Партридж не желает видеть, до каких артефактов сведено существование его брата. Рядом стоит ящик его матери — АРИБЭЛЛЬ КОРДИНГ УИЛЛАКС — и его удивляет, что ей вообще дозволено здесь находиться. В отличие от брата, Партридж хочет сохранить любое воспоминание о ней, уложенное в коробку или нет. Он перетаскивает ящик на небольшой стол около стеллажа и открывает его. Партридж не задавал отцу много вопросов о матери; было видно, что отцу от них не по себе. В ящике Партридж находит открытку ко дню рождения, маленькую коробочку и старую фотографию — они с мамой на пляже. Его потрясает, насколько реальны все эти вещи. Мать должна была принести их в Купол еще до Взрыва. Каждый мог принести туда что-то важное для него. Отец сказал, что это на всякий случай, который, скорее всего, не настанет.
Мать существовала. Партридж задается вопросами в отцовском духе: вмешивалась ли мама в его кодировки? Давала ли она ему таблетки? Знала ли она больше, чем отец позволял ей знать?
Он читает послание в открытке.
«Всегда следуй за светом в своей душе. Пусть у нее будут крылья. Ты — моя путеводная звезда, что встает на востоке и указывает путь мудрецам. С девятым днем рождения, Партридж! С любовью, мама».
Знала ли она, что не будет с ним в его девятый день рождения? Планировала ли она это заранее? Он пытается прочесть открытку и услышать ее голос. Она всегда так говорила о днях рождения? Был ли он ее путеводной звездой? Он прикасается кончиками пальцев к словам, глубоко вдавленным в бумагу.
Взгляд Партриджа перемещается на коробочке. Как только он ее открывает, оттуда вылетает несколько высоких звуков. Это оказывается музыкальная шкатулка. Партридж захлопывает ее, надеясь, что все вокруг слишком заняты своими находками, чтобы обратить на него внимание. Под шкатулкой он обнаруживает тонкую цепочку, на которой висит кулон — золотой лебедь с глазом из ярко-синего камня. Он поднимает украшение. Если мать существовала, так ли уж невозможно, что она жива до сих пор? Он вспоминает слова отца. «Все время какие-то проблемы с твоей матерью». Партридж должен добраться до истины. Если она жива, если есть хоть малейшая надежда, он должен ее найти.
Он бросает взгляд вдоль стеллажа. Коридор пуст. Партридж рассовывает содержимое ящика по карманам пиджака, а сам ящик ставит обратно. Раздается металлический лязг.
ПРЕССИЯ
СОБРАНИЕ
Подвал оказывается маленьким и ужасно тесным. В нем с трудом могут помещаться стоя двенадцать человек, и когда Прессия спускается по лестнице, они скучиваются еще теснее и вздыхают, раздраженные тем, что места стало еще меньше и появился лишний рот, с которым придется делиться едой. Пахнет кислятиной. Прессия никогда не ела квашеную капусту, но, похоже, что они будут есть именно ее. Дед рассказывал о кислой капусте, что ее ели немцы.
Парень, возникший из люка, отходит к дальней стене. Прессия осторожно проталкивается, чтобы не упустить из виду его голубую рубашку с истертыми локтями, порванную в нескольких местах. Там, где оторвались пуговицы, он сделал дырки в ткани и связал их леской.
Прессия помнит момент, когда увидела его впервые. Она возвращалась с развалин домой по переулку и услышала голоса. Прессия остановилась, заглянула в окно и увидела мальчика — на два года моложе, чем сейчас, но все такого же сильного, жесткого, как проволока. Он лежал на боку на столе, пока дед занимался его лицом. Из-за разбитого оконного стекла Прессия не могла видеть происходящее четко, но все же она была уверена, что увидела мелькнувшие птичьи крылья. Мятые серые перья, оранжевые клювы, вдавленные в пуховое брюшко — птицы были одним целым с его спиной. Мальчик сел и надел рубашку. Прессия зашла в дверь и спряталась. У мальчика совсем не было денег. Он сказал, что может заплатить оружием. Дед же посоветовал ему оставить оружие при себе.
«Тебе нужно защищаться, — сказал он. — Когда-нибудь ты станешь сильнее, а я только старею и слабею. Будет лучше, если ты просто останешься мне должен».
«Я не люблю быть ничьим должником!» — воскликнул мальчик.
«Ну, извини, — ответил дед, — а мне это как раз по душе».
Мальчик быстро вышел и, когда завернул за угол, столкнулся с Прессией. Она отшатнулась, и мальчику пришлось схватить ее за руку, чтобы она не упала. Он взялся как раз за кукольную руку. Мальчик заметил уродство и сказал: «Извини».
Он извиняется за то, что сбил ее, или за то, что заметил куклу? Прессия убрала свою руку и ответила: «Со мной все в порядке».
Все же Прессия смутилась, потому что было очевидно, что она подглядывала.
И вот теперь он стоит здесь, мальчик, который не хотел быть ни перед кем в долгу, но все же был должен ее деду. Мальчик с птицами на спине.
Он начинает собрание.
— У нас новый человек, — говорит он, кивая на Прессию. На нее обращаются лица в шрамах, ожогах, спайках, красных рубцах. У одного на подбородке кожа мятая, как кора дерева.
Она узнает только одно из лиц — Горса, который исчез несколько лет назад со своей младшей сестрой Фандрой. Прессия осматривается в поисках Фандры, у которой были красивые золотистые волосы и высохшая левая рука. Они часто шутили, что идеально подходят друг другу — Фандра со своей здоровой правой рукой и Прессия со здоровой левой. Но сестры Горса здесь нет. Горс ловит ее взгляд и отворачивается. У Прессии слегка кружится голова. Сеть подпольных организаций — может быть, она не только существует, но еще и вовсю работает? По крайней мере, ясно, что один сбежавший выжил, да и все остальные люди в комнате выглядят старше, чем она. Это и есть подпольная организация?
А парень с птицами на спине — ее глава?
И что они увидели, когда посмотрели на нее? Она опускает ниже голову, скрывая от чужих взглядов шрам в форме полумесяца, и натягивает рукав свитера на голову куклы. Прессия кивает в надежде, что всем скоро надоест на нее пялиться и они отвернутся.
— Как тебя зовут? — спрашивает парень с птицами.
— Прессия, — отвечает она и тотчас об этом жалеет. Конечно же надо было придумать себе другое имя! Она же никого здесь не знает. Она внезапно хочет уйти, но чувствует себя словно в ловушке.
— Прессия, — повторяет он шепотом, как будто запоминая. — Итак, — обращается он ко всем, — давайте начнем.
Другой мальчик из толпы поднимает руку. Его лицо практически распалось от инфекции в тех местах, где на сморщенных щеках виднеется металл, когда-то, наверное, хромированный, а сейчас весь в пятнах ржавчины. Если он не будет мазаться антибиотиками, то умрет. Прессия видела, как люди умирали от простых заражений, похожих на это. Лекарства в дефиците и очень дороги.
— Когда мы сможем взглянуть на ящик?
— Как обычно, после того как я закончу, Халперн, ты же знаешь.
Халперн смущенно оглядывается и начинает ковырять коросту на щеке.
Прессия видит этот ящик в первый раз. Он придвинут к стене. Прессия задумывается, не в нем ли лежит еда.
Среди присутствующих она замечает и девушек. У одной из шеи торчит голая проволока. У другой рука прочно скручена с ручкой мотоцикла; распиленный металл торчит из запястья, словно открытый перелом. Прессия удивляется, что никто из них не прячет свои дефекты. Одна могла бы носить шарф, другая — носок, как Прессия. Но выражения их лиц жесткие, самоуверенные и даже в чем-то гордые.
— Для тех, кто сегодня в первый раз, — парень с птицами бросает взгляд на Прессию, — я умер.
Это значит, что он значится у УСР в списках тех, кто погиб во время Взрыва. УСР не ищет его. Очень удобно, с какой стороны ни посмотри.
— Мои родители были учеными, они умерли еще до Взрыва. Их идеи сочли опасными. Я сохранил отрывки книги, над которой они вместе работали, оттуда я и почерпнул большую часть сведений. После того как они умерли, меня взяли к себе тетя и дядя. У них я и жил, когда произошел Взрыв. Сами они не выжили. С девяти лет я сам себе хозяин. Меня зовут Брэдвел, и это Тайная история.
Брэдвел. Она вспоминает, что о нем ходят слухи, будто он теоретик подпольной организации, проповедующий за пределами Развалин. Говорят, что он оспаривает многие идеи о причине Взрыва и о сущности Купола, особенно те, которые превозносят Купол, считая его божеством, благосклонным, но далеким Богом. Даже несмотря на то, что Прессия не является поклонницей Купола, идеи Брэдвела сразу пришлись ей не по душе. Зачем создавать подпольные организации? Все кончено. Назад пути нет. Зачем зря тратить силы? Напрасный труд.
Когда Брэдвел начинает свою речь, щелкая пальцами в карманах, ее неприязнь к парню только возрастает. Да он просто самоуверенный параноик!
Он без конца извергает свои теории о том, что во всем виноваты чиновники из Купола, что у него есть все доказательства того, что они сами спланировали этот «конец света», что часть населения будет уничтожена, а они спокойно отсидятся под защитой Купола, который и был специально для этой цели разработан, а вовсе не из боязни вирусной вспышки, экологической катастрофы или нападения извне.
— Они хотели, чтобы спаслась только элита под Куполом, в то время как они будут наблюдать, как возрождается земля. Tabula rasa.[2] Вам когда-нибудь было интересно, почему мы не пережили полную ядерную зиму? Да потому что все было спланировано, чтобы ее избежать. Они использовали смесь бомб — Низкоорбитальные Улучшенные Нацеленные Нейтронного Излучения, известные как НУННИ, и Высокоорбитальные Улучшенные Нацеленные Нейтронного Излучения, или ВУННИ, с Электромагнитным Усилением Импульса, ЭУИ.
Он говорит о разнице между атомной и ядерной бомбами, которые тоже были использованы в смеси, и подземными толчками, продуманными так, чтобы разорвать все пути сообщения.
— Как возникли холемы? Действие бомбы расщепило молекулярную структуру. Смеси были созданы с помощью нанотехнологий, чтобы помочь ускорить восстановление земли. Эти технологии стимулировали соединение молекул. Нанотехнологии ускорили процессы внутри ДНК, которая, как известно, является не только информационным материалом, но и связующим звеном для клеток. Эти технологии подстегнули мутации. Взрыв разметал людей по камням и по земле, соединив живую и неживую материи. Но благодаря нанотехнологиям люди не умерли. Хотя они не могут полностью освободиться, человеческие клетки холемов быстро растут и мутируют.
Он объясняет один замысел за другим, перескакивая с одной темы на другую так поспешно, что Прессия едва улавливает суть. Но она и не должна понимать его теории, разговор явно не предназначен для новичков. Во время этой лекции люди зевают, будто это сказка на ночь, и они уже знают ее наизусть. Прессия вспоминает текст Послания: «Мы знаем, что вы здесь, наши братья и сестры. Однажды мы выйдем из Купола и присоединимся к вам. Пока же мы благосклонно наблюдаем за вами издалека». А ниже был нарисован старый крест, ирландский крест, как называл его папа. Может быть, он и не был благосклонным глазом Бога, как многие считали в Куполе, но это Послание определенно исходило не от злых сил. Грех тех, кто в Куполе, в том, что они выжили. Их не обвинишь в этом. Прессия тоже виновата.
Внезапно ее осеняет мысль, что если она слышала о Брэдвеле, то и УСР знает, что он жив. По коже бегут мурашки. Находиться здесь крайне опасно. Брэдвелу почти восемнадцать, и даже если он в «мертвых» списках УСР, они все равно рано или поздно его найдут. Пока продолжается лекция, Прессия многое для себя выясняет. Брэдвел ненавидит УСР, он представляет его как немощный организм, ослабленный своей собственной жадностью и злобой, неспособный разрушить Купол или реально что-то изменить.
— Просто очередной коррумпированный тиран, — говорит он.
Особенно он презирает их за негласность. Имена руководителей УСР неизвестны. Они заставляют рядовых служащих делать всю грязную работу за них, а сами остаются в тени.
Если бы кто-нибудь услышал, о чем сейчас говорит Брэдвел, его бы расстреляли — и, возможно, публично. Здесь все враги УСР, и наказание за это — смерть. Прессии хочется уйти, но как? Лестницу сложили. Чтобы выбраться, ей придется обратить на себя внимание, как-то объясниться. Но что хуже? Что, если к ним нагрянет рейд и поймает ее со всеми этими людьми?
В то же время она отчаянно хочет узнать, что же хранится в ящике. Мальчик по имени Халперн тоже, очевидно, хочет в него заглянуть. Наверное, там лежит что-то ценное. А где же еда? Больше всего Прессии хочется, чтобы Брэдвел замолчал. Он говорит о таких вещах, о которых все избегают говорить — о падающих домах, об огненных циклонах, о рептильной коже умирающих, о телах, превращающихся в уголь. Говорит о маслянистом черном дожде, погребальных кострах, на которых сожгли тех, кто умер несколькими днями позже, — все начиналось как кровь из носа, а в итоге люди сгнили изнутри. Прессия старается изо всех сил мысленно остановить его. Пожалуйста, хватит! Стоп! Прекрати!
Во время речи Брэдвел начинает искоса посматривать на нее и медленно продвигаться к ней. Он злится, когда говорит о политическом движении под названием «Возврат к Цивилизации», находящемся под контролем национального военного административного подразделения под названием «Справедливая Революционная Волна», все они участвовали в приготовлении к Взрывам, говорит о желании править всем во имя страха, об огромных тюрьмах, изоляторах для больных, приютах для несогласных. А когда он злится, его глаза наполняются слезами.
Иногда он говорит:
— Все это больно осознавать.
А порой выдает, саркастически улыбаясь:
— Знайте, что Бог любит вас, если вы богаты!
Не правда ли, это звучит совсем как в Прежние Времена? Ее отец был бухгалтером, мать брала Прессию с собой в Диснейленд. Они жили в пригороде, за домом был маленький садик. Дед описывал ей все это. Родители не были учеными с головами, полными опасных идей. Так на чьей же стороне они были? Прессия делает шаг в сторону лестницы.
— Мы должны вспомнить то, что мы не желаем вспоминать! — говорит им Брэдвел. — Мы должны оставить в памяти историю каждого из нас! Моих родителей уже не было в живых, когда случился Взрыв, их застрелили спящими. Мне сказали, что это сделали грабители, но уже тогда я знал правду.
Брэдвел начинает говорить так, словно обращается только к ней, как будто они вдвоем в этом подвале. Его взгляд цепляет ее и удерживает на месте. Прессия ощущает себя прикованной к земле, а не как раньше — невесомой частичкой пепла. Брэдвел рассказывает свою историю — будто играет в «Я помню». После того как родителей застрелили, его отправили жить к дяде и тете за город. Его дяде обещали три места под Куполом, объяснили, как туда добраться, как только прозвучит сигнал тревоги. У него даже были билеты, стоившие немалых денег. Машину нагрузили водой в бутылках и наличными про запас. Все произошло в субботу, после полудня. Брэдвел ушел далеко от дома, в те дни он много бродил. Он не запомнил все — только ослепительную вспышку, жар, прошедший сквозь его тело, как будто вся кровь вскипела. Тень птиц, взлетающих перед ним… Так вот что на самом деле она увидела два года назад, когда дед зашивал Брэдвела на столе. Колыхание под рубашкой — это были крылья.
Тело Брэдвела покрылось ожогами и волдырями. Птичьи клювы торчали как кинжалы.
Он направился к дому тети и дяди, окруженному тлеющими кострами и воздухом, плотного от пепла, люди вокруг рыдали на обломках. Другие бродили, окровавленные, с расползающейся кожей. Дядя копался в автомобиле, проверяя, все ли исправно. Он был под машиной, когда случился Взрыв, и сросся грудью с мотором. Его тетя вся покрылась ожогами. Она испугалась Брэдвела с его птицами, но сказала:
«Не уходи».
Запах смерти, жженых волос, кожи — он был повсюду. Пепельное небо нависло над городом.
— Солнце сияло вовсю, но небо настолько затянуло пеплом, так что казалось, наступили сумерки, — говорит Брэдвел.
Помнит ли это Прессия? Ей хотелось бы. После вспышки трех солнц наступили сумерки, и они продолжались несколько дней.
Брэдвел остался с тетей в гараже, который был весь расшатан взрывной волной, но не разрушился. Обуглившиеся коробки, искусственная елка, лопаты и инструменты выстроились в ряд. Дядя был едва жив, но пытался объяснить жене, как освободить его. Он говорил что-то о болторезных станках и о шкиве, который можно подвесить к потолку. Но к кому обратиться за помощью? Все вокруг либо исчезли, либо погибли, либо умирали, либо попали в ловушку. Тетя пыталась накормить мужа, но тот отказывался от еды. Брэдвел нашел мертвую кошку на обуглившейся лужайке, положил ее в коробку и безрезультатно пытался вернуть к жизни. Тетя охрипла и, кажется, немного помешалась. Находясь в полубессознательном состоянии, она лечила свои раны и ожоги и наблюдала, как муж медленно умирает.