Хэвлок просмотрел входящие. Еще пятьдесят семь запросов, и ни одного — от людей, с которыми ему бы хотелось поговорить. Он разослал всем заготовленный ответ.
Потом он закрыл глаза — проверил, удастся ли заснуть. Он решил, что таки удастся, потому что с закрытыми глазами было уютнее, а с тех пор, как отказал реактор, об отдыхе приходилось только мечтать.
Пискнул монитор. Пришел запрос от Мартри. Хэвлок ответил.
Человек на экране был и тем, и не тем, кого знал Хэвлок.
Лицо у Мартри никогда не казалось мягким, а теперь вовсе обтянулось. Не осталось в нем обычной стальной сосредоточенности, и только через несколько секунд Хэвлок догадался, что Мартри с трудом различает его на экране.
— Ты здесь, Хэвлок?
— Да, сэр. Как у вас там, сэр?
— Случалось и лучше, — сказал Мартри. — Как идет подготовка груза?
— А, мы хорошо продвинулись. Будем готовы к сбросу через гм… шесть часов с мелочью.
— Хорошо.
— А разве вам не видны данные от службы безопасности, сэр? Прогнать диагностику?
— Они в порядке, но я их не вижу, — сказал Мартри, так спокойно и непринужденно, словно это не было признанием в слепоте. — Так что, когда сбросите этот груз, немедленно начинайте собирать следующий.
— Конечно.
— Нам здесь понадобится полупостоянное убежище. Простой конструкции, чтобы его можно было установить вслепую. И достаточно прочное, чтобы продержалось… а, дерьмо, пожалуй, от двух до четырех лет. Посмотри по спецификациям, что можно найти. Если их нет на борту, запроси помощь из дома, хотя я бы предпочел не пропускать сроков сброса. Не знаю, долго ли люди здесь будут пригодны к работе.
— Какие нужны размеры?
— Не важно. Лишь бы быстро и прочно.
Хэвлок нахмурился. В камере стало тихо. Он не знал, слушает ли Наоми. Возможно, да. Впрочем, какая разница.
— Какие-нибудь конкретные функции?
Мартри покачал головой. На несколько секунд его взгляд уперся в камеру и тут же соскользнул.
— Если никто из этой экспедиции не выживет, я хочу, чтобы новая волна нашла готовую крышу над головой. И чтобы на крыше было крупно пропечатано: «РЧЭ».
— Хотите водрузить флаг, сэр?
— Свожу ущерб к минимуму. Ты справишься?
— Да.
— Молодец. До связи.
— Что еще вам там понадобится?
— Ничего, — ответил Мартри. — Хотелось бы многого, но доставь мне побыстрее убежище, и у нас будет все необходимое.
Канал связи закрылся. Хэвлок тихонько посвистел сквозь зубы и снял защиту приватности с камеры Наоми.
— Привет.
— Ваш босс задумал выстроить убежище для следующей волны идиотов, которые придут сюда умирать. Не знаю, нигилист он или второй идеалист среди моих знакомых.
— Бывает, это сочетается.
— Возможно, — согласилась Наоми и спросила: — Вы в порядке?
— Я-то? В порядке.
— Уверены? Штука ведь в чем: вы летите в корабле по нисходящей орбите, а человек, в котором вы видите отца, только что сказал, что готовится к смерти.
— Я не вижу в нем отца, — сказал Хэвлок.
— Пусть так.
— Он что-то придумал. Я уверен, что у него есть план.
— По его плану мы все умрем, — сказала Наоми.
Слезы в невесомости не столько текут, сколько наплывают, затягивая глаза, так что в конце концов смотришь сквозь них, как из-под воды. Как утопленник. Хэвлок стер их рукавом, но все равно на линзах осталось слишком много сырости, и стены колыхались от мелких волн. Только через минуту он сумел выровнять дыхание.
— Вам, наверное, смешно, — с горечью сказал он.
— Нет, — возразила Наоми, — а если у вас есть лишняя салфетка, я бы взяла. Этот костюм ни шиша не впитывает.
Оглянувшись, он увидел, что и у нее глаза полны слез. Поколебавшись, Хэвлок отстегнулся, взял тонкий рулончик бумажных полотенец и просунул сквозь решетку. Наоми прижала полотенце к глазам, подождала, пока бумага потемнеет от влаги, и бросила, не сворачивая.
— Мне чертовски страшно, — признался Хэвлок.
— Мне тоже.
— Не хочу умирать.
— Я тоже.
— Мартри до нас дела нет.
— Да, — сказала Наоми, — ему дела нет.
Слова застряли у Хэвлока в глотке. Он чуть было не расплакался заново. Слишком долго и напряженно работал. Эмоциональное истощение, вот откуда эта слезливость. Ком в горле не таял.
— Кажется, — сказал он, с усилием выталкивая из себя слоги, — я неудачно выбрал контракт.
— В другой раз будешь умнее, — сказала она.
— В другой раз…
Она просунула палец сквозь решетку, он нежно прищемил его кончик своими — большим и указательным. Долгую минуту они плавали, взявшись за руки: пленница и тюремщик, астер и землянин, служащий корпорации и саботажница от правительства. Все это уже не имело значения.
ГЛАВА 37
ЭЛВИ
Данные свалились беспорядочным комом: от аналитической системы «Израэля», от научных групп РЧЭ на Луне, на Земле и на Ганимеде. Никаких обобщений, никаких выводов, только мнения и соображения, да еще запросы на новые анализы — большую часть которых невозможно было провести на оставшемся оборудовании — и результаты анализов. На основе составленного Люсией описания первых случаев болезни и наблюдений Элви после потопа возникли тысячи гипотез, но основательных заключений не было. Между тем Элви возглавляла полевую рабочую группу, и никто, кроме нее, не имел прямого доступа к образцам и новой информации.
Со слизнями было сравнительно просто. Токсичным компонентом оказалось сложное углеродное кольцо с азотными вставками — оно отдаленно напоминало тетродоксин. Слизни, вероятно, использовали его не как защитное приспособление, а как составляющую системы передвижения. Как токсин проникал в кровь, пока оставалось тайной, однако полдюжины правохиральных элементов в организме слизней еще дожидались серьезного исследования. Оно могло дать многое, но все, что требовалось, Элви уже знала: нейротоксин, антидота не существует, постарайтесь их не касаться. И хватит.
С глазной флорой оказалось сложнее. Лаборатории на Луне и Ганимеде разрабатывали модели на основе инвазивных видов водорослей в пополняемых приливами прудах. Земляне доказывали, что фотосенситивные минеральные структуры точнее соответствуют образцу. Аналитическая система «Израэля» на основе немногочисленных медицинских фактов, собранных до шторма, предполагала, что слепота вызывается не столько внедренной в стекловидное тело биомассой, сколько своеобразным рассеянием света, обусловленным жизнедеятельностью организмов. Это была хорошая новость: она означала, что, убив организмы и разрушив оптически активные структуры, удастся быстро восстановить зрительную функцию. Тела останутся плавать в глазах мушками, но мушки в глазах случаются у многих, и мозг привыкнет их компенсировать.
Оставалось выяснить, как убивать флору, а время было на счету. В крови регистрировался рост лейкоцитов — клетки пытались бороться с инфекцией. И не справлялись.
У Элви симптомы начались с зуда под веками — не сильнее, чем при сезонной аллергии дома. За ним последовали белые вспышки в глазах и легкая головная боль. А потом, через несколько часов от появления первых симптомов, мир стал расплываться и принял зеленоватый оттенок. Тогда она точно поняла, что тоже слепнет.
Страх и практические соображения изменили лагерь беженцев в руинах. Поначалу люди разбредались по углам — теперь жались друг к другу. Потребность в просторе и уединении уступила место страху перед слизнями и непогодой, перед угрозой увечья. Элви отмечала плотность скопления по звуку. Голоса сливались, и под конец ей стало казаться, что она занимается опытами на вокзале. Временами этот гул ее успокаивал, временами раздражал. Большей частью она его не замечала.
— Вы как, доктор?
Элви отвела взгляд от химической установки. Кэрол Чивеве стояла под аркой, заменявшей здесь двери. Она выглядела усталой. И расплывчатой. И зеленоватой. Элви протерла глаза, хоть и знала, что не поможет. Дождь тихо стучал по пластику в окнах — Элви уже не обращала на него внимания.
— Хорошо, — сказала она. — Какой нынче счет?
— Сегодня отловили сорок одного поганца, — сказала Кэрол. — Изрядно, да? Я думаю, если кругом подсохнет, они начнут расползаться.
— А там подсыхает?
— Нет. Хотя дождь ослабел. Я просто надеюсь.
— Рано еще, — сказала Элви, вводя новые данные. Подсчет слизней входил в число дюжины исследований, которыми она сейчас жонглировала. — Есть тенденция к снижению, но через несколько дней может начаться новый цикл.
— Хоть бы оказалось, что они ночью спят. Правда, на это, боюсь, надежда слабая.
— Вряд ли, — подтвердила Элви. — Они всю жизнь проводят под землей, откуда бы у них взяться суточному ритму?
— У нас кончается еда, — не меняя тона, продолжала Кэрол.
— Продержимся на том, что сбрасывают, — утешила Элви.
— Они не смогут сбрасывать вечно. Должно же на планете быть что-то, что годилось бы нам в пищу.
— Нет, — сказала Элви.
Кэрол беззвучно выругалась — кажется, в отчаянии. И вздохнула.
— Ладно, через час увидимся.
— Спасибо.
За спиной у нее зевнул и потянулся Фаиз. Элви собиралась вздремнуть с ним за компанию, но не смогла отвлечься от работы. Она прищурилась на часы. Фаиз проспал три часа.
— Я что-нибудь упустил? — спросил он.
— Науку ты пропустил.
— Вот черт! Можно одолжить твой конспект?
— Нетушки, наймешь репетитора!
Он хихикнул.
— Ты поесть не забыла?
— Забыла.
— Наконец-то. Хоть в чем-то от меня польза. Подожди здесь — я вернусь с брикетом абстрактного пищевого продукта и капелькой фильтрованной воды.
«У нас кончается еда».
— Спасибо, — сказала она, — а заодно поищи Айму и Люсию. Они собирались заняться поголовной проверкой зрения.
— Слепой изучает слепого, — буркнул Фаиз. — Я будто в школу вернулся. Найду их. А тебе надо отдохнуть. Побереги глаза.
— Отдохну, — соврала Элви. Ее глазам — как и всем остальным — скоро придется долго отдыхать. Элви помнила слепую тетушку, которая отлично справлялась с жизнью. Но та жила в типовом аграрном поселке в Тренто, а сейчас вокруг простиралась чужая равнина без сельского хозяйства, с несъедобной экосистемой и отдельными видами, прикосновение к которым убивает на месте. Все зависит от контекста.
У Элви загудел ручной терминал. Пришел новый пакет докладов и писем с Ганимеда. Она со вздохом открыла входящие. Если читать все версии, ни на что другое времени не останется. Шрифт в программе приходилось устанавливать самый крупный, причем немного легче читался красный на черном фоне. «Если инвазирующие организмы следуют той же кривой роста, что и дрожжи…»
— Я молодец, — объявил Фаиз. — Я вернулся с пищей и с Люсией. А вот ты даже не притворяешься, что отдыхала.
— Точно, — кивнула Элви, принимая у него пайковую плитку, и повернулась к врачу.
— Какие новости?
— И хорошие, и плохие. Заражены почти сто процентов, — начала Люсия, опускаясь на пол. — У детей симптомы развиваются медленней, чем у взрослых, но ненамного.
— А РЧЭ сравнительно с Первой Посадкой?
— Я не видела всех собранных Аймой данных — с вашими людьми больше работала она. По моим впечатлениям — никакой разницы. В графе «плохое» — инфекция выглядит более агрессивной, чем при отдельных первых случаях.
Элви откусила от плитки. На вкус как фруктовый пирог без сахара, по запаху как земля из цветочного горшка и всю слюну изо рта впитывает как губка.
— Выше первичная плотность? — предположила она с набитым ртом. — Раньше, при сухой погоде, содержание организмов в воде наверняка было небольшим.
— Настолько небольшим, что наша иммунная система успевала распознать и вышибить чужаков, — согласилась Люсия.
— А это возможно? — заинтересовался Фаиз. — Я думал, у них совершенно иная биология. Наша иммунная система на них действует?
— Менее эффективно, — устало ответила Люсия. — А ливень принес их так много, что всю нашу оборону сшибло.
— И тогда, — заключила Элви, — заразились все.
— Да, — сказала Люсия, — хотя не совсем все.
Элви встрепенулась. Люси улыбалась.
— Я же говорю, новости есть и плохие, и хорошие. Один человек не заражен.
— Совсем?
— Даже если бы у него очень медленно развивалась симптоматика, я бы, зная, что искать, нашла признаки. А у него ничего.
— Может, он не подвергался…
— Подвергался.
В груди у Элви шариком каталась чистая радость. Все равно что нежданный подарок. Комнату на миг осветила молния, и Элви не сразу вспомнила, почему вспышка зеленая.
— Стало быть, у нас есть одноглазый король? — спросил Фаиз. — Я хочу сказать: это лучше, чем ничего, но далеко не достаточно.
— Вакцины и лечение для множества болезней находили, изучая людей с естественным иммунитетом, — сказала Элви. — Это уже зацепка.
— Ты права. — Фаиз потер глаза. — Я не в лучшей форме. Последние дни выдались несколько напряженными.
Элви улыбнулась шутке.
— А он согласится на обследование? — спросила она.
— А мы будем спрашивать? — сказал Фаиз.
— Я еще не успела у него поинтересоваться, — ответила Люсия. — Занималась первичной обработкой результатов.
— А в чем проблема? — спросила Элви. — Кто он такой?
Холден стоял в дверях большой комнаты. Его одежда, какого бы цвета она ни была прежде, теперь сделалась цвета грязи — как у всех: грязь, изнеможение, слезы и страх стали новой униформой, объединившей сотрудников РЧЭ и поселенцев Первой Посадки. Сальные волосы липли к голове, подбородок и шея заросли клочковатой, словно побитой молью бороденкой. Ослабевшее зрение Элви смягчило морщины возраста и усталости и наделило Холдена довольно приятной, но непримечательной наружностью. Она вспомнила, сколько раз изобретала предлоги, чтобы побыть с ним рядом, и не поверила, что мечтала об этом человеке.
Собравшись с духом, Элви прошла через комнату.
— Капитан Холден, можно вас на минутку?
— Я сейчас очень занят. Отложить нельзя?
— Нельзя, — сказала она.
Холден чуть заметно поморщился.
— Хорошо, чем я могу помочь?
Элви облизнула губы, соображая, как бы ему объяснить. Она не представляла, насколько он знаком с биологией, и потому решила начать с простого.
— Капитан, вы очень необычный, очень важный человек.
— Постойте!
— Нет-нет, я…
— Право, постойте. Послушайте, доктор Окойе. Элви. Я уже давно заметил между нами напряженность, только притворялся, что не вижу. Делал вид. И, наверное, был не прав. Я надеялся, что это пройдет само и ничего не придется объяснять, но на самом деле у меня есть очень серьезные, прочные отношения. И хотя не все мои родители были моногамными, но я как раз такой. Пока это не зашло слишком далеко, я прошу вас понять, что между нами ничего такого не будет. Дело не в вас. Вы прекрасная, умная женщина и…
— …насчет организмов, которые нас ослепили, — перебила она. — Вы к ним иммунны. Мне нужны образцы крови. И, пожалуй, тканей.
— …я сделаю все возможное, но вы должны понять, что…
— Вы необычны тем, что иммунны. Я об этом говорила.
Холден замер с приоткрытым ртом, выставив перед собой ладони в примирительном жесте. Три редких удара сердца длилось молчание. Потом:
— О… Ох! Я думал, вы…
— Проверка зрения, проведенная доктором Мертон…
— Я ведь подумал… ну, простите меня, я не понял.
— Все вы поняли. Напряженность, вы говорите? Была. Но больше нет, — сказала Элви. — Совсем.
— О’кей, — выговорил Холден и поглядел на нее, склонив голову к плечу. — Как же неловко вышло…
— Да.
— Нельзя ли об этом забыть?
— Думаю, вполне можно, — согласилась Элви. — Но нам нужно будет взять у вас кровь на анализ.
— Да, конечно, я сдам.
— И у меня отказывает зрение. Вам придется прочитать мне результаты.
— И это я сделаю.
— Спасибо.
— И вам спасибо, доктор Окойе.
Они покивали друг другу, не зная, как разойтись. В конце концов Элви развернулась на каблуках и пошла обратно, огибая людей, расположившихся на полу. Один из поселенцев плакал, раскачиваясь всем телом. Элви обошла его и побежала в лабораторию. Пока ее не было, вернулась Айма, и теперь они с Люсией, сидя по-турецки на полу, сравнивали статистику. Элви не замечала, насколько хуже стала видеть, пока не решилась заглянуть им через плечо. Экран терминала выглядел для нее белыми и голубыми пятнами, говорившими уму не больше, чем облако в небе.