что случилось на самом деле. Это будет настоящая бомба! Оставь мне местечко на первой полосе.
Билл сложил телефон и посмотрел на жену. Лицо Норы больше не казалось сердитым. Оно было мертвенно-бледным.
– Диоген Пендергаст, – прошептала она. – Это он уничтожил алмазы?
Смитбек кивнул.
– Но почему?
– Это очень хороший вопрос, Нора. Но сейчас я должен идти. Мне нужно еще взять пару интервью и написать статью – и все это до полуночи, если я хочу успеть в общенациональный выпуск. Прими мои искренние извинения и клятву сводить тебя на ужин в кафе «Рэтлснейк». Мне действительно очень и очень жаль. Ложись спать, не жди меня.
Он встал и поцеловал Нору.
– Ты не перестаешь меня удивлять, – прошептала она.
Смитбек застыл в нерешительности, пытаясь идентифицировать абсолютно новое для него ощущение. Прошло целое мгновение, прежде чем он понял, что покраснел от удовольствия.
Глава 5
Доктор Фредерик Уотсон Коллопи стоял у огромного стола девятнадцатого века в своем кабинете, расположенном в юго-западной башне музея. На обитой кожей столешнице не было ничего, кроме утреннего номера «Нью-Йорк таймс». Коллопи еще не успел развернуть газету, да у него и не было в этом необходимости: все, что он хотел увидеть, было напечатано на первой полосе, как раз над линией сгиба, причем самым крупным шрифтом, который только могла себе позволить эта солидная газета.
Что ж, дело сделано, и ничего изменить нельзя.
Коллопи искренне верил, что занимает самое высокое положение в американской науке: еще бы, директор Нью-Йоркского музея естественной истории! На минуту он отвлекся от темы статьи и вспомнил имена своих великих предшественников: Огилви, Скотт, Трокмортон. Его целью, его единственным желанием было добавить свою фамилию к этому почетному списку, а не покрыть ее позором, как это сделали два предыдущих директора музея – ныне покойный (и не слишком оплакиваемый) Уинстон Райт и не очень-то компетентная Оливия Мерриам.
И вот теперь первую полосу «Таймс» украшал заголовок, который вполне мог сыграть для него роль надгробной плиты. В последнее время на него и так уже обрушилось несколько довольно крупных неприятностей. Подобные скандалы могли бы раздавить более слабого человека, но Коллопи выстоял, потому что повел себя решительно и хладнокровно. Именно так он собирался поступить и на этот раз.
В дверь тихонько постучали.
– Войдите, – откликнулся Коллопи.
В кабинет вошел хранитель отдела антропологии Хьюго Мензис, одетый с большей, чем обычно, элегантностью и меньшей академической небрежностью; за ним следовали руководитель отдела по связям с общественностью Джозефин Рокко и юрист музея, по иронии судьбы названная Берил Дарлинг3, – представитель адвокатской конторы «Уилфред, Спрэгг и Дарлинг».
Вошедшие уселись в кресла перед столом. Коллопи остался стоять, глядя на эту троицу и задумчиво поглаживая подбородок. Наконец он заговорил:
– Причины, по которым я пригласил вас на эту незапланированную встречу, вам известны. – Он бросил взгляд на газету. – Полагаю, вы видели сегодняшний выпуск «Таймс»?
Все трое кивнули в молчаливом согласии.
– Мы совершили ошибку, пытаясь скрыть то, что произошло, даже на короткое время. Когда я занял пост директора этого музея, я сказал себе, что буду вести дела по-другому, откажусь от излишне скрытного, а подчас и параноидального стиля руководства некоторых представителей предыдущих администраций. Я знал, что наш музей – величайшее научное учреждение, достаточно влиятельное, чтобы выдержать любые превратности судьбы, любые недоразумения и скандалы. – Коллопи немного помедлил. – Но, надеясь умолчать о пропаже нашей коллекции алмазов, решив скрыть этот факт, я допустил серьезную ошибку. Я изменил собственным принципам.
– Все эти извинения перед нами, конечно, очень похвальны, – своим обычным резким тоном заявила Дарлинг. – Но почему вы не посоветовались со мной, прежде чем принять такое поспешное и непродуманное решение? Неужели вы не понимали, что это не сойдет вам с рук? Своим поступком вы нанесли серьезный ущерб репутации музея и здорово осложнили мне работу.
