Королева-тетя, в юности близко знакомая с наемным убийцей (состоявшем на службе у ее отца, короля Шетта и Зейдерзейских островов), была полностью согласна с его неизменным принципом: «Если ты хочешь что-то сделать хорошо, делай это сам».
Поэтому неугомонная труженица и разогнала ошалевших конюхов и перетащила соломенный тюфячок в грузовой трюм, отринув с негодованием пуховые подушки и перины и даже тончайшие шелковые одеяла, положенные ей по статусу. Гедвига полагала, что наследники славы Хеннертов и Зейдерзеев должны быть чужды комфорта и уметь отдыхать даже на гвоздях. Правда, поспать она любила и никогда в этом удовольствии себе не отказывала. Зная маленькую слабость обожаемой королевы, слуги старались не будить ее до полудня, а буде в этом возникала необходимость, прибегали к помощи нучипельского звонаря, который мог и мертвого поставить на ноги.
Звонарь устроил в королевском фортике отдельную башенку, где понавешал столько колоколов, что их звон мог привлечь внимание даже Всевысокого Душары, который, как известно, после сотворения мира несколько утомился и прилег почивать до тех пор, пока… Поскольку во всех летописях и скрижалях после «пока» находилось внушительное пустое место, выходило, что Создателю Вольхолла почивать еще очень долго.
Существо королевской крови – наместник Душары на земле. И спит почти столько же.
Вот почему никого не удивил тот факт, что, утомленная хлопотами о своих четвероногих питомцах, Гедвига проспала не только нападение тум-тумских пиратов, не только отчаянную погоню, но и позорное поражение славного Вихочи. Перегруженный конями корабль на сей раз не выдержал гонки и на четвертый час был догнан и взят на абордаж.
Нужно ли говорить, что как раз в этот момент королеве-тете снился какой-то особенно сладкий и упоительный сон. Кажется, она выдавала Оттобальта за скромную и работящую принцессу с большим приданым и несомненными организаторскими способностями. Пропустила она и увлекательную программу разграбления судна и пленения всех его пассажиров и матросов, а также торжество по случаю исполнения давней клятвы, которое закатил было пиратский капитан Мервалт.
Она открыла правый глаз только в тот момент, когда пираты с целью инвентаризации закатились в трюм, дабы подробнее узнать, что именно им досталось на сей раз. Впоследствии они с ужасом вспоминали, что так им не доставалось никогда.
Завидев прямо над собой плохо выбритые ухмыляющиеся физиономии наглых захватчиков, королева немного удивилась. А переведя взгляд на нечищеные сапоги и неглаженые манжеты кровожадных пиратов, преисполнилась благородного негодования.
Пираты были не менее удивлены зрелищем столь представительной и, со всей очевидностью, глубоко положительной особы в столь не подходящем месте. Поначалу они слегка обалдели, зато решительная Гедвига не растерялась и, надавав серьезных тумаков искателям фортуны, схватила наиболее приглянувшегося за волосы и с диким воплем «Лошадок моих обижать!? А ну все за борт, гады! Ща глотки начну пилюкать!» приставила свой любимый шеттский кинжал к горлу хрипящего заложника.
Пират извивался и брыкался, головорезы стояли вытаращив глаза, а Гедвига по пунктам перечисляла, за что их следует немедленно казнить самым жестоким образом. Первым пунктом в список прегрешений попала заляпанная илом и песком обувь, неряшливая внешность и отсутствие пристойных манер.
Пираты не смогли решить эту задачу психологически, потому как никогда сами в заложниках не бывали. Тем более по-дурацки они ощущали себя после удачного штурма торгового судна, где никто не предполагал встретить столь жестокое сопротивление непредсказуемого противника, выбившего их из колеи совершенно нетипичным поведением. Да и знаменитое хеннертское чутье Гедвигу не подвело, и она верно сделала выбор: в ее руках оказался капитан пиратской команды, и они не знали, что делать – не то спасать его, не то выполнять приказ сумасшедшей дамы.
Дама поняла, что вот-вот наступит момент трагического перелома. А в поединке бывает только один победитель. Поэтому, бешено сверкая глазами, она завопила: «В критические дни я сумасшедшая! Я чувствую себя слишком уверенно! Я едва себя контролирую! Сигайте в воду быстрее, не то, не то, не то я не знаю, что сейчас сделаю! Считаю до трех!»
Пираты не поняли значения слов «критические дни», но именно в силу необразованности им привиделось нечто ужасное, наподобие проказы, чумной лихорадки или конца света. Тем более фраза «глотки начну пилюкать», вырвавшаяся сама собой у Гедвиги, возымела отдельное действие на бандитов: это был их родной язык, но из уст знатной дамы такое услышишь не каждый день. Да и картина, когда главарь с приставленным к горлу нешуточным ножиком корчился от боли после удара ногой в пах и хлопка по ушам, нанесенного нежными женскими руками (разве мы не упоминали, что Гедвига очень любила в свободное время позаниматься рукопашным боем?), говорила сама за себя. Вконец ошеломленные пираты с криками «Да она ненормальная!» стали прыгать за борт.
Последним был капитан; с фразой «Этот корабль уже занят!», вошедшей во все исторические труды современности, она выпихнула главаря в набегавшую волну.
Неизвестно, какую репутацию Гедвига приобрела впоследствии среди пиратов, но ходили слухи, что ее посчитали за свою, за флибустьерку, и из чувства локтя (вор у вора не ворует) перестали терроризировать бравого Вихочу. В Нучипельсе она бесспорно стала живой легендой, примером для подражания и в довершение всего основала орден рыцарей Бесумяков, происходящий от названия островов (Бесумякские), у берегов которых и разразилась эта беспрецедентная морская баталия.
Жители Нучипельса были безгранично признательны за спасение ценного груза, не говоря уже о том, что уровень их жизни с каждым днем поднимался: ведь пираты более не нападали на торговые суда в их водах, а срочно подыскивали себе новую штаб-квартиру. В центральном соборе состоялась церемония, на которой Гедвигу посвятили в рыцари и официально нарекли Нучипельской Девой-Избавительницей, закатили пышные празднества, после которых королевским указом в календаре был отмечен новый выходной. В городе был также возведен бронзовый памятник работы неизвестного скульптора, который самой Гедвиге не нравился из-за малого портретного сходства.
Грандиозная пышнотелая Нучипельская Дева, стоя в бушующих волнах, голыми руками откручивала голову неизвестному Морскому Змею. При чем был змей, никто не знал. Не то художник таким образом олицетворил пиратство, не то отдал дань моде на художественное изображение драконов, которых в ту пору лепили где угодно.
Но все это уже детали. Самым же главным и невыносимым для его величества Оттобальта Уппертальского явился именно факт возросшего авторитета драгоценной тетушки. Гедвига и сама по себе была грозной силой, но Гедвига в качестве Главного магистра ордена рыцарей Бесумяков – это нечто за гранью добра и зла.
Нет, не зря бесновался сейчас в подвале замка безумный лесоруб Кукс, гремя цепями и требуя, чтобы его немедленно отправили на рудники или в страшную Пухскую тюрьму, которая пустовала вот уже три с половиной века.
Кукса успокоить удалось довольно быстро.
А вот с безутешным повелителем дело обстояло гораздо сложнее, и лекарь Мублап ощущал свою полную профнепригодность и абсолютно детскую беспомощность. Эх! Был бы он хоть на десятую долю зигмундом, может, ему было бы чуток полегче.
Вот почему он и крался теперь по коридорам замка, держа в объятиях огромную сумку, набитую флаконами, баночками, горшочками и пучками сушеных трав.
Короля он нашел в картинной галерее, где благородный монарх не без интереса рассматривал портреты своих предков как по мужской, так и по женской линии. Женщины рода Хеннертов, к которому относилась и знаменитая тетя Гедвига, славились своим мужеством, но нельзя не признать, что они проявили чрезвычайную, более того – небывалую, смелость, заказав художнику свое изображение. Особенно третья, седьмая, девятая и та, что висела сразу за углом.
– Добрый день, ваше величество, – пропел Мублап самым фальшивым бодрым тоном, какой ему когда-либо приходилось издавать. – Как мы себя чувствуем?
– Мы себя не чувствуем! – отрезал Оттобальт. – Только отдельно – руки и отдельно – ноги. Трясутся.
– Это просто прекрасно, ваше величество.
– У?
– Говорю, это просто прекрасно. Если трясутся, а не отнимаются, есть надежда.
– У кого? – горько спросил Оттобальт. В мире, где королевы-тети становятся Нучипельскими Девами, никакой надежды для себя он не видел.
– Так нельзя, ваше величество, – жалобно сказал Мублап. – Вы сидите в четырех стенах, в пыли и духоте, среди этих страхолю… предков по женской линии. Так может какое-нибудь произведение сделаться. Я настоятельна рекомендую вашему величеству выйти прогуляться по свежему воздуху.
– Чему-чему? – недоверчиво уточнил Оттобальт.
– Ах да! – досадливо поморщился лекарь.
Он совершенно забыл о том, что спасающиеся от нашествия варваров мирные пейзане, пихая впереди себя тележки со скарбом и таща на веревочках весь свой домашний скот, прочно оккупировали каждый уголок Дартского замка. Это был гениальный план Сереиона, призванный лишить варваров добычи и вынудить их вылезти из леса на открытое пространство у стен города. Только доблестный гвардеец не учел, что пейзане создадут несколько непривычную атмосферу, способную отпугнуть кого угодно, но только не бруссов, которые воду использовали исключительно для питья.
Замковый двор благоухал так, что даже безумный лесоруб Кукс заволновался в своем подземелье и приобрел скверную привычку плеваться в мирных поселян сквозь зарешеченное окошко.
Что же до коварных бруссов, то они хоть и стекались отовсюду к лакомому куску, которым являлся Дарт, но нападать не спешили. В их тугодумных мозгах медленно прокручивались какие-то нехитрые мыслишки.
Варварские вожди, прочно засевшие в ближайшей густой роще, пытались установить верховенство одного из них, но это дело застряло на мертвой точке. Больше всех распалялся Нана-Булуку Кривоногий Медведь, который действительно производил устрашающее впечатление на своих и чужих. Плохо очищенный от клейкой массы, которой его облепил большой болотный плевун, он с трудом мог сменить выражение лица, и время от времени оно застывало в каких-то немыслимых гримасах.
Как осаждать замок, никто из варваров толком не знал, но им очень хотелось попробовать. Дальние родичи из диких земель Ак-Суу время от времени брали приступом замки Дисса и страшно хвастались и гордились этим. А бруссы все по мелочи да по мелочи – и никаких тебе серьезных достижений в нелегком деле грабежей и захватов.
Подобное положение вещей могло стать невыносимым.
Еще более невыносимым оно было для Сереиона, который вот уже несколько дней подряд держал свое войско в состоянии полной боевой готовности. Он собирался обрушить железный кулак рыцарской конницы на бруссов, как только последние наконец соберутся вместе. Но время шло, варвары подтягивались и подтягивались, будто из воздуха появлялись, ловко минуя гарнизоны и форты, – и этому не было конца.
Король с каждым днем становился все грустнее и подавленнее. Обещанная война откладывалась тем временем на неопределенный срок, а тетя приближалась. Коварный Мулкеба забрался на самую верхушку своей башни, где хранились квашеные овощи, и на отчаянные призывы не откликался. Только пыхал какими-то разноцветными огоньками и время от времени заставлял башню гудеть дурными голосами и ходить ходуном.
Обещанный дракон в полном расцвете сил не появлялся, и варвары чувствовали себя все свободнее и свободнее.
Сереион начал потихоньку испытывать глубокие сомнения в собственном таланте стратега, и у него стал развиваться самый настоящий комплекс неполноценности.
Королевский лекарь Мублап бегал по замку как угорелый от короля, которого терзала жестокая депрессия, к министру Мароне, которого мучили сильные колики в животе и сердечные приступы; затем к Сереиону, которому он пытался внушить уверенность посредством гипноза, затем к Мулкебе, которого от волнения скрутило в три погибели, а затем к безумному лесорубу Куксу, иначе тот умудрялся вопить по двадцать часов подряд, чем ставил на уши весь замок.
Единственное, что несколько утешало Мублапа, – это то, что его величество даже в такой сложной ситуации не утратил знаменитого аппетита Хеннертов. Более того, завтракам, обедам и ужинам в замке уделяли самое пристальное внимание – ведь всем было доподлинно известно, что как только тетя явится в родные пенаты, она непременно заставит короля питаться правильно, то есть пищей безвкусной, пресной, похожей на жеваную бумагу и вообще отвратительной.
Хеннерты любили покушать еще полтысячи лет назад. По этой причине кухня в замке была огромная, оснащенная по последнему слову. Казанов и кастрюль там было столько, что даже Гедвига не могла поставить их на строгий учет, а пухлые поваренные книги, хранящиеся в каморке шеф-повара, являлись предметом дикой зависти и постоянного внимания со стороны иноземных государей.
Не меньше внимания было уделено и покоям, в которых его величество вкушал пищу.
Дартский замок строили разные строители в разное время. Вот почему он выглядел весьма и весьма причудливо, а его интерьеры могли даже смутить человека с неподготовленной психикой.
Скажем, убранством пиршественного зала занимался человек, который полагал, что ощеренные черепа побежденных врагов бодрят, освежают и способствуют хорошему пищеварению. Король сидел за столом, не помня себя от горя, и кушал куриную ножку. Это был уже второй завтрак его величества за сегодняшний день и, судя по тоскливому состоянию духа, далеко не последний. Ибо в самые горестные минуты Оттобальт Уппертальский предпочитал горестным мыслям хорошо прожаренное и посоленное мясо.
Чуть далее, левее от соусницы с шеттским пряным соусом, ждал своей участи горячий суп из свиных хвостиков и ушек. Король поглядывал на ароматное блюдо заинтересованными глазами и понемногу начинал ощущать вкус к жизни. Как раз в тот благостный миг, когда Оттобальт окончательно уверовал в свою счастливую звезду и был готов с уверенностью посмотреть в будущее, когда он уже твердою рукою придвинул к себе глубокую тарелку с супом и вооружился ложкой, – в окно врезался увесистый камень.
Нанеся сокрушительный ущерб цветному стеклу в высоком стрельчатом окне, сие метательное орудие со звоном плюхнулось в тарелку, окатив его опечаленное величество горячей жирной жидкостью.
– А-ах! – высказался король.
Реакции не последовало.
Это окончательно подкосило Оттобальта, и он принял все меры к тому, чтобы быть услышанным. Его величество топал ногами, пинал безответный стол, на котором звенела и громыхала посуда, одной рукой бил в золотой гонг, второй – отчаянно вращал трещотку и при всем этом вопил так, что с потолка сыпалась штукатурка.
Корона, которая всегда слетала в роковые минуты, грохнулась на пол и на сей раз.
– Сереион! Сереион!!! Черт побери! Немедленно найди и приведи ко мне Мулкебу!
Верный гвардеец возник в дверном проеме, словно привидение:
– Слушаюсь, ваше величество.
Мулкеба, как уже упоминалось, особой скоростью передвижения по пересеченной местности, коей являлся замковый двор, никогда не отличался. К тому времени, когда он был доставлен в покои короля, Оттобальт уже успел несколько успокоиться и натянуть капризный венец на правое ухо.
Завидев мага, он потыкал ложкой в тарелку с несъеденным супом, пытаясь привлечь внимание Мулкебы к ее содержимому:
– Что это такое, Мулкеба? Я спрашиваю, что это такое?!
Маг проявил чудеса сообразительности:
– Камень, ваше величество. Возможно, из пращи, ваше величество.
– Болван! Я и сам вижу, что это не фрикаделька! Я спрашиваю, когда это кончится?! Сколько я еще должен это терпеть?!
– Но, ваше величество, осада – дело весьма серьезное, так сказать мероприятие несколько затяжного характера. Мы стараемся, делаем все, что в наших силах, чтобы подманить варваров поближе. Будем считать, что страдания вашего величества – это достойный и внушительный вклад в копилку этих стараний.