Бежали, то и дело, ударяясь головами о плафоны освещения, вдоль кабельных стволов, вентиляционных каналов и причудливо изогнутых дренажных труб.
Бежали туда – за поворот. К грузовому подъемнику.
Ворвались в клеть и на максимально возможной скорости покатили вниз по технологической транспортной линии А23-Е114.
Спуск на семь уровней занял две минуты. За это время Харднетт успел выяснить кое-какие подробности.
Оказалось, инцидент произошел в игровом зале. По докладу старшего дилера, фигурант появился в зале два с половиной часа назад. Был навеселе. С первого захода сорвал банк: три апельсина, картинка к картинке. Обрадовался и сделал новую попытку. Причем на том же самом «инвалиде». Проиграл. Еще раз проиграл. И еще. Вошел в раж и профукал весь выигрыш. После чего вновь начал ставить на свои. Просадил какую-то сумму. Метнулся в бар. Через некоторое время возвратился совсем теплым и пошел на новый круг. За час успешно спустил все наличные и средства на текущем счету. Затем без остановки выбрал допустимые кредитные лимиты. Психанул. Стал кидаться на персонал. И, естественно, был выпровожен.
– С позором? – уточнил Харднетт.
Холлидей смущенно признался:
– Вынесли его мои парни на пинках.
– А в коридоре уродец поймал выходящего из сектора «А4» Проводника и приставил к его горлу нож?
– Так все и было, господин полковник. Откуда знаете?
– Обедал в том секторе, видел Проводника… Послушайте, Холлидей, почему он ходит без охраны?
– Не знаю. Прикажут, будем охранять.
– Надо понимать, вопрос мимо денег?
– Так точно, не по окладу.
– Где они сейчас? Все еще в кают-компании?
– Нет, сэр. Вышли через запасной. Сейчас в аварийно-спасательном.
– Какого черта?!
– Этот псих на самом деле мыслит сорвать куш и вырваться.
В эту секунду лифт остановился, и они вышли на темную технологическую площадку. Едва ступили, сработали сенсоры, и лампы дежурного освещения загорелись в экономичном режиме. Полковник, оглядываясь по сторонам, спросил:
– Далеко еще?
– Нет, сэр, – ответил маршал и показал рукой влево: – До конца коридора.
– А почему не повязали ублюдка сразу как начал бузить? – спросил Харднетт и, не дожидаясь ответа, побежал.
– Клиент всегда прав, – ответил маршал, пустившись вдогон.
– Даже если не тянет на римлянина?
– Сэр, я не понял вопроса.
– Забудьте.
Маршал сравнялся с Харднеттом. Скосился, хотел что-то спросить, но тут раздался сигнал вызова – сработал прикрепленный к комбинезону коммуникатор.
– Слушаю, – ответил Холлидей и, чтобы Харднетт все слышал, включил функцию «селектор».
– Сэр, это Кент.
– Слушаю тебя, Кент.
– Пробили сводки.
– И?
– Он чист, сэр. Не проходил, не числился, не замечен.
– А что-кто?
– Джо Минд-младший, идентификационный номер…
– К черту номер!
– Есть к черту номер! Так… Дальше. Родился на Ганзае в девяносто шестом в семье колонистов, этнический землянин, гражданин Большой Земли.
– Профессия? – задыхаясь, выкрикнул Харднетт.
– Кто говорит? – не понял Кент.
– Свои, – успокоил его маршал и продублировал вопрос: – Чем этот уродец по жизни промышляет?
– Он артист, сэр.
– Артист?! – не поверил маршал.
– Так здесь сказано, – подтвердил Кент. – Пишут, снимается в рекламе. Три года тому назад номинировался на «Оскар» за роль второго плана в ролике майонеза.
– Точно, – вспомнил маршал. – А я все думал, где морду этого гада видел. Вот, оказывается, где. – И, скривив лицо в уморительной гримасе, пропел дурашливым голосом: – Майонез «Полонез» – минорная заправка! Помните, господин полковник?
– Не смешите меня… Холлидей, – попросил Харднетт. – Не могу смеяться. Задыхаюсь.
– Не буду, господин полковник.
– Что со временем?
Маршал вскинул руку:
– Семь минут… Даже уже шесть. Еще минуты три, и все.
– Что значит «и все»?
– Не успеем рассосаться по «точкам».
– Успеем.
Харднетт резко ускорился, обогнал метров на пять маршала и первым добежал до конца коридора. С ходу повернул направо.
– Не туда! – крикнул ему Холлидей. – Там компрессорная. Нам налево.
Чтобы затормозить, полковник ухватился обеими руками за прикрученный к стене баллон системы огнетушения. Перед глазами промелькнул трафарет: «Заправлен 12 апреля 2231 года». Оттолкнувшись от красной железяки, Харднетт крутанулся волчком и припустил назад.
Аварийно-спасательный отсек представлял собой овальное помещение с одним входом и дюжиной заблокированных выходов. Функционально это был накопитель, из которого при эвакуации пассажиры и члены экипажа могли через специальные шлюзы попасть на стартовые площадки спасательных ботов.
У одного из закрытых броней выходов и глумился цинично над здравым смыслом Джо Минд – вертлявый брюнет с порочным лицом записного покорителя женских сердец. Левой рукой он обхватил шею Проводника и, удерживая его таким грубым образом, правой рукой тыкал несчастному острием ножа в район сонной артерии.
Проводник, росту в котором было от силы метра полтора, чтобы не задохнуться, стоял на цыпочках. Было видно, что ему неудобно, страшно и больно – на шее бедняги уже имелось несколько кровоточащих порезов.
Шесть бойцов службы маршала держали Минда под прицелом, но применить парализаторы не рисковали – опасались конвульсивного движения. Тут парни были молодцами. Сдерживались. Хотя, очевидно, и давалась им эта сдержанность с большим трудом – в такие команды обычно сбиваются адепты резких движений.
Отряженный на переговоры боец стоял к захватчику ближе остальных, в трех-четырех шагах, и честно тянул резину.
– Джо, а может, хватит триста? – предлагал он. – Это все, что есть в корабельной кассе. А, Джо? Не выворачивать же нам карманы пассажиров?
Минд наглел:
– Почему бы и нет? Пусть потрясут мошной. Если жить хотят. Короче – шестьсот наличными. Пятьдесят скидываю. И это последнее мое слово.
– А может, организуем трансферт? Какая тебе…
– Нет! Наличными.
– Собираешься свалить к тморпам? – поинтересовался переговорщик. И, похоже, попал в точку. Минд дернулся, будто его щелкнули по носу, и закричал:
– А это не твое собачье дело! Гони хрусты!
– Я же говорю, Джо, есть только триста, – не меняя каменного выражения лица, продолжал переговорщик беседу, абсурдней которой свет не видел.
– Какого… вы так мало возите?!
– Не знаю. Так положено. Триста и не сантимом больше. Да и этими деньгами, честно говоря, капитан не вправе распоряжаться без утряски.
– По барабану! Пусть утрясает.
– Он как раз этим сейчас и занимается. Выходит на верхних людей. Поверь мне, Джо. Уже выходит. Просто у нас со связью проблема. Небольшая. Маленькая такая проблемка со связью…
– А мне по…
– Но мы, Джо, работаем. Ты не волнуйся. Небольшая техническая заминка. Не по нашей вине.
Харднетт понял, что, судя по всему, корабельный переговорщик не зря свой хлеб кушает. Хотя и не штатный, но работает по науке. Отработал первый этап переговоров – установление контакта с преступником, достиг максимально возможной стабилизации обстановки и перешел ко второму этапу – обсуждение приемлемости условий и нахождение вариантов взаимоприемлемых решений. Проще говоря, приступил к торгу и запудриванию мозгов. Все согласно «Указаниям переговорщику».
В принципе, затягивание переговоров всегда желательно. Естественно, в пределах разумного. Можно за это время необходимые силы и средства подтянуть, людей расставить, родственников преступника привлечь. Опять же – снизить затяжкой времени общую психологическую напряженность. Так что все правильно парень делает.
Правильно-то правильно, только, надо признать, в данном конкретном случае эта шаблонность малоэффективна. Поскольку времени нет – «линия смерти» вот она. А когда времени нет, то и смысла его тянуть тоже как-то…
Нет в этом никакого смысла.
И уговаривать – ни времени, ни смысла. На попятную явно не пойдет. Это более чем очевидно. Выпал из реальности. Потерял ощущение места и времени. Находится в истеричном состоянии. Слова не воспринимает. По виду – натуральный психопат: руки дрожат, левая щека дергается в нервном тике, глаза бегают и лихорадочно блестят. Ненормальный. И на появление новых людей отреагировал соответственно – ненормально. Врезал каблуком по стальному полотну двери и завопил:
– Отройте дверь! Слышите, уроды?!
Известно, артисту для игры нужна публика. Вот и тут. В зрительном зале случились свежие зрители, увидел и пошел куражиться:
– Я кому говорю?! Открывайте, гниды!
– Толку-то? – тяжело дыша и держась за грудь, вступил в игру Харднетт. – Все равно не сможешь… от корабля оторваться. – С трудом (один глубокий вдох, три резких выдоха) восстановил дыхание и объяснил: – У бота мощности ни хрена не хватит. Размажет тебя по борту корабля, как овсянку по тарелке.
– Ты кто? – спросил Минд. Каким-то шестьдесят шестым чувством он сообразил, что перед ним главный.
– Доктор, – хмыкнул Харднетт.
Он уже оценил сложившуюся обстановку, сориентировался и принял единственно возможное решение. Приступая к его реализации, приказал:
– Холлидей, обеспечьте мне прямую связь с капитаном и отводите людей.
– Но, сэр…
– Я все сказал! – гаркнул полковник. – Валите все отсюда!
Это подействовало. Маршал торопливо отцепил и сунул в руку Харднетта коммуникатор. После чего скомандовал:
– Смена! К персональным точкам подключения! Бегом! Марш! И да поможет вам, парни, Бог!
Долго бойцов упрашивать не пришлось. Они организованно, с военной четкостью, выполнили приказ – свернулись и рванули гуськом в коридор. Их кованые подошвы гулко и по-уставному вразнобой застучали по металлическим плитам. Маршал пристроился последним. Уже из коридора он крикнул:
– Сэр, у вас полторы минуты, чтобы взять у него автограф!
«Целая вечность», – подумал Харднетт.
Видя, как в секунду опустело помещение, и не понимая, что происходит, Минд истошно – будто дизентерийный страдалец у заколоченных дверей сортира – заорал:
– Куда, сволочи?! Бот мне! Немедленно!
– И деньги? – вытирая пот со лба, спросил Харднетт.
– Да, и деньги! – вспомнил Минд.
– И жизненный ресурс от Фонда Мафусаила?
– И ресурс!
– Майонез тебе по всей морде.
– Чего?
– И его же клизмой – в слив.
Не сразу, но сообразив, что над ним издеваются, причем в циничной форме, Минд, сорвался на фа-диез второй октавы:
– Я его пырну! Слышишь, ты?! Пырну!
– Давай, – спокойно разрешил Харднетт. – И сдохни.
Обнаружилось, что подыхать несостоявшийся «оскароносец» не желает. Напротив, он был не прочь, чтобы это шоу длилось вечно. Только шоу пошло не по его сценарию. Мало того, оно явно подходило к концу. И Минд это почувствовал. Всем своим подлым нутром.
– Ты что, не будешь меня уговаривать? – спросил он с тревогой.
Харднетт хмыкнул и покачал головой:
– Я?.. Нет. Я тебя не буду уговаривать. Пусть тебя «Глоззган» уговаривает. Он это дело любит.
– Кто такой Глоззган? – опрометчиво поинтересовался Минд.
– Коллега, ваш выход, – объявил Харднетт, выхватывая пистолет из кобуры. Вскинул, навел и с вылетевшей откуда-то из подсознания присказкой «не тварь я, лицензию имею» утопил спусковой крючок.
Звук выстрела в помещении, обшитом керамическими огнеупорными плитами, был подобен грому горного обвала.
Минда откинуло на бронированную дверь с такой силой, что внутри него что-то хрустнуло. Похоже, перебило позвоночник о штурвал ручного привода.
Мертвый артист вышел из образа и стек на пол как растопленный шмат пластилина.
Освобожденный от захвата Проводник крутанулся на полных триста шестьдесят и шлепнулся на задницу. Он был жив и невредим. Только слегка оглох. Хлопал испуганно глазами, собираясь заплакать. Полковник знал, что допустить этого нельзя. Никак нельзя. Мигом подбежал, присел рядом и стал, поглаживая ежик пепельных волос, уговаривать, крича прямо в ухо:
– Не плакать, Лелик! Все теперь будет хорошо. Только, братишка, не плакать. Нельзя тебе плакать. Никак нельзя. Не будешь? А, Лелик?
Даун разок только шмыгнул носом и кивнул: ладно, не буду.
– Вот и славно, Лелик, – похвалил его Харднетт. – Вот и молодчина! С днем рождения тебя, Лелик! И нас всех, идиотов, тоже. – Не переставая гладить парня по голове, полковник обратился к Донгу: – Кэп, Проводник готов к подключению. Где тут у вас дистанционный порт?