Коллопи постарался сохранить спокойствие, напомнив себе: музей платит Дарлинг четыреста долларов в час именно за то, что она всегда говорит одну только правду. Он поднял руку, прося внимания:
– Ваши претензии понятны. Однако мне и в самом страшном сне не могло присниться, что такое может произойти – что наши алмазы будут превращены в…
Тут голос изменил ему, и он не смог закончить фразу. В комнате повисло неловкое молчание. Коллопи сглотнул и продолжил:
– Мы должны что-то предпринять. Мы должны отреагировать, причем немедленно. Именно поэтому я и пригласил вас на эту встречу.
Он вновь замолчал и прислушался к доносящимся из-за окна, с Мьюзим-драйв, крикам и призывам собравшихся там протестующих, полицейским сиренам и гудкам автомобилей.
Следующей заговорила Рокко:
– Телефоны в моем кабинете прямо-таки надрываются. Сейчас девять? Думаю, до десяти, самое позднее, до одиннадцати мы должны выступить с официальным заявлением. За все те годы, что я занимаюсь связями с общественностью, мне никогда не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным.
Мензис заерзал на стуле и пригладил седые волосы.
– Можно я скажу?
Коллопи кивнул:
– Давай, Хьюго.
Мензис откашлялся, посмотрел на окно и перевел взгляд своих ярких синих глаз на Коллопи.
– Фредерик, во-первых, мы должны уяснить для себя следующее: произошла катастрофа, и с этим уже ничего не поделаешь. Ты слышишь эти крики? Сама мысль о том, что мы пытались замолчать кражу, привела людей в неистовство. Мы должны принять этот удар, принять прямо и честно. Признать свою ошибку и больше никого не вводить в заблуждение. – Он взглянул на Рокко. – Это первое, о чем я хотел сказать, и надеюсь, все со мной согласятся.
Коллопи вновь кивнул:
– А что же второе?
Мензис чуть подался вперед:
– Одного раскаяния будет недостаточно. Мы должны перейти в наступление.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы должны придумать нечто грандиозное. Сделать какое-нибудь потрясающее заявление, которое напомнит Нью-Йорку и всему миру, что, несмотря ни на что, наш музей остается одним из величайших в мире. Можно, например, снарядить научную экспедицию или запустить какой-то необыкновенный проект…
– Не слишком ли это очевидная уловка? – спросила Рокко.
– Возможно, некоторые именно так все и воспримут. Но через день-два критика стихнет, и у нас будет возможность привлечь интерес к нашему проекту и создать положительное общественное мнение.
– Какого рода проекту? – поинтересовался Коллопи.
– Об этом я пока не думал.
Рокко задумчиво покачала головой:
– Может, это и сработает. По случаю презентации проекта можно устроить гала-вечеринку, на которую пригласить только знаменитостей. Это станет главным событием сезона и заставит прикусить языки журналистов и политиков, которые, конечно же, захотят попасть в список приглашенных.
– Звучит неплохо, – задумчиво пробормотал Коллопи.
Через мгновение вновь заговорила Дарлинг:
– Теоретически все это прекрасно. Не хватает лишь экспедиции, проекта и всего остального.
В этот момент на столе у Коллопи зажужжал интерком, и директор с заметным раздражением нажал на кнопку:
– Миссис Сёрд, я же просил нас не беспокоить.
– Я знаю, доктор Коллопи, но… видите ли, это в высшей степени необычное дело.
– Не сейчас.
– Но решение требуется немедленно.
Коллопи вздохнул:
– Ради всего святого, неужели это не может подождать десять минут?
– Речь идет о телеграфном банковском переводе на сумму в десять миллионов евро для…
– Пожертвование в размере десяти миллионов евро? Ну что ж, зайдите.
В кабинет вошла миссис Сёрд, полная энергичная женщина, с листом бумаги в руках.
– Простите, это займет не больше минуты, – сказал Коллопи и схватил бумагу. – От кого это и где я должен расписаться?
– От графа Тьерри де Каора. Он жертвует музею десять миллионов евро на реставрацию гробницы Сенефа.
– Гробницы Сенефа? Кто этот Сенеф, черт возьми? – Коллопи швырнул бумагу на стол. – Я займусь этим позже.
– Сэр, но здесь написано, что деньги лежат на депоненте и решение должно быть принято в течение часа.
Коллопи схватился за голову:
– Мы уже завалены этими чертовыми предложениями. А нам нужны просто деньги – чтобы оплачивать счета. Свяжитесь с этим графом – как его там – и постарайтесь уговорить его перечислить деньги без каких-либо условий. Используйте мое имя и наши обычные доводы. Мы не возьмем деньги, чтобы исполнять его прихоти.
– Хорошо, доктор Коллопи.
