– Ложитесь у нас в комнате! – предложил Леон. – Это будет весело!
– Хорошо, – согласился Роберт.
Доминик негромко сопел во сне. Плечо у него мягкое и теплое. Кассандра осторожно сняла с груди его руку, поднялась с постели. Женщина провела рукой по полу – насколько она помнила, ее комбинезон должен был находиться где-то там. Доминик зашевелился.
– Касси… – негромко позвал он.
Кассандра выпрямилась, держа в руках комбинезон.
– Мне пора идти.
– Я провожу вас.
Доминик слез с постели и тоже зашуршал одеждой. Коридор между ячейками был пустынен и тих. Они оказались единственными пассажирами Палау, которые вышли на улицу в столь ранний час. Доминик и Кассандра встали на ленту дороги, и она двинулась с места.
– Я надеюсь, что с детьми ничего не случилось, – пробормотала Кассандра и добавила с силой: – Рваное солнце, имею я право на каплю счастья без того, чтобы расплачиваться за нее слезами и болью!
– С ними Эйс, – сказал Доминик.
– Ты все предусмотрел, да? – почти яростно спросила Кассандра.
Доминик молча посмотрел на нее.
– Спасибо, Доминик, – остыв, сказала Кассандра.
– Не за что, – ответил он.
Они проезжали мимо рекреации. Многие люди спали прямо на скамейках, на полу отсека, за столами – там, где их сморила усталость. Доставив Кассандру и Доминика к подножию эскалатора, дорога остановилась. Кассандра и Доминик двинулись вверх по ступенькам. Около двери ее жилой ячейки они остановились.
– Прощайте, госпожа Шмидт, – сказал Доминик. – Я все знаю. Я чудовище, вы меня ненавидите и боитесь. Вы правы. Я не всегда был таким, но теперь таким, видимо, и останусь. Не тревожьтесь. Вам не придется плакать из-за меня. Я не причиню вам боли.
– Доминик… – растерянно пробормотала Кассандра.
Он крепко поцеловал ее и отправился обратно – вниз по навсегда замершим ступенькам эскалатора.
Кассандра осторожно толкнула дверь детской. Она не обнаружила ни Эйса, ни детей в других комнатах. Тревога снова сжала ее сердце. Но она была напрасной. Леон и Лукас лежали на полу, среди игрушек и одеял, обнимая с двух сторон Роберта. Потрясенная Кассандра застыла на месте. Роберт открыл глаза, заметил хозяйку дома и улыбнулся ей. Кассандра затворила дверь и вернулась в гостиную. Дверь скрипнула – Роберт умудрился выбраться из объятий близнецов, не потревожив их, и присоединился к Кассандре.
– Ну вот, вы и дома, – сказал он. – Я пойду, пожалуй.
– Роберт, – только и произнесла Кассандра.
– Мы с тобой не приняли предохранительных мер, – сказала Ингрид. – И если что-нибудь получится…
Ветки деревьев над ними становились видны все четче – потолок отсека начинал светиться. В обычный день Ингрид с Эйсом уже торопливо хлебали бы утреннюю еду, собираясь на смену.
– Не знаю, согласитесь ли вы стать женой калеки, но я был бы счастлив… – церемонно начал Эйс.
Ингрид, смеясь, перебила его:
– Да погоди ты… Калека…
Она поцеловала его.
– Я хотела сказать другое. Если у нас родится ребенок, он никогда – представляешь, ни-ког-да! – не увидит этих обшарпанных балок и серых ламп. Этих пародий на деревья. Этих труб. Он будет смотреть на небо и видеть там солнце. Разве это не прекрасно?
– Да. Это будет замечательно, – согласился Эйс.
– И это сделали мы, – продолжала Ингрид. – Мы все.
– Тебе не кажется, что неплохо бы позавтракать?
– Пойдем к пищепроводу, – согласилась она.
Они заворочались на примятой траве. Ингрид помогла Эйсу натянуть куртку и снова поцеловала его.
– Не думай о том, чего у тебя нет, Эйс, – прошептала она ему на ухо, нежно коснувшись культи. – Думай о том, что у тебя есть.
На выходе из рекреации они столкнулись с Домиником.
– А я думал, вы в доме Шмидт, – сказал тот вместо приветствия.
– Роберт сказал, что сам присмотрит за детьми, и мы… – начала объяснять Ингрид.
– Понятно, – сказал Доминик.
Он развернулся и пошел обратно. Эйс перевел дух. Доминик был хорошим командиром. В навыки любого хорошего командира входит искусство устраивать выволочки за неисполнение приказа. Доминик же был в этом деле прямо-таки виртуозом.
Но в этот раз он почему-то не стал распинать подчиненного. Наверное, куда-то торопился.
– Привет, Доминик, – сказал Роберт.
– Я тебя не видел. Я не знал, что ты здесь!
– Но я ничего тебе не испортил, – мягко возразил Роберт.
– Мне? Испортил? – Доминик прошелся взад-вперед по коридору между жилыми ячейками, в котором они столкнулись с Робертом нос к носу. – Рваное солнце, Роберт, я думал… Почему ты сам не пошел с ней?
– Ты ее любишь?
– Люблю, конечно, – возмутился Доминик. – Он еще спрашивает! Но Касси ведь любит тебя… А ты…
– Доминик, а что случилось с твоей женой? – спросил Роберт. – Она погибла тогда, на стадионе?
По лицу Доминика судорожной вспышкой промелькнула боль.
– Нет. Она погибла во время одной вылазки.
– Я так и подумал, – кивнул Роберт.
– Я не понимаю тебя, Ансон! – воскликнул Доминик. – Никогда не понимал. Объяснись же, наконец!
– Ты ведь приехал в Палау попрощаться? – спросил Роберт. – А высадишься ведь ты не с нами, правда? Ты вернешься в тот город, красивый и удобный, который сам построил?
Словно бы на шлеме, который носил Доминик, вдруг потемнел плексиглас, защищавший лицо. Растерянный влюбленный, почти незнакомый Ансону, исчез. Перед Робертом снова стоял жесткий, осторожный и решительный человек, которого он хорошо знал.
– Теперь я понимаю, почему Коренев пытался отозвать твой свободный бланк, – сказал Стогов. – Он говорил, что ты получишь право доступа к очень большому массиву информации, который обычному балласту недоступен, и что это будет опасно. Я думал, он хочет отомстить тебе…
– Возьми с собой Кассандру, – перебил его Роберт.
– Она не согласилась бы, – возразил Доминик. – Она не…
Но Роберт снова перебил его.
– В ее жизни было много горя, Доминик. Она заслужила… все самое лучшее, самый удобный дом, самую вкусную еду, все-все, – продолжал он, тепло улыбаясь, но тут же посерьезнел. – Я не смогу ей этого дать, я…
Роберт замолчал. Доминик, ожидая продолжения, смотрел на него.
– Я хотел жениться, до того, как меня послали в Палау на ремонтные работы, то есть на смерть, – произнес Ансон. – Мне было немного одиноко. Когда я вернулся в Висконсин, оказалось, что она вышла замуж за другого. Я был простым техником, а он уже стал главным. Им дали бы жилую ячейку побольше, каталог А1, больше талонов… Для женщин это важно, Доминик.
Доминик шумно выдохнул. Покачал головой.
– Идиот, – только и сказал он.
– Идиот, – эхом откликнулось с противоположного конца коридора.
Мужчины обернулись – все же коридор был не настолько узким, чтобы здесь было эхо. Они увидели Кассандру.
– Я выглянула в окно и увидела, что вы здесь, – сказала она.
Роберт сделал несколько шагов так, словно собирался покинуть их, но остановился.
– Доминик, тебе сколько лет? – спросил он.
– Двадцать пять, а что?
– А вам, Кассандра?
– Двадцать три, – ответила та.
– Надо же, – покачал головой Роберт. – Я старше вас обоих. Мне двадцать шесть. И я думал, что я уже взрослый. Но когда я познакомился с вами, ребята, я понял, что не имею ни малейшего понятия о том, каково это – быть взрослым. У меня была очень спокойная, хорошая жизнь. И я… Я как ребенок. Я еще не готов, наверное. Я еще не понимаю, что такое любовь. Но я повзрослел за это время, хотя бы настолько, чтобы это понять. А вы оба очень подходите друг другу. Вы же словно Хрустальные Цветы – прочные, острые, сияющие. У вас обоих резкий характер. Это может помешать вам. Но помните о том, что каждый из вас – хороший человек. Смиряйте свой нрав.
Кассандра и Доминик промолчали.
– Я пойду, пожалуй, – сказал Роберт. – Мне надо поспать.
Ансон улыбнулся, и в этот момент стало очевидно, что он смертельно устал и держится на самом пределе своих сил.
– Я всю ночь командовал отрядом отважных космонавтов. Мы высаживались на Надежду из старого кресла и боролись с хищными носками.
Когда Роберт скрылся за поворотом коридора, Кассандра произнесла:
– Послушай, тогда, когда мы шли на штурм Палау… Если бы я знала, что ты любишь меня… Что ты уже потерял одного самого дорогого тебе человека, точно так же – в бою… то… то…
– Что – то? – меланхолично спросил Доминик.
Кассандра топнула ногой.
– Я бы осталась, Доми! Нельзя делать вот так!
Она подняла сжатый кулак.
– Как – так? – осведомился Доминик, внимательно осмотрев крепкий кулачок Кассандры и не найдя там ключа к разгадке.
– Зажимать свое сердце в кулак! Раньше или позже ты же его так раздавишь!
– Осталась бы она, – задумчиво повторил Доминик.
– Да! – энергично подтвердила Кассандра.
– Но тогда Эйс убил бы Роберта, – заметил Стогов. – Ему что оранжевые комбинезоны, что синие – все равно. Мы-то все равно спаслись бы, оставалось не так уж много баллонов на Обшивку натаскать. Но…
Он произнес с выражением, очень ловко скопировав манеру Роберта говорить:
– Шесть миллиардов ни в чем не повинных человек погибли бы!
Кассандра вздохнула и обняла Доминика.
– Все равно, обещай, что больше не будешь загонять свои чувства вглубь. Что будешь говорить о них.
Доминик зарылся лицом в ее волосы.
– Обещаю, – глухо сказал он.
Роберт зашевелился. Полет на Надежду должен был занять часа четыре. Первый час пути Ансон, как и большинство остальных пассажиров, утомленных вчерашним праздником и суматохой во время Посадки, проспал в мягком кресле. С одной стороны от Роберта сладко посапывали близнецы, с другой – Кассандра. Через проход, в большой секции, составленной из восьми кресел, спали Игорь Волков, Ингрид Анье и еще несколько джонситов, незнакомых Роберту. Ни Эйса Штильнахта, ни Доминика Стогова Роберт при Посадке не видел. Ему было очень грустно за Кассандру, но он понимал, что говорить об этом не стоит. Роберт услышал смешок Кассандры. Оказалось, что она тоже проснулась и наблюдает за ним.
– Вам обидно, что Доминик не сдержал обещание? – спросила она негромко. – Не взял меня с собой и сам не остался?
Роберт рассеянно пожал плечами.
– Он это предвидел, – сообщила Кассандра. – Он просил передать вам, что это не первое обещание, которое он не смог сдержать. И еще одну фразу, надеюсь, для вас она имеет смысл. Для меня – так нет. «Они были черными».
Сначала Роберт не понял, а потом так резко изменился в лице, что у Кассандры не осталось никаких сомнений – для Ансона эта фраза имела большой смысл.
– Я ни о чем не жалею и ничего не жду, – закончила она почти весело.
– Почему он такой? – с досадой проговорил Роберт.
– Поверь, он задается тем же вопросом насчет тебя, – понимающе кивнула Кассандра. – Но какой – такой?
– Ему можно доверять, на него можно положиться… Но сам он не доверяет никому, – пояснил Роберт.
На этот раз плечами пожала Кассандра. Тем временем проснулись многие другие пассажиры. Свет в салоне, приглушенный пилотами, пока все спали, стал ярче. В начале отсека было небольшое свободное пространство, и сейчас в нем появился Кумар Вашья. Он негромко откашлялся, желая привлечь общее внимание.
– Позвольте мне прочесть вам одно стихотворение, чтобы скрасить скуку путешествия, – сказал он.
По отсеку пронесся одобрительный гул.
– Давай! – крикнул кто-то.
Кассандра покосилась на сыновей. Но тем все было нипочем – ни яркий свет, ни громкие голоса не могли вырвать их из уютного, теплого царства сна.
Кумар еще раз откашлялся и начал:
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Роберт и Кассандра невольно переглянулись. Ни один из них не знал, что такое тигр… но оба в этот момент подумали о Доминике. «Где он сейчас, интересно?» – подумал Роберт.
Члены Ареопага беседовали друг с другом, полулежали в мягких гамаках, в которых, по уверению конструктора, было наиболее удобно переносить космические путешествия и перегрузки при посадке, сидели за столиками, помешивая в стаканчиках разноцветные жидкости пластиковыми соломинками. Они летели не в неудобном одноразовом шаттле из тех, что были спешно произведены на «Новом Рассвете» в последний месяц. Члены Ареопага направлялись на Надежду в космическом катере, роскошном и удобном, который совершал далеко не первый свой полет к планете.
Вентиляция космического катера загудела чуть иначе. Никто не обратил на это внимания, кроме Коренева. Он незаметно оглянулся и посмотрел на то место, где должны были сидеть Доминик Стогов и его подручный, мрачный калека с обрубком вместо правой руки.
Гамаки были пусты.
Коренев извинился перед собеседником, поднялся и поспешно направился к туалету. По дороге он на всякий случай продолжал высматривать Доминика, но безуспешно. Разговоры начали стихать. Коренев, зажимая рукой нос, ворвался в туалет и закрыл дверь. В салоне упало что-то тяжелое и раздались первые крики. Дверь не пропускала воздух. Туалет являлся последним убежищем на случай разгерметизации салона.
И, что немаловажно, он имел отдельный выход в систему вентиляции и никак не был связан с циркуляцией воздуха в салоне.
А по салону сейчас медленно полз газ, не имевший ни цвета, ни запаха. Коренев был уверен, что это тот же самый газ, благодаря которому отсек Вануату был очищен от мятежников.
В конце концов, патент на эту формулу принадлежал Кореневу целиком, чего нельзя было сказать об инграйю.
А совсем недалеко – по космическим меркам – от забившегося в туалет Коренева Кумар Вашья продолжал в наступившей тишине:
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован – такой?
Чей был молот, цепи чьи,
Чтоб скрепить мечты твои?
Кто взметнул твой быстрый взмах,
Ухватил смертельный страх?
Вашья, последний человек, который отвечал за обучение и культуру отсека Палау, оказался талантливым декламатором. Роберт почувствовал странное волнение, по коже поползли мурашки. Словно тигр и правда был здесь.
Он был не здесь, но рядом. По космическим меркам.
Дверь в рубку пилотов открылась. Оттуда появились Доминик и Эйс Штильнахт.
– Ты считай тела справа от прохода, а я – слева, – сказал Доминик. – Всего их должно быть двадцать четыре.
– Я помню, – сказал Эйс.
Они двинулись мимо гамаков, в которых лежали скрюченные мертвецы с вывалившимися, почерневшими языками и выпученными глазами. Доминик увидел, что место Коренева пусто. Стогов окинул взглядом салон, задумчиво посмотрел на дверь туалета. Над ней горел красный огонек – «занято». Доминик выругался, перепрыгнул через кого-то из членов Ареопага, в предсмертных судорогах упавшего со стула и перегородившего собой весь проход, и направился к двери туалета. Подергал ручку. Доминик вытащил из кармана пистолет и прострелил замок. От неожиданного грохота Эйс даже присел. Доминик толкнул дверь.
Туалет был небольшим. Пуля, разбившая замок, угодила в бедро стоявшему за дверью Кореневу. Бедро Куратора раскрылось подобно чудовищному алому цветку; из раны торчала толстая белая кость, обломки и желтые кишки. Кровь толстым ручейком сбегала по штанине Коренева.