Оставалось одно: увязаться за кавалькадой и проследить, куда хитрые муллваты будут перепрятывать металл.
Подхватив арбалет, Влад выскочил из кустов и пустился в погоню.
Нагнать обоз оказалось делом несложным. Пока возницы кружили по улочкам, выбирая такие, где фургоны могли пройти свободно, скорость была небольшой. Но вот когда выбрались из лабиринта на главную улицу, тут уже Влад стал отставать. Впрочем, сильно не расстраивался, поскольку считал, что самое важное – не упустить обоз из виду. А для этого вовсе не обязательно торчать рядом. Для этого достаточно держать один и тот же темп.
И, пожалуй, все бы у него получилось, если бы не произошло то, что произошло.
Когда Влад пробегал мимо постоялого двора, в трактире которого так славно давеча повеселился, на улицу выскочил знакомый трехногий пес. Пролез под воротами и поковылял наперерез.
Влад, сбавив темп, сунулся в карман за очередным куском сахара. Нашарил, вытащил и собрался швырнуть. Но не швырнул. Почуял неладное. Уж больно пес бежал странно: вроде и не бежал, а, неуклюже перебирая лапами, плыл по воздуху. И как только солдат обнаружил в движении пса некоторую несуразность, сразу увидел, что вовсе это никакой не пес. Псом там и не пахло. Сгинул трехногий. Отдал душу Зверю.
И теперь этот заморивший собаку Зверь решил прикончить человека.
Энергетический кокон надвигался как тормозящий у перрона поезд – уверенно, бесповоротно и никуда не торопясь. Влад уже уяснил, что кидаться с ходу не в обыкновениях этого загадочного существа. У него другие повадки. Притянув испуганный взгляд жертвы, он убаюкивает ее, околдовывает, лишает воли и только потом спокойно берет все, что ему нужно. Вот и этот экземпляр спокойно и ритмично пульсировал, насылая волнами парализующие флюиды, чтоб потом присосаться и высосать.
«Во хренатень-то!» – засунув кусок рафинада в рот, выругался Влад. Натянул на лицо висящую на шее маску. Вскинул арбалет. И прицелился в сероватый сгусток непонятно чего.
Мозг на этот раз легко справился с удержанием верного образа. Влад видел только кокон. Погибший пес перед глазами не маячил. Никакого давешнего мельтешения не было. «Вот это вот другое дело, – обрадованно подумал солдат. – Так-то можно воевать». И следом пронеслась у него в голове мысль, что мозг человеческий такая штука, что ко всему привыкает, под любую невидальщину со временем подстраивается и начинает работать с ней, как с чем-то очевидным. Задача человека – не дать своему мозгу расслабиться. Перетерпеть. С ума не сойти. А дальше – войдет в привычку. Как говаривал главный сержант Джон Моррис: «Если выдержишь и весел не бросишь, наступит миг, когда покажется, что идешь под парусом».
Высматривая, куда засадить, Влад увидел, что этот кокон несколько отличается от того, который расколошматили на пару с Тыяхшей. Этот поменьше, не такой мутный, и внешняя оболочка у него тоньше. Гораздо тоньше. Едва угадывается.
«Человечиной еще не закусывал, вот скорлупы, сука, и не нарастил», – сообразил Влад. И опустил арбалет. Вспомнил, что в данном случае можно обойтись и без стрельбы.
Тем временем Зверь замер метрах в пяти. Ближе приблизиться не посмел – почуял раймондий, что тяжелил колчан новоявленного Охотника. Но в то же время и отступать не думал. Не мог проигнорировать заложенный в него алгоритм действий. Замер на месте, слегка покачиваясь, как выстиранная простыня на ветру.
Влад злорадно – что, слабо подойти! – показал впавшему в ступор Зверю средний палец, после чего сосчитал количество цветных спиралей внутри кокона. Три их там крутилось. Лиловая, желтая и молочно-белая. По какой из них бить, Влад уже прекрасно знал: конечно, по лиловой. Вон она – кривляется, как пойманная на воровстве прислуга. Ну и срезал ее молнией недолго думая. А чего тут думать? Того и гляди, не сумев пробраться через глаза, начнет зверюга заливать в уши свою сладкую хрень. Поэтому поторопился. Проорал в сердцах:
– Никогда вам, твари, не прошу трехногого!
И долбанул.
Не без помощи, конечно, табельного браслета.
Посреди пустынной ночной улицы тут же вырос яркий лиловый куст. Осветил на несколько секунд окружающую невзрачность, пошипел и осыпался. Все – успокоился Зверь. Проще говоря, сдох.
Влад подбежал и с большим удовольствием потоптался на месте взрыва, гася ботами фиолетовые искры. Потом плюнул на это место тягучей сладкой слюной, рубанул тесаком по прикладу арбалета и прохрипел: «Второй».
Провозившись со Зверем, Влад безнадежно отстал от обоза. Фургоны скрылись из вида за поворотом. И даже поднятая ими пыль давно улеглась. Впрочем, что-то солдату подсказывало, что никуда обоз с выложенной плитами дороги не свернет. И кинулся догонять.
Уже через минуту дорога вывела его на центральную площадь города, по кругу которой стояли унылые административные постройки. Промелькнули исполненные на аррагейском языке вывески городской управы, почты и филиала Первого Федерального Банка Схомии. Во всех этих коробках из серого камня ощущалась некая несуразность: сами здания были древними, а вывески на них современными. Новой была только одна-единственная постройка – офис торгового представительства «Замзам Корпорации». Эта болотного цвета конструкция из стандартных модулей располагалась как раз напротив управы.
«Замзам-кола – всегда и всюду», – прочитал Влад известный рекламный слоган и сглотнул. Рефлекторно захотелось опрокинуть стаканчик-другой любимого с детства напитка. Но, похоже, бывает так, что «не всегда и не всюду», и это был как раз тот случай: на всех дверях (в том числе и на двери в помпезный офис производителя легендарного продукта) висели амбарные замки, а окна наглухо закрывали ставни. Похоже, что эвакуировался народ без паники, в соответствии с давно и толково разработанным планом.
Посреди площади стояла статуя метров в шесть высотой. Она представляла собой обнаженную женщину с обвислыми грудями кормилицы, которая держит над головой здоровенный шар. Что она собой символизировала, с ходу понять было нелегко. Возможно, мать-природу с солнцем Рригелем в руках. Возможно, что-то иное. Но только здорово смахивала эта сосредоточенная тетка на престарелую баскетболистку, выполняющую решающий штрафной бросок.
Глядя на каменное изваяние, Влад вспомнил другое.
На плацу Центра боевой подготовки имени командора Брамса стоит точно такая же женщина неопределенного возраста и неопределенного рода занятий. Только та в поднятых над головой руках держит не шар, а три соединенные между собой звезды и символизирует земную нацию, несущую всем прочим народам свободу на условиях равенства во имя братства. Во всяком случае, именно так утверждал в часы повышения уровня патриотизма главный пропагандист Центра майор… майор… Блин! Хрен вспомнишь за бесплатно фамилию этой штабной крысы. Впрочем, неважно, как его фамилия. Важно, что говорил. А говорил: мол, земная нация, новые рубежи, гражданский долг, воссоединение – ля-ля-ля, бла-бла-бла, шема-шема-шема… И все пафоса нагонял. Чтобы прониклись.
Ага, прониклись.
Сейчас!
«Вдова Полковника» – вот как на самом деле называли все ту каменную тетку. «Вдова Полковника» и не иначе.
Правда, когда какие-то балбесы отломили от равенства и братства свободу (а может, от братства и свободы – равенство или – кто там знает – братство от равенства и свободы), то все тут же принялись называть каменную бабу «Вдовой Подполковника». А как иначе? Все верно, название должно соответствовать содержанию. У простых и трезвых людей принято так. Потом тыловики заказали в ближайшей мастерской дешевую гипсовую копию свободы (братства или равенства) и вернули звезду тетке. Вновь стала она «Вдовой Полковника»…
Миновав площадь, Влад срезал путь через пустые прилавки городского базара, перебежал по мосту над оврагом, из которого воняло так, будто под завязку забит дохлыми крысам, затем вновь выбрался на главную дорогу, и через два квартала ему открылся вид на Хитрую Гору.
Что такого хитрого в этой горе, Влад не совсем понимал. Точнее, совсем не понимал. Холм как холм. Намного выше всех остальных холмов, расположенных в границах Айверройока, – и что? Назвали бы «Высокой» Горой. Было бы понятно, о чем речь. А так – что к чему?
Дорога стала огибать Хитрую Гору по дуге. Домов здесь было совсем мало. И чем дальше, тем этих темных строений со слепыми окнами становилось все меньше и меньше. Казалось, что город тут и заканчивается, что это его окраина, что дальше уже пойдут сплошные пески, камни и прочая требуха, привычная для здешних мест. Но дорога из плит вопреки ожиданиям не выродилась в грунтовку. Она по спирали повела на вершину горы.
Совершая подъем по серпантину, Влад к своему большому удивлению вскоре обнаружил, что Хитрая Гора расположена в самом центре города, а жилые кварталы разбегаются от нее волнами. Причем чем дальше от горы, тем кварталы плотнее, чем ближе, тем домов меньше и расстояние между ними больше. У подножия вообще никаких жилых построек не наблюдалось.
Вот так странно выглядел с высоты взлетающей птицы план города Айверройок.
Совершив за сорок минут несколько полных витков, Влад вполне благополучно добрался туда, где дорога подошла к вырубленной в скале арке. Не задумываясь ни на секунду, он прошел дальше и попал в узкое ущелье, наполненное клубами то ли густого тумана, то ли низовой хмари. Пришлось какое-то время идти на ощупь. Но очень скоро, шагов через пятьдесят, ущелье закончилось. Вынырнув из мутного киселя, солдат увидел нечто, отчего у него дух перехватило.
Оказалось, что дорога не заканчивается, а убегает вниз. А там, внизу, расположена впадина – вырезанное природой в горе блюдце размером в несколько десятков бейсбольных полей. В центре впадины за высоченной стеной – сложенной из белого камня короны с золотыми зубьями-башнями – угадывались очертания множества белокаменных зданий.
«Целый город, – подумал восхищенный Влад. – Город-крепость!»
Вглядываясь в завораживающие отблески ночных костров, в колыхание причудливых теней на стенах древних построек, солдат догадался, что это и есть то, что называла Тыяхша Внутренним Городом.
Пробежав вниз по дороге без малого три сотни метров, Влад остановился, сошел на обочину и принялся разрабатывать план дальнейших действий.
Щербатые плиты вели прямиком к обитым золотыми листами воротам. Иди и дойдешь. Только проникнуть в крепость таким путем представлялось делом нереальным – наверняка ворота под замком. А если даже на замок и не заперты, то стража выставлена. И выставлена не для того, чтобы всякого встречного и поперечного внутрь пускать. Можно, конечно, с боем прорваться. А смысл? Честолюбие потешить, порезвиться, но при этом весь гарнизон переполошить? Глупо. «А что, если представиться чин чинарем, наврать, что заблудился, ночлега попросить? – прикинул Влад. – Может, пожалеют глупого землянина?» Но тут же сообразил, что, если даже и пропустят, обязательно шпионов приставят. Тогда точно до раймондия не доберешься.
Мудрил-мудрил и, в конце концов, пришел к выводу, что, кроме как вскарабкаться на стену и втихаря перемахнуть через нее, никакого другого реального способа тайком пробраться во Внутренний Город нет. Ну а почему, собственно, и не вскарабкаться? Не стеклянная же она, эта крепостная стена. Из каменюк выложена, а значит, зазоры между ними имеются, трещины всякие, щели и выступы. Что мешает попробовать? Не торопясь, потихоньку-полегоньку, сантиметр за сантиметром. Должно выйти. Обязано. Получилось же на Суфанре, когда дикого снайпера из гнезда доставал. А там, между прочим, стена была из литого бетона. Правда, тогда Влад находился в лучшей физической форме и опять же кое-что из снаряжения под рукой имелось: веревки, «кошки», якоря, «гекконы» те же – перчатки с присосками из штурмового альпинистского комплекта. А сейчас… «Но Кугуар я, е-мое, или не Кугуар?» – подзадорил себя Влад и тут же выбрал в стене точку на девять часов, считая ворота точкой на шесть. После чего – среда не суббота, спецназ не пехота! – помчался к намеченной цели зигзагами.
Грамотнее было бы по-пластунски доползти. Тихой змейкой между камешками. Но дело уже к рассвету шло, и на чрезмерную осторожность времени не оставалось. Старался, правда, прижиматься как можно ниже к земле и использовать складки местности. Но местность складками не баловала. И вообще, ее тут будто вылизали. Ни валуна приличного, чтоб схорониться, ни кустика. И трава вся выжжена. Что с точки зрения охраны и обороны очень грамотно. Наверняка сверху вся округа днем просматривается как на ладони. Да и в лунную ночь – тоже.