Миссис Сёрд повернулась, собираясь идти, и Коллопи снова обратился к участникам совещания:
– Кажется, последней говорила Берил?
Дарлинг открыла было рот, но Мензис повелительным жестом заставил ее замолчать.
– Миссис Сёрд, – обратился он к секретарше, – пожалуйста, подождите несколько минут, прежде чем связываться с графом де Каором.
Миссис Сёрд застыла в нерешительности, вопросительно глядя на Коллопи. Директор кивнул, подтверждая слова Мензиса, и она вышла из кабинета.
– В чем дело, Хьюго? – спросил Коллопи, когда дверь за секретаршей закрылась.
– Я пытаюсь вспомнить, – ответил Мензис. – Гробница Сенефа… Что-то знакомое. Имя графа де Каора я тоже когда-то слышал.
– Можем мы поговорить о более важных вещах? – нетерпеливо вопросил директор музея.
Лицо Мензиса неожиданно прояснилось.
– Фредерик, это и есть самая важная вещь! Вспомни историю музея! Гробница Сенефа – это египетская экспозиция, которая была представлена в музее вскоре после его открытия и существовала, пока он не закрылся в годы Великой депрессии.
– И что же?
– Если память мне не изменяет, эта гробница была разграблена во время вторжения в Египет наполеоновских войск. Позднее украденные артефакты были захвачены французами. Затем их купил кто-то из попечителей музея, и они были собраны в подземных помещениях как экспонаты одной из первых выставок. Должно быть, они и сейчас там.
– А кто такой этот Каор? – спросила Дарлинг.
– Вместе с войсками Наполеон привел в Египет целую армию натуралистов и археологов. Каор возглавлял контингент археологов. Думаю, этот парень – его потомок.
Коллопи нахмурился:
– Какое отношение это имеет к нашей проблеме?
– Разве ты не понимаешь? Это как раз то, что нам нужно!
– Старая пыльная гробница?
– Именно! Мы повсюду рассказываем о пожертвовании графа, назначаем дату открытия экспозиции, устраиваем гала-вечеринку и делаем из этого настоящее медиасобытие. – Мензис с надеждой посмотрел на Рокко.
– Да, – ответила она, – пожалуй, это может сработать. Египет всегда привлекал внимание самой широкой общественности.
– Может сработать? Это обязательно сработает! Самое главное то, что гробница уже существует. Выставка «Священные образы» слишком затянулась, пора заменить ее чем-то новым. Мы смогли бы подготовить экспозицию за пару месяцев или даже быстрее.
– Многое зависит от состояния гробницы.
– Как бы то ни было, она находится в музее. Не исключено, что с нее достаточно просто смахнуть пыль. Наши хранилища полны всяких египетских штучек, которые можно поместить в гробницу, чтобы пополнить выставку. Граф предлагает огромные деньги – их хватит на любые реставрационные работы.
– Не понимаю, – проговорила Дарлинг, – как можно было забыть об этой гробнице на целых семьдесят лет!
– Скорее всего, ее заложили кирпичом – так часто поступают со старыми экспозициями, чтобы обеспечить их сохранность. – Мензис улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. – В этом музее очень много ценных артефактов, но слишком мало хранителей, чтобы обеспечить им необходимый уход. Вот почему я уже много лет добиваюсь введения здесь должности музейного историка. Кто знает, какие еще тайны скрыты в его далеких уголках?
На короткое время в кабинете повисла тишина. Она была нарушена директором музея, который резко опустил ладонь на столешницу.
– Что ж, так и поступим. – Коллопи взял телефонную трубку. – Миссис Сёрд? Передайте графу: пусть переводит деньги. Мы принимаем его условия.
Глава 6
Нора Келли стояла посреди лаборатории, пристально глядя на большой предметный стол с разложенными на нем фрагментами древней керамики культуры анасази. Черепки были не совсем обычными – при ярком освещении они казались почти золотыми из-за бесчисленных вкраплений слюды. Нора привезла их из летней экспедиции, из местности на юго-западе, носящей название Четыре Угла, и теперь раскладывала на огромной контурной карте – каждый именно в той точке, где он был найден.
Она смотрела на блестящие предметы, в который раз пытаясь составить из них полную картину. Целью ее исследования было установление путей распространения оригинальной керамики из центра, находящегося в южной части Юты, на юго-запад и дальше, за пределы штата. Зарождение этой гончарной традиции обычно связывали с религиозным культом Качина, последователями которого были ацтеки Мексики, и Нора не сомневалась, что, установив пути перемещения этой традиции на юго-запад, сможет получить более точное представление и о путях распространения самого культа.