последовала его совету — полетела в окно, в темноту разбавленную точками
городских огней вдали.
Инга сидела напротив сына, подперев ладонью щеку, и с тоской смотрела, как он
ковыряется в тарелке.
— Ешь все.
— Не хочу, — вообще отодвинул тарелку Игнат. — Сыт, спасибо.
— Ты когда последний раз ел? Что?
— Какая разница, ма? — поморщился парень, уловив истерические нотки, что
зазвучали в голосе женщины. Хлебнул чая и вылез из-за стола.
— Я отцу нажалуюсь! — хлопнула ладонью по столу Инга, не зная, чем еще
напугать сына, встряхнуть, привести в себя.
— Жалуйся, — бросил равнодушно и встал у окна, вперив немигающий взгляд в
темное, ночное небо.
Ну, хоть плачь, хоть вой, хоть ногами топай — ему все едино!
— Ты в академии был?!
— Был.
— Что там нового?
— Ничего.
— Как успехи в учебе?
Парень молчал, мысленно отсылая мать домой.
— Игнат?!
— Ну?
— Ты мне не нукай! Ишь, привычку взял. Закрой окно, холодно. И вернись за стол,
чаю попьем, поговорим. Я пирожное тебе принесла, а ты даже не попробовал.
— Не хочу.
— Аппетита нет? Заболел? Может, специалистам покажемся? Температуру мерил?
— Я здоров.
— Вижу. Закрой окно, я сказала, продует! Игнат!
— Да, оставь ты меня в покое!! — взорвался парень. Женщина смолкла, сникла,
пораженная вспышкой немотивированной ярости. Агрессивность сына, о которой она и
не подозревала, совершенно расстроила ее: женщина всхлипнула и заплакала.
— Ма, ну, перестань, а? — поморщился парень. И видя, что та не слышит его, со
вздохом покинул свой пост, пошел ее успокаивать. — Не плачь, мама, прости. Я,
правда, сыт и здоров. Что ты выдумала?
Инга вытерла слезы, покрутила чашку с остывшим чаем и решилась:
— Игнат, если уж у вас такая любовь, то приводи свою девушку, живите. Я слова
не скажу.
Игнат невесело улыбнулся и скривился, готовый заплакать в ответ — что ж, ты
раньше-то упрямилась, мам? Эх, если б все так просто было — приводи, живи…
— Она не хочет.
— Как это? — оскорбилась Инга: да к такому, как ее сын, на четырех конечностях
поспешать надо! Ишь, королева нашлась!
— Не спрашивай, ма! — парень сел за стол и стал нервно размешивать сахар в чае.
Инга смотрела на него и понимала, что должна, обязана спасти своего ребенка от
верной погибели, а для этого должна взять ситуацию под контроль любой ценой.
Давление не пройдет, жалость — тоже мимо. Тогда — понимание, союзничество.
Тактика тонкой, очень мягкой игры. Верно!
— Игнат, расскажи мне о ней, — попросила ласково. — Я верю, вы все равно
будите вместе, и хочу лучше понять, кто станет членом нашей семьи.
Игнат удивленно, с долей недоверия посмотрел на женщину — шутит?
Нет, та не шутила — лицо серьезное, взгляд добрый, задумчивый, располагающий.
Сын не смог скрыть радости:
— Мам… ты, правда, веришь, что мы будем вместе?
— Конечно, сынок. Ссоры, недоразумения случаются в любой семье. Важно, чтоб
ваши чувства от этого не страдали. А они не страдают, я же вижу.
Но не успела мать закончить свою благожелательную речь, как Игнат вздрогнул,
уставился в окно. Ему показалось, что-то мелькнуло в темноте, послышалось
знакомое фырчанье. Парень забеспокоился, что из-за матери Лесс не залетит к нему,
и они не увидятся. Он резко вскочил и почти силой принялся выталкивать женщину
вон:
— Мам, иди, пожалуйста, иди! Я позвоню. Потом поговорим, хорошо? Ну, давай
мамочка, иди.
Женщина возмущенно уставилась на сына и хотела резко высказать, что думает о его
манерах, но вспомнила, что избрала роль тактичной, всё понимающей подруги всем
влюбленным безумцам. Выдавила улыбку и закивала, оставляя квартиру сына:
— Конечно, ты прав, мне пора.
Игнат благодарно посмотрел на нее, чмокнул в щеку и вернулся наверх, взбежав по
лестнице, перепрыгивая ступени, а Инга открыла дверь, но за порог не ступила.
Замерла, чутко прислушиваясь к тому, что делается наверху, гадая, что за
странных гостей, приходящих через окно, расположенное на восемнадцатом этаже,
ждет ее сын, безумный альпинист: парочку отмороженных экстремалов, агента СВОН?
Лесс сидела на ветке дерева, качаясь на ней. Поглядывала вниз на разборки
дворовых котов. Серый худющий наглец во все горло рассказывал неуклюжему рыжему
толстяку о своих потрепанных жизнью нервах. Тот пытался прорычать в ответ, что и
у него настроение аховое и в принципе на все трудности чужой жизни и отклонений
психики параллельно, но вместо достойного комплекции рыка получалось утробное
ворчание даже не кота, а его ужина.
Рыжему хотелось домой, серому нужно было показать, кто во дворе хозяин.
Один не умел драться, другой не видел в том смысла и стращал скорей от скуки да
зависти к сытой жизни собрата.
Лесс внимательно слушала их пререкания и, зевнув от скуки, решила помочь
солистам расстаться — рыкнула, как голодный лев, от души и с довольством. Рыжего
подбросило с места, понесло через серого в сторону кустов. Серый, путаясь в
собственных лапах, чуть не по-пластунски принялся отползать в противоположную
сторону, максимально сровнявшись с землей: Я желтый листик, я травинка, клочок
газона, уголок асфальтовой плитки.
Лесс фыркнула — вояка! И заскучала в образовавшейся тишине. Домой не хотелось —
что там делать? Одни буки — не порезвись, не пошали — тоска. По городу на сытый
желудок кружить — тоска в квадрате. А на дереве, как желудь сидеть да котов
пугать — тоска в кубе. И куда бедной Варн податься, чтоб развеяться?
А почему б человечка не навестить? — мелькнула шалая мысль. У него много
интересного в доме, и говорит он забавные вещи. Да, отчего б не повидаться?
Варн сорвалась с дерева и полетела знакомым курсом в сторону квартала высотных
свечек за парком.
Десять минут, пятнадцать — тишина. Инге надоело ждать, чутко прислушиваясь, как
законченный параноик, к тишине в доме. Она покинула квартиру сына, решив
обязательно рассказать мужу о том, что их сын, похоже, имеет серьезные проблемы
с психикой. Пора парня спасать. Если оба возьмутся: отец — силой, мать — лаской
— может, что и получится.
Лесс влетела, как вихрь, сшибая стоящего у окна парня. Повалила на пол, уселась
на него и зашипела в лицо, скорчив смешную рожицу:
— Не ждал-л?
Игнат счастливо рассмеялся, глядя в ее озорные глаза.
— Ну, я так не играю, — надулась мигом Варн, освобождая пленника' с
пояснением. — Я тебя пугаю, неужели не ясно?
— Не-а! — искренне заверил Игнат, блаженно улыбаясь.
— Фу-у, дурачок какой, — слезла с него Лесс и уселась на пол рядом. Огляделась
вокруг — чем бы заняться? А нечем. Опять к парню повернулась, решив продолжить
игру: оскалилась и зашипела. Игната скрючило от хохота.
Вот и развлеклась! — вздохнула Лесс. Ничего нынешнее поколение человекообразных
не боится:
— Вампиры кусаются, — поведала стра-ашным голосом, в надежде, что это парня
впечатлит, и он, наконец, испугается.
Игнат, сдерживая смех, лег набок, опираясь на локоть, с любовью глядя на девушку,
сказал:
— Ты больше похожа на разбуженную летучую мышь.
— Я вампи-и-ир, — растопырив пальцы, вновь завыла Лесс.
— Глупышка ты, — улыбнулся парень и повалил девушку на пол, навис над ней,
придерживая руками. Лесс заинтересованно уставилась в человеческие зрачки: что
ты задумал? Губы парня нежно накрыли ее губы.
Варн притихла, напряженно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям,
вглядываясь в лицо Игната, в его блестящие глаза. И поняла — ей нравится поцелуй.
Расслабилась, приоткрыла губы, впуская чужой язык, и забилась от удушья. Слюна
парня, что яд, проникла внутрь, сдавила горло. Перед глазами Лесс замелькали
кадры из его жизни, не нужные ей, не интересные. Она взывала, откидывая Игната,
попыталась встать и улететь, но ее словно цепями опутали, прикрепили к полу.
Бэф! Бэф! — закричала она, мысленно взывая о помощи.
Минута, другая и невидимая сила подхватила ее, повела, как на аркане, в сторону
замка.
Игната же словно лишили сил. Он сидел у стола, не чувствуя тела, не осознавая
что оно есть, и смотрел, как Лесс, словно пьяная птица, мотаясь из стороны
сторону, вылетает из окна.
Он хотел остановить ее, но не мог пошевелить и пальцем, забыл, как кричать,
говорить. И будто покрылся льдом от макушки до пяток.
Он и сам не понял, сколько просидел ледяной статуей, таращась в темный проем
окна, в котором скрылась Варн, пока, наконец, не пришел в себя, не смог
пошевелиться.
— Ничего себе, поцеловались… — прошептали онемевшие от холода губы.
Но вопреки отвратительным внешним впечатлениям, внутри него жило настолько
приятное, восхитительно-восторженное ощущение, что и аналогов подобному он не
мог припомнить и адекватное название подобрать. И тем более не желал расстаться
с ним, как и с его производной — Лесс.
— Ты будешь моей, — заявил, с трудом поднимаясь с пола. Закрыв окно, составил
план обретения, а если надо, порабощения Варн. Их общей защиты от ее хозяина,
того неприятного мужчины. Бэф? Да, хоть — блеф! Против чеснока, серебра, святой
воды, распятия и осинового кола ни одна нежить не устоит. Это всем известные
факты.
Придется вампиру пододвинуться, уступить девушку более молодому, умному
сопернику!
Лесс не поняла, как оказалась в замке. Она и не летела домой, а как подбитый
бомбардировщик шла на автопилоте, рухнула в оконный проем, распластавшись по
полу, проехала до самых ступней вожака, собирая по дороге встречные предметы,
сметая кресла, бронзовые стойки для свечей.
Бэф был явно вне себя. Он тяжело дышал от гнева, и флюиды его ярости были
настолько осязаемы, что Лесс зажмурилась и сжалась, остановившись у его ног.
— Как самочувствие? — прошелестело над головой. Голос вожака был тих и
вкрадчив, что еще больше напугало Лесс. Она совершенно потерялась от дискомфорта
в теле, от оглушающей пустоты в голове. Холода, что инеем покрыл каждую частицу
ее существа.
Бэф терпеливо ждал ответа полминуты, и, не дождавшись, взмахнул рукой, силой
поднимая Варн с пола. Она попыталась увернуться, но была схвачена за горло и
впечатана в стену:
— Я задал вопрос!! — громыхнуло под сводами, срывая фрески, взрывая покой
книжных рядов. Старинная мебель рассыпалась в прах. Казалось, сам замок качнулся,
потрясенный неистовой яростью Бэфросиаста.
В соседней зале притихли пировавшие Варн. Урва выронил фужер с нектаром, Майгр
окаменел, превратившись в дубликат одной из статуй, что минуту назад украшали
помещение, а сейчас лежали россыпью мраморной крошки на полу. Мааон стек по
камину вниз и словно ящерица стал пробираться в коридор, желая достичь спальни,
забиться в саркофаг, притаиться под тяжелой крышкой. Его опередили женщины — Май
и Тесс тенью проскользнули к себе и дружно хлопнули крышками. Рев негодования
главного Варн, что обрушился на головы всего клана, был неожиданным, редким и
говорил лишь об одном — теперь выживет и переживет гнев вожака лишь самый
быстрый и сметливый.
Повторный рев заставил дрожать даже древние стены. Хоф увеличил темп продвижения
к спасительной тишине саркофага. Урва и Рыч синхронно залегли под стол. Соувист,
икая от ужаса, повис на раскачивающейся люстре. Таузин рванул вон из помещения:
пойду проверю — все ли вокруг спокойно?
Лишь Ойко, довольно щуря хитрые глаза, улыбалась, сидя в кресле: кажется, фавору
юной Варн пришел конец. Интересно, что натворила эта дурочка?
— К человеку потянуло? — прошипел вожак в лицо Лесс, буквально расплющив собой
Варн о стену. — Хочешь, чтоб он стал одним из нас? А меня ты спросила?!!
Бэф безжалостным ударом откинул Лесс. Она полетела через залу, врезалась в
кладку соседней стены, разрушая перекрытие. Два внушительных булыжника
обвалились, образуя контактные окошки с соседней залой.
— Бэф…Бэф!.. — взмолилась Лесс, видя его стремительное приближение к ней. И
вновь была отправлена в полет, теперь обратным курсом, со значительно
попорченным лицом.
— Бэф… — сопроводило её ядовитое передразнивание главного Варн. Лесс
врезалась в каминную кладку и резко перевернулась, приготовившись встретить Бэф
и на этот раз ответить. Но только взглянула в лицо вожака и передумала.
Бэфросиаст, не прикасаясь к ней, всего лишь жестом поднял с пола и распластал по
стене, как трофей любителя сафари, добытую шкурку зебры. Куда с ним бороться?
Она, что щенок пекинеса против бенгальского тигра.
— Посмотри мне в глаза!…
Кто бы ослушался?
Бэфросиаст счел память Лесс и разозлился еще больше: