– А еще можно с помощью «сопелки» попробовать. Тут тоже есть кое-какие наработки.
– Какие еще наработки?
– А вот этого не могу сказать. Извини, солдат, закрытая тема.
– Не больно и надо. – Влад собрался обидеться, но вдруг задался вопросом, который почему-то сразу в голову ему не пришел: – Начальник, а на кой такой ляд Зверя пленить?
– Как это – «на кой ляд»?
Полковник явно удивился вопросу. Для него-то самого все тут было более чем очевидно.
А недоумевающий солдат пожимал плечами:
– Не понимаю, зачем его ловить?
– Затем, что сам-то он контакта не ищет и в диалог не вступает. Ведь так?
– Не ищет и не вступает, – согласился Влад. – Разговор у него короткий: напасть, сожрать, переварить.
– Вот то-то же. Как его тогда исследовать? Вопрос. Большой вопрос. Ответ: нужно заарканить. Заарканить и в клетку сунуть. Полагаю – в золотую.
– А зачем его исследовать? Не понимаю. Его гасить, гада, нужно, а не препарировать.
– Узко на проблему смотришь, Кугуар. – Харднетт осуждающе покачал головой. – Очень узко. А еще ученый. Шире надо смотреть. И подходить комплексно.
– Я не ученый, – упрямясь, напомнил Влад. – Я солдат.
Полковник улыбнулся:
– Я помню.
Тут их беседа на какое-то время прервалась – к Харднетту подошел Болдахо и всучил охапку из трех десятков стрел. Полковник стал аккуратно расставлять их вдоль стены. Когда закончил, глянул в проем амбразуры. Понаблюдав за врагом, спросил:
– Как мыслишь, Кугуар, почему не нападает? Чего ждет?
– Темноты, – ответил Влад и показал рукой на запад, где от соскользнувшего за скалы Рригеля осталась лишь придавленная тучами темно-оранжевая полоса.
– Хитер собака! – восхищенно покачал головой полковник. А потом совершенно неожиданно подошел к Владу и, сунув руку в складки балахона, вынул на божий свет какой-то предмет.
У Влада екнуло сердце – узнал в протянутой штуковине недостающий кусок шорглло-ахма. Узнал, но вида не подал. А Харднетт стал выпытывать:
– Ты тут, Кугуар, человек уважаемый. В узкий круг вхож. Может, видел где-нибудь вторую половинку вот этой вот сакральной вещицы. Может, кто показывал? Или рассказывал?
– Нет, начальник, ни сном, ни духом, – соврал Влад и даже глазом не моргнул.
– Точно?
– Точно. А что это?
– План лабиринта. Слышал, что Сердце Мира находится в лабиринте?
– Нет, не слышал.
– Ну так услышь. Есть мнение, что Сердце Мира находится в центре лабиринта. Вот это – его план. Вернее, часть плана. Где-то еще есть и вторая. Я ищу.
Влад взял обломок диска с ладони Харднетта, рассмотрел внимательно с обеих сторон, потер, поскреб и оценил:
– Старинная, судя по всему, вещица.
– Старинная, – согласился Харднетт.
– Откуда она у тебя, начальник?
– Бабушкино наследство.
– Повезло тебе, начальник, с бабушкой.
– Повезло… Так, значит, не видел?
– Говорю, нет. Впрочем, могу поспрашивать. Потом. Когда Зверя сковырнем. Если, конечно, сковырнем.
Вранье давалось Владу легко, и стыдно ему не было.
– Неплохо было бы, – согласился Харднетт и тут же попросил: – А штучку пока отдай. Сам понимаешь – память о бабушке.
Нехотя вернув кусок диска, Влад поинтересовался:
– Сердце Мира, лабиринт, схема – зачем тебе все это, начальник?
– Хочу когда-нибудь взглянуть своими собственными глазами, из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся.
– Зачем?
– Интересно.
– Любопытный?
– Любознательный.
Влад хотел сострить на этот счет (имелась одна кондовая армейская заготовочка), но тут Рригель окончательно оставил Тиберрию на произвол судьбы, на плато свалилась непроглядная темень, и Зверь пошел в атаку. О чем и предупредили вновь ожившие барабаны.
Их тревожный бой вернул землян в круговорот сражения.
– Ну что, полковник, погнал спецназ телегу в гору? – подначил Влад Харднетта.
Тот рванул к амбразуре и, подхватив арбалет, отозвался:
– Легко, солдат! Сначала в гору, а потом под гору! Вдоль оврага сквозь кусты!
Влад развернулся в сторону своего заместителя:
– Болдахо, ты что-нибудь видишь?
– Так-то нет, – признался тот. – Так-то темно. Тучи. И птицы-вороны эти-то.
– Так-то эти-то, – передразнил Влад. – Ладно, срок подойдет, я подсвечу. Эти гниды рассосались, не сплошняком идут – редкой цепью. И не в один, а в несколько эшелонов. Вон, вижу, раз цепь, два цепь, три цепь, четыре… И там еще по тылам – целая тьма. Теперь целиться придется. И поправку на ветер учитывать, чтоб фортуна не вильнула.
– Ты что, хорошо их видишь? – перекрикивая барабанную дробь, спросил Харднетт.
– Отлично! – прокричал в ответ Влад. – Светятся заразы. Переливаются. Как тюлени перед случкой. – И уже в сторону Болдахо: – Готовность – один! Понял меня? Сразу – один!
Болдахо зычно продублировал приказ, и он понесся по цепочке от стрелка к стрелку.
Когда Зверь приблизился к оврагу, Влад команду на открытие огня давать не стал, а просто вскрыл из винтовки парочку Чужих. Вырвавшиеся на волю спирали озарили местность ярким свечением. Сразу резать их Влад не стал, дал вертлявым сыграть роль осветительных ракет, чтобы стрелки смогли спокойно осмотреться и выстрелить прицельно. Все получилось, как задумал: через несколько мгновений стрелы с золотыми наконечниками полетели в сторону врага, и фиолетовый свет затопил всю округу. Следом и Влад выпустил целый сноп белых молний.
И дело пошло.
Вскоре проблема освещения и вовсе была снята с повестки дня – специально обученные люди подожгли горящей паклей мазут в овраге. Для этого его когда-то и вырыли умные предки.
И все было бы хорошо, когда бы не было так плохо. Пришла, в конце концов, та минута, которой так боялся Влад: у защитников Сердца Мира стали кончаться стрелы. Зверей к тому времени успокоили уже немало (это само собой, постарались), но в строю осталось их гораздо больше. И словно чуя, что у людей начался подсос с боеприпасами, они усилили напор и стрелять стали гораздо чаще. У Зверя никаких проблем со стрелами не было.
Совсем худо стало, когда начали гибнуть Охотники. Сначала пришла по цепочке весть о гибели защитника пятого сектора – Охотника по имени Ямнагт. Его заменила подоспевшая Тыяхша. Затем вражья стрела пронзила сердце Ждолохо. Тут уже самому Владу пришлось прикрыть часть десятого сектора, для чего сместиться метров на двадцать против часовой.
А Чужие тем временем уже достигли стены и закопошились у ее подножия. Взбираясь один на другого, они начали выстраивать нечто вроде пирамид. Обороняющимся приходилось чуть ли не свешиваться, чтобы бить по акробатам сверху вниз. Из-за этого многие стрелки и гибли: только высунешься, тут же стрела в лоб. Да к тому же еще и не одна – Зверь болтов для людей не жалел.
Вскоре свою стрелу схлопотал и Болдахо. Влад, заметив при очередном всполохе, что верный боевой товарищ лежит в проеме амбразуры как брошенная тряпичная кукла, подбежал и оттащил. Но ничем помочь не смог. Чем тут поможешь, когда стрела пробила горло? Потряс за плечи и приказал:
– Отставить умирать!
Но Болдахо ослушался – прохрипел что-то в ответ и помер.
Рыча от злобы, солдат вновь взялся резать-кромсать спирали. Кромсать и резать. Резать и кромсать. Только тех с каждой минутой становилось все меньше и меньше – стрелы с раймондием стремительно заканчивались, и взять их было негде. Влад начал носиться по стене то в одну сторону, то в другую и экономными одиночными выстрелами вскрывать наползающих Чужих. Только пользы от этого было мало. И выглядела такая беготня как акт отчаяния.
Но верить в то, что Внутренний Город обречен, Владу не хотелось. Не привык проигрывать и упорно сопротивлялся этой мысли. И даже когда Харднетт, поймав его за рукав, сказал:
– Надо уходить, – Влад, упрямясь, мотнул головой:
– Нет. Сдохну, но не уйду!
– Хорошо, если сдохнешь, – Харднетт потряс его за грудки, – а если станешь одним из них?
Влад грубо оттолкнул полковника и, сделав шаг в направлении огневого рубежа, проорал:
– Победить или умереть!
И тут его с ног сбил мощный удар в грудь.
Мир перевернулся, в глазах сделалось темно, а в голове пронеслось: «Вот и смертушка пришла».
Но он ошибся.
Спас его кусок обожженной глины – стрела на излете угодила в шорглло-ахм.
Придя в себя, Влад с трудом поднялся на колени. Кашляя и пытаясь восстановить дыхание, вытащил из разорванного нагрудного кармана артефакт. Вернее все, что от него осталось. Стряхнув с ладони осколки, самый большой из которых был с металлический талер, горько усмехнулся:
– Не обманул папаша, помог шорглло-ахм.
– Сука ты, солдат! – выругался Харднетт. После чего вытащил второй кусок диска и с силой запустил им куда-то в темноту.
Усмехнувшись, солдат вспомнил надпись на диске:
– «Слава и Воля, слившись по Промыслу, да утвердят силу действий, происходящих…
– …от жизни, проводимой с Благим помыслом, ради Мира, ради Владыки Колеса Времени», – продолжил полковник.
– Красиво, – сказал Влад.
– Красиво, – согласился Харднетт. И, помогая ему подняться, заторопился: – Ладно, солдат, пора уходить.
– Куда?
– В Храм Сердца. Больше некуда.
– Не рано?
– Посмотри, что вокруг творится.
Влад осмотрел поле битвы взглядом Охотника и ужаснулся: Зверь уже прорвался в город. Он проходил сквозь расплавленные ворота, проникал сквозь дыры в разорванном шатре и лез через стену, на которой практически уже не осталось защитников.
Город теперь походил не просто на блестящий торт, а на блестящий торт, в котором копошатся опарыши.
Это был конец.
Барабанный бой затих, люди спасались бегством.
– Давай хоть этих прикроем, – показал Харднетт рукой на спешащих к башне стрелков.
Влад, кинув ему винтовку, а следом и последний магазин, сказал:
– Работаем на пару.
Через полминуты они уже вели остатки своей маленькой армии вверх по одной из улиц к подножию Храма Сердца. А у ворот Храма шла отчаянная сеча.
Уцелевшие Охотники отбивались от наседающих Зверей, давая возможность горожанам укрыться за стенами святилища.
Влад, обеспечив вместе с Харднеттом проход безоружных стрелков, присоединился к Тыяхше и расположился у правой створки массивных золотых ворот. Полковник отбежал к Гэнджу и Энгану – братья занимали позицию слева от входа.
Минут десять Охотники не подпускали Зверя, но потом и стрел не осталось, и смысла – людской поток иссяк, всю площадь перед Храмом заполнили омерзительные коконы.
– Закрывайте ворота! – приказал Гэндж тем, кто был внутри, а потом Охотникам: – Уходим!
Через мгновение шумно заработали блоки невидимого механизма, и ворота стали медленно закрываться. Охотники один за другим потянулись внутрь.
Спустя минуту снаружи остались пятеро – Тыяхша, ее братья и два землянина.
– Уходи! – завернув очередную стаю вражьих стрел, крикнул Влад Тыяхше.
Тыяхша мотнула головой:
– Нет – ты первым!
– Оба – туда! – рявкнул Гэндж.
Пока они благородно препирались, получил ранение Энган – стрела вонзилась ему в плечо. Сделав неуверенный шаг назад, молодой Охотник споткнулся и покатился вниз по ступеням.
И пришел бы ему конец, если бы не Харднетт.
Отбросив в сторону выпотрошенную винтовку, полковник выхватил нож и с яростным криком рванул вниз. Разя направо и налево врага золотым тесаком, он добрался до Энгана, легко закинул его на плечо и стал пробиваться к Воротам.
А те уже почти закрылись.
Когда Харднетт внес раненого в Храм, между створками осталась метровая щель.
Промедление было смерти подобно – Влад схватил Тыяхшу за руку и потащил в Храм.
Последним внутрь протиснулся Гэндж.
Соприкоснувшись, створки с хрустом раздавили пустой колчан за его спиной.
3
Оказавшись внутри, Тыяхша кинулась к постанывающему от боли Энгану.
– Как он? – тихо спросил Влад у Харднетта.
– Матерится, значит, жить будет, – ответил полковник и, обведя взглядом своды Храма, усмехнулся: – Только недолго. Как и все мы тут. Если, конечно, не подсуетимся.
Убедившись, что с братом все в порядке, к ним подошел Гэндж и спросил, обращаясь к Харднетту:
– Ты кто, не свой?
– Геродот, специалист по погибшим цивилизациям, на Тиберрии в научной командировке, – отрекомендовался Харднетт и покосился на Влада.
Тот промолчал.
– Спасибо тебе, Геродот, – сняв перчатку, протянул руку Гэндж.
Харднетт протянул свою. И они обменялись крепким мужским рукопожатием.
«Главное, чтоб не стали целоваться», – усмехнулся про себя Влад и, не выдержав лживости сцены, отвернулся.