Роксану передернуло от отвращения.
— Успокойся, — она резко поднялась.
Простая мысль, что Леон прав и подобный демон, с которым она общается по ночам, может сидеть в каждом людском теле показалась ей чудовищной. Уж со своим демоном она как-нибудь разберется, но утверждать, что с такой напастью справится каждый человек, она бы не рискнула. Есть сильные люди, никто не спорит. Взять хотя бы кочевника…
Словно услышав ее мысли, он бесшумно возник на поляне. Постоял некоторое время, давая им возможность свыкнуться с тем, что они теперь не одни. Потом подошел к Роксане и бросил к ее ногам только убитую водяную крысу. Видимо все, что он сумел раздобыть.
Несмотря на то, с каким гордым и независимым видом кочевник уселся у костра в своей любимой позе, он напомнил Роксане охотничью собаку, приносящую хозяину дичь. Интересно, во сколько водяных крыс он оценил свое спасение? И не настанет ли завтра тот день, когда бросив ей очередную добычу он скажет: все, больше я тебе ничего не должен.
Она чуть не сказала об этом вслух. Свобода пьянила ее, а лес давал силы. К тому же, ее стало изрядно утомлять поведение Ханаан-дэя. И хуже всего — она находила в себе все меньше сил, чтобы душить нарастающее раздражение.
Роксана первой вызвалась караулить. Лес хранил безмолвие. Молчали даже неизменные спутники непрошенных гостей — лесные шакалы. Только любопытная Селия время от времени показывала свой лик, полный искреннего недоумения: как, вы еще живы?
Бездымно горел костер. Роксана подкладывала заготовленный хворост и слушала единственные звуки в ночи — короткие всхлипы спящего Леона. Ханаан-дэй спал бесшумно. Он сидел по-прежнему на четвереньках, привалившись спиной к дереву, с повернутыми к свету Селии ладонями. Роксана не удивилась бы, если бы в один прекрасный момент он раскрыл бы глаза, спеша поинтересоваться: какого, собственного говоря, ты, девушка, так пристально меня рассматриваешь?
Так и случилось, когда первая треть ночи подошла к концу и на небе зажглись звезды. Но к тому времени Роксана почти клевала носом, и ей было не до умозаключений. Поймав его взгляд, полный готовности продолжать ночное бдение, девушка заснула сразу. По крайней мере, некоторое время можно отдохнуть спокойно. Чего нельзя было сказать о предутреннем времени, доставшемся Леону.
Утро подарило свет и ветер. И девушка была благодарна лесу за эту уступку. Настороженная тишина отступила. Вместе с ветром вернулись птицы и мелкое зверье.
Ханаан-дэй вызвался идти первым. Следуя за ним, Роксана отмечала чутье, помогающее кочевнику держать направление. То, с какой легкостью он угадывал путь, по которому легче обойти огромную — в десять обхватов ель. А вот в чем она склонна была ему отказать — так это в наличие осторожности, с которой должно относиться к живому лесу. Все потому, — вскоре она пришла к выводу, — что лес для степняка оставался мертвецом, когда следует опасаться рухнувшего дерева, да дикого зверья. Он совершенно не признавал одухотворенности леса, что не могло не сказаться на безопасности передвижения.
Роксана сама удивлялась показному равнодушию леса. Ни тебе духов старых деревьев, ни тебе Отверженных, ни настырных Лесуний — дочерей Лесного Деда. Не говоря уже об опасных растениях, лесных кошках и змеях! Девушку такое обстоятельство скорее настораживало, чем успокаивало. От Леона она другого поведения и не ждала, но кочевник — с его-то чутьем дикого зверя! — и вот поди ж ты, без всякой опаски прошел у высохшего дерева, тянувшего обнаженные ветви через поляну.
Девушка даже задержалась на мгновенье. Пришлось сделать вид, что нужно срочно поправить сапог. У такого дерева вполне мог оказаться дух — злобный Лесник. Убить — не убьет, но пройдет сквозь человека и трясучка на неделю, а то и больше, обеспечена. Когда рад будешь в мир иной отправиться, только чтоб холод их костей ушел.
Безбоязненно прошел кочевник мимо старого дерева, отведя настырную ветку в сторону. У Роксаны сердце дрогнуло от нехорошего предчувствия: аукнется скоро такое пренебрежение. Лесной Дед долго терпит, но видит Свет — больно бьет.
Или вот — узловатые корни из земли вывернулись и перехлестывая друг друга протянулись через намеченный путь. Окажись они живыми — дорого заплатил бы кочевник за этот прыжок! Молниеносно выпрямляется корневище, почуявшее добычу. Петля обвивает ноги, намертво впивается в кожу. Если удастся разрубить сухое дерево — калекой рискуешь до конца дней остаться. А не удастся — утянут корни под землю, сжимая тело в смертельном объятии.
Снова задержалась, на сей раз без видимого повода — просто пережидала прыжок кочевника через скрученное узлом корневище, достойный либо героя, либо глупца.
— Чего ты все время останавливаешься? — на ходу упершийся ей в спину Леон был рад передышке.
— Ничего, — отмахнулась она.
Повторить подвиг кочевника не решилась. Обошла кругом, увлекая за собой полного недоумения по поводу странного маневра Леона.
Лес благоволил к кочевнику. Но девушка не знала, распространялось ли доброта и на них с Леоном.
Ближе к вечеру путники вышли к лесной реке. Тягучая, неспешная вода текла в зарослях густой травы. Вот тут Роксана остановилась по иной причине. Насколько она помнила, последнее время ей доводилось мыться лишь под дождем, поэтому отказаться от представившейся возможности она не смогла. Уж от русалок как-нибудь отобьется — в крайнем случае венок из цветов сплетет да в воду бросит — пусть подарок принимают.
— Я буду купаться, — во всеуслышание заявила она.
И по примеру кочевника, не дожидаясь пока мужчины объявят ей свое согласие или наоборот, развернулась и пошла по течению реки. Ей почудилась спокойная заводь за излучиной и как оказалось, она не ошиблась. На сердце царило удивительное спокойствие и было совершенно все равно, останутся ли они ее подождать, разведут ли костер, или пойдут дальше. По одному или вместе. Если так — она без них в лесу не пропадет. А вот они без нее — еще вопрос.
Спустя некоторое время Роксана нашла спутников по запаху дыма, недалеко от того места, где оставила. Вовсю пылал костерок, подставляла огню обожженные бока походная фляга. Они сидели и молчали, глядя на яркие лепестки огня. И Роксане, вытирающей мокрые после купания волосы льняной тряпкой, такая идиллия показалась верхом блаженства.
Лес проявил характер на следующий день, ближе к вечеру.
День выдался жарким. Даже кочевнику, привычному к такой погоде, сделалось невмоготу. Он снял платок и расстегнул куртку. Леон последовал его примеру. Роксана же осталась безучастной. От жары еще никто не умирал, а вот заберутся за пазуху лесные клопы — все тело почернеет от укусов.
Шли споро, несмотря на духоту. Роксана отпустила Ханаан-дэя вперед — накличет своим отношением к лесу беду. И как в воду смотрела.
Гелион клонился к закату, но щедрые лучи еще поливали золотом траву. Деревья расступились и открылась поляна, как на ладони Отца Света. Травинка к травинке, будто срезанные косой, и серебристый пух от одуванов в лучах закатных искрился. Не полянка — подарок.
Леон не сдержал восхищенного вздоха. Роксана же застыла как вкопанная. Так и есть: впереди, между двух деревьев светлым пятном обозначился выход с полянки. Вполне угадывалось продолжение пути, сход к ручью — отсюда слышно как весело журчит.
Все бы ничего, да только деревья те, сторожащие выход, Орхидными назывались. Всякий ребенок знает, нельзя ступать меж двух Орхидных деревьев — их легко узнать, стволы белые, приметные. И пока Роксана соображала, как лучше их обойти и нет ли у полянки другой приманки, как кочевник направился прямо к ручью. Она еще засомневалась: да так ли, неужели туда и пойдет и чутье его знаменитое не остановит? И еще страшнее мысль: как же мог этот человек вести их четверо суток по лесу без всяких неприятностей?
Меж тем кочевник все ближе подходил к деревьям и уже поздно было попытаться столкнуть его с намеченного пути. А крикнуть — послушает ли, гордец? Еще шаг и…
Выхватила из ножен тяжелый кинжал. Сверкнуло лезвие в закатных лучах и понеслось вперед. Но не свист рассекаемого металлом воздуха заставил кочевника буквально с поднятой ногой застыть на месте. Всего полшага не хватило ему, чтобы вместо кинжала поймала его в свои сети Отвергнутая Жена.
Задрожали от нетерпения враз обозначившиеся тонкие нити, что острее железа режут тело и кости. Отшатнулся кочевник, для верности отступил еще на шаг — другой, от греха подальше.
Пропал кинжал, мысленно махнула рукой Роксана. Перекрутились отливающие серебром нити, обвили рукоять, издалека видны глубокие зазубрены, что останутся и на острие. Теперь сгодится оружие лишь на то, чтобы хлеб резать, и то — больше кромсать. Задергались сети, напряглись, выжимая из бесчувственного кинжала предполагаемые жизненные соки. Да так, что деревья задрожали, роняя листву.
И только когда треснула рукоять, отрезанная от острия нитью, Отвергнутая Жена решила, что все кончено. Из густой кроны, волоча по веткам распухшее белесое брюхо, испещренное сетью кровеносных сосудов, показалась сама. Крохотная, по сравненью с брюхом голова, а всего-то чуть меньше по размеру человеческой, слепо таращилась на путников.
У Роксаны перехватило дыхание, насколько темные провалы глаз, выступающий чуть ниже отросток, вся лишенная рта голова издалека напоминала человеческую. Под шеей, предвкушая будущее пиршество, заворочались тугие короткие жвала. Страдальчески отливали чернотой глазные впадины, и в какой-то момент Роксане, бросившей украдкой взгляд на застывшего в изумлении кочевника, вдруг стало жаль, что лишилась Отвергнутая Жена законного обеда. Вперед потянулись длинные, пугающие хрупкостью ветви лап, осторожно коснулись того, что не билось — и не могло биться в сетях. Взбухло белесое брюхо — как раз поместился бы туда кочевник — вспучились кровеносные сосуды, толкая Отвергнутую Жену к пойманной добыче. Коснулась зазубренная лапа многострадального кинжала и отдернулась, как от ожога.
Мгновенье — и не стало Отвергнутой Жены, откуда только прыть взялась? Качнулись серебряные нити, выпуская добычу. И вот уже не видно сетей, готовых начать новую охоту. Снова стал заметен ручеек, золотом играющий в лучах закатного светила.
Лишь между двух деревьев, как напоминание неосторожному путнику остался лежать сломанный кинжал.
— Второй раз…
Хриплый рык кочевника заставил девушку оторваться от созерцания совершенного места для ночлега, к которому следовало идти другим путем.
Ох, не зря она сравнивала Ханаан-дэя с диким зверем. Кочевник набросился на нее как голодный шакал, потерявший всякое представление об опасности. Глухо вскрикнул Леон, но помешать не смог.
Роксана не успела и глазом моргнуть, как оказалась лежащей на спине. Над ней, мгновенно намотав на руку выбившуюся из-под отлетевшей шапки косу, придавив коленом грудь, навис кочевник. Ноздри его раздувались от ярости, а в черных глазах не было и капли жалости.
— Оставь ее! Она спасла тебе жизнь! — крикнул Леон, но был отброшен назад.
— Второй раз, — шипел кочевник, обнажая зубы в дикой улыбке, — второй раз. В следующий раз, — он приблизил к ней лицо, едва не касаясь губами ее щеки, — когда соберешься меня спасать — лучше убей!
Тут новая перемена произошла с его лицом. Ярость ушла, уступив место прежнему равнодушию. Кочевник отпустил ее косу, убрал колено с груди, поднялся. Потом одним движением встряхнул девушку как котенка за шиворот и поставил на ноги.
— Ханаан-дэй должен тебе, Роксана, две жизни, — тихо сказал он. — Столько у меня нет. Можешь отнять у меня жизнь, когда тебе понадобится, — и почтительно склонил голову.
Второй раз… Роксана с преувеличенным тщанием отряхнула одежду от прилипшего пуха, подобрала шапку, надела и втолкнула туда косу. Отвернулась от кочевника и только тогда позволила себе улыбнуться от уха до уха. Второй раз. Чтобы он запел, если бы узнал, что она спасла его в третий раз?
Вообще бы убил, наверное.
2
Двигались не так шустро как раньше, зато теперь первой шла Роксана. За ней следовал Леон и замыкал малочисленный отряд укрощенный на время кочевник.
Лес словно дождался, когда у тройки появится опытный проводник и расстарался, показывая все, что хранил про запас. Редкое корневище не сжималось, почуяв добычу. Тогда распрямившиеся в мощном броске узловатые корни взлетали и закручивались петлей аркана. То и дело приходилось обходить кругами шевелящиеся в злобном сплетении корни. А если нельзя было обойти — острый меч кочевника рубил зловредное дерево. Обычно нескольких точных ударов хватало, чтобы весь узел сплетенных змей убрался под землю.
Несколько раз дорогу переходили духи деревьев. И ведь выгадывали моменты, когда Роксана едва успевала остановиться. Покуда она, затаив дыхание, пережидала, пока сотканный из клубов тумана дух перейдет тропу, сзади сдавленно охал Леон. Кочевник не подавал признаков жизни. Роксана лишний раз старалась не оглядываться. И так ясно, что ее там ждет: взгляд, полный показного равнодушия.
Лесная кошка, долгое время преследовавшая путников, за неимением пары так и не рискнула начать охоту. А вот двух шакалов, трусивших за ними попятам, Роксана запретила кочевнику убивать. Подошла к нему, как только заметила вскинутый в решительном порыве лук.
— Не убивай, — не глядя ему в глаза, тихо сказала она. — Это не волки степные. Два шакала не нападут. Пусть себе тявкают. А вот убьешь их — запах крови соберет стаю.
Кочевник послушно опустил лук, не сказав ни слова. Роксана, продолжая путь, еще долго улыбалась про себя: покорность Ханаан-дэя действовала на нее как бальзам на открытую рану.
На счастье Роксаны, Орхидных деревьев, равно как и Отвергнутых Жен, на дороге больше не попадалось.
Кочевник, памятуя о недавнем событии, едва не стоившим ему жизни, подозрительно вглядывался в каждое деревце с белым стволом. И девушка отлично его понимала. Она помнила свое первое впечатление от встречи с Отвергнутой Женой.
Ей тогда было лет семь, не больше. Отец повел ее в лес. Был пасмурный, дождливый день. Мелкие капли дождя, срываясь с листьев, заставляли деревья перешептываться в тишине.
Они шли долго. Роксана стала уставать. Быть может, она давно попросилась бы домой, но уж больно интересно отец рассказывал о лесных кошках, которые раньше умели оборачиваться людьми. Так и шла, не отнимая руки. Глаза у отца были добрыми, а волосы — русые, как у нее. Она не заикалась о цели путешествия, ей все равно было, куда идти с отцом.
Отец остановился у двух Орхидных деревьев, усадил Роксану на пенек, покрытый серым мхом. А сам снял с плеча мешок и достал оттуда деревянный короб. Она с удивлением смотрела, как он достал оттуда большую крысу, ту, которую утром отобрал у кошки. Потом он поднял ее за хвост. Крыса вертелась, пытаясь цапнуть его за руку.
— Никогда не ходи между двух Орхидных деревьев, — просто сказал он и швырнул крысу вперед.
На обратной дороге отец продолжал начатый разговор, будто ничего не случилось. А у нее перед глазами мелькал перекрученный серебряными нитями уже бесформенный трупик с шерстью, обагренной кровью. А в ушах звенел пронзительный и жалобный писк. Это все. Потому что как только из густой кроны явила свое уродливое тело Отвергнутая Жена, Роксана закрыла от ужаса глаза и больше ничего не видела.
Много позже она узнала, кем становятся жены, постоянно изменяющие своим мужьям. После смерти они становятся Отвергнутыми Женами, чтобы раз за разом душить добычу в расставленных для вечной охоты сетях.
Роксана отлично понимала, с каким чувством кочевник рассматривает каждое белесое деревце. Как нарочно лес, словно опытный торговец приберегавший ценный товар напоследок, не уставал "радовать" ее. И к вечеру ей, уставшей от всяческих неожиданностей не до чего не было дела. Ошарашенная, не в силах объяснить причину стольких неприятностей, обрушившихся на ее голову, девушка склонялась к мысли, что лес, действительно, благоволил кочевнику. Трижды она собиралась отказаться от роли проводника, которую сама себе и навязала, и трижды передумывала. Конечно, кочевник без слов пойдет первым, но так и будет все время бросать на нее равнодушный взгляд "я тебе должен, бери мою жизнь — не спрашивай".