Клуб кордельеров находился в старом монастыре кордельеров на улице Обсерванс. Через минуту мы дошли туда. Подойдя к двери, я выхватил лист бумаги из своего портфеля, написал карандашом несколько слов, передал сержанту и попросил его отнести Дантону, мы же остались под охраной капрала и патруля. Сержант вошел в клуб и вернулся с Дантоном.
– Что это, – сказал он, – тебя арестовали, тебя? Тебя, моего друга и друга Камиля! Тебя – лучшего из существующих республиканцев! Позвольте, гражданин сержант, – прибавил он, обращаясь к начальнику санкюлотов, – я ручаюсь за него. Этого довольно?
– Ты ручаешься за него. А кто поручится за нее? – возразил упрямый сержант.
– За нее? О ком ты говоришь?
– Об этой женщине, черт побери!
– За него, за нее, за всех, кто с ним, ты доволен?
– Да, я доволен, – сказал сержант, – особенно доволен тем, что повидал тебя.
– А, черт возьми! Это удовольствие я могу доставить тебе даром. Смотри на меня, сколько хочешь, пока я с тобой.
– Благодарю. Отстаивай, как ты это делал до сих пор, интересы народа и будь уверен: народ будет тебе признателен.
– О да, конечно! Я на это рассчитываю! – сказал Дантон.
– Можешь ты пожать мне руку? – продолжал сержант.
– Отчего же нет!
И Дантон подал ему руку.
– Да здравствует Дантон! – закричал сержант.
– Да здравствует Дантон! – вторил патруль.
И патруль ушел под командой своего начальника. В десяти шагах тот обернулся и, размахивая своей красной шапкой, крикнул еще раз: «Да здравствует Дантон!» И его люди повторили за ним этот приветственный клич. Я собирался поблагодарить Дантона, когда его несколько раз окликнули по имени из помещения клуба.
– Дантон! Дантон! – кричали несколько человек. – На трибуну!
– Извини, мой милый, – сказал он мне, – ты слышишь, жму руку и ухожу. Я подал сержанту правую руку, тебе подаю левую. Кто знает? У благородного патриота может быть чесотка. – И, повернувшись, сказал: – Иду! – Он произнес это тем мощным голосом, который поднимал и успокаивал неуправляемую толпу на улице. – Иду, подождите!
Он ушел в помещение клуба. Я остался у дверей наедине со спасенной незнакомкой.
– Теперь, сударыня, – сказал я, – куда вас проводить? Я к вашим услугам.
– Ну, к тетке Ледье, – ответила она со смехом. – Вы ведь знаете, она моя мать.
– Но где она живет, тетка Ледье?
– Улица Феру, номер двадцать четыре.
– Пойдемте к тетке Ледье на улицу Феру, номер двадцать четыре.
Мы отправились по улице Фоссе-Монсье-ле-Пренс до улицы Фоссе-сен-Жермен, далее по улице Пети-Лион, потом через площадь Сен-Сюльпис на улицу Феру. Всю дорогу мы шли, не обменявшись ни словом. Только теперь при свете луны, которая взошла на небе во всей своей красе, я мог свободно ее рассмотреть. То была прелестная особа двадцати или двадцати двух лет, брюнетка с голубыми глазами, скорее серьезными, чем грустными, нос был прямой и четко очерченный, губы – тронутые насмешливой улыбкой, зубы как жемчуг, руки королевы, ножки ребенка. И весь ее облик, даже в вульгарном костюме дочери тетки Ледье, носил отпечаток аристократизма, что и могло вызвать недоверие храброго сержанта и его воинственного патруля. Мы подошли к двери, остановились и еще некоторое время молча смотрели друг на друга.
– Ну, что вы мне скажете, мой милый господин Альберт? – наконец произнесла с улыбкой незнакомка.
– Я хочу вам сказать, моя милая мадемуазель Соланж, что не стоило встречаться для того, чтобы так скоро расстаться.
– Я прошу у вас тысячу извинений, очень даже стоило: если бы я вас не встретила, меня отвели бы в караульню, узнали бы там, что я не дочь тетки Ледье, дознались бы, что я аристократка, и отрезали бы, вероятно, голову.
– Итак, вы сознаетесь, что вы аристократка?
– Я ни в чем не сознаюсь.
– Хорошо, скажите по крайней мере ваше имя.
– Соланж.
– Вы же знаете, я случайно назвал вас так, это не ваше настоящее имя.
– Ну что ж! Мне оно нравится, и я оставляю его за собой, для вас по крайней мере.
– Зачем вам сохранять его для меня, когда нам не суждено больше видеться?
– Я этого не говорю. Я говорю только, что если мы и увидимся, то совершенно ни к чему вам знать, как меня зовут, как и мне не стоит знать, как зовут вас. Я вас назвала Альбертом, вот и называйтесь так, а я останусь Соланж.
– Хорошо, пусть будет так, но послушайте меня, Соланж.
– Я слушаю, Альберт, – отвечала она.
– Вы аристократка, вы сознаетесь?
– Если бы я в этом и не созналась, вы это сами узнали бы, не правда ли? Стало быть, мое признание теряет значение.
– И вас преследуют, потому что вы аристократка?
– Нечто в этом роде.
– И вы скрываетесь от преследований?
– На улице Феру, номер двадцать четыре, у тетки Ледье, муж которой был кучером у моего отца. Вы видите, у меня нет от вас тайн.
– А ваш отец?
– У меня нет тайн от вас, мой милый господин Альберт, пока дело касается меня, но тайны моего отца – не мои. Мой отец тоже скрывается, выжидая случая, чтобы эмигрировать. Вот все, что я могу вам сказать.
– А вы, что вы думаете делать?
– Уехать со своим отцом, если это будет возможно; если это окажется невозможным, то он уедет один, а я потом присоединюсь к нему.
– И сегодня вечером, когда вас арестовали, вы возвращались после свидания с отцом?
– Да, я возвращалась оттуда.
– Слушайте, милая Соланж.
– Я слушаю.
– Вы видели, что случилось сегодня вечером?
– Да, и это дало мне возможность убедиться в вашей значимости.
– О, к сожалению, значимость моя невелика. Однако же у меня есть друзья.
– Я познакомилась сегодня с одним из них.
– И вы знаете, что этот человек из очень влиятельных в настоящее время.
– Вы можете воспользоваться этим влиянием и посодействовать бегству моего отца?
– Нет, я сохраню его для вас.
– А для моего отца?
– Для вашего отца у меня найдется другое средство.
– У вас есть другое средство! – воскликнула Соланж, схватив меня за руки и тревожно вглядываясь в мое лицо.
– Если я спасу вашего отца, сохраните ли вы добрую память обо мне?
– О, я буду вам признательна всю свою жизнь.
Она произнесла эти слова с восхитительным выражением этой будущей признательности. Затем, посмотрев на меня умоляющим взором, спросила:
– И вы этим удовлетворитесь?
– Да, – ответил я.
– Итак, я не ошиблась в вас, у вас благородное сердце. Благодарю вас от имени отца и от своего имени, и, если бы даже вам не удалось ничего сделать для меня в будущем, я буду признательна вам за прошлое.
– Когда мы увидимся, Соланж?
– А когда вам нужно увидеть меня?
– Завтра я надеюсь, что смогу сообщить вам кое-что приятное.
– Хорошо! Увидимся завтра.
– Где?
– Здесь, если угодно.
– Здесь, на улице?
– Боже мой! Вы видите, что это пока самое безопасное место. Вот уже полчаса как мы болтаем у этих дверей, и никто еще здесь не прошел.
– Отчего же мне не прийти к вам или почему вы не можете прийти ко мне?
– Потому что если вы придете ко мне, то вы скомпрометируете тех добрых людей, которые дали мне убежище, а если я пойду к вам, я скомпрометирую вас.
– Ну хорошо! Я возьму пропуск у одной моей дальней родственницы и передам его вам.
– Да, для того чтобы гильотинировать вашу родственницу, если меня случайно арестуют.
– Вы правы. Я принесу вам пропуск на имя Соланж.
– Чудесно! Вы увидите, скоро Соланж станет моим единственным, настоящим именем.
– В котором часу мы увидимся?
– В тот самый час, когда мы встретились сегодня. В десять часов, если угодно.
– Хорошо, в десять часов.
– А как мы встретимся?
– О, это нетрудно. В десять часов, без пяти минут, вы подойдете к двери, в десять часов я выйду.
– Итак, завтра в десять часов, милая Соланж?
– Завтра в десять часов, милый Альберт.
Я хотел поцеловать ее руку, она подставила лоб. На другой день вечером в половине десятого я был на той же улице. В три четверти десятого Соланж открыла дверь. Каждый из нас явился раньше назначенного времени. Я бросился к ней навстречу.
– Я вижу, у вас хорошие вести, – сказала она, улыбаясь.
– Отличные! Во-первых, вот вам пропуск.
– Во-первых, о моем отце!
И она оттолкнула пропуск.
– Ваш отец спасен, если он пожелает.
– Если он пожелает, говорите вы? А что он должен для этого сделать?
– Нужно, чтобы он доверился мне.
– Это уже сделано.
– Вы его видели?
– Да.
– Вы опять подвергали себя риску?
– А что же делать! Это необходимо, и да хранит меня бог!
– Вы все сказали вашему отцу?
– Я сказала ему, что вчера вы спасли мне жизнь и завтра, быть может, спасете жизнь ему.
– Завтра, да, именно завтра, если он пожелает, я его спасу.
– Каким образом? Скажите. Ну, говорите! Какой же чудной оказалась бы наша встреча, если бы все это удалось сделать!
– Только… – пробормотал я нерешительно.
– Ну?
– Вам нельзя будет ехать с ним.
– Я же вам сказала, что я решение на этот счет уже приняла.
– К тому же я уверен, что немного погодя смогу достать вам паспорт.
– Будем говорить о моем отце, а обо мне потом.
– Хорошо! Я вам сказал, у меня есть друзья, не так ли?
– Да.
– Я видел одного из них.
– И что же?
– Вы знаете этого человека по имени, имя его – гарантия храбрости, лояльности и чести.
– И это имя?
– Марсо.
– Господин Марсо?
– Да.
– Вы правы, если этот человек обещал, то он сдержит слово.
– Ну да! Он обещал.
– Боже! Какое вы мне дарите счастье! Ну, скажите, что он обещал?
– Он обещал помочь нам.
– Каким образом?
– Очень простым: Клебер назначил его главнокомандующим западной армией. Он уезжает завтра вечером.
– Завтра вечером? Но мы не успеем ничего приготовить.
– Нам нечего приготовлять.
– Я не понимаю.
– Он возьмет с собой вашего отца.
– Моего отца?!
– Да, в качестве секретаря. Когда они приедут в Вандею, ваш отец даст честное слово, что он не будет служить в войсках против Франции, и ночью перейдет в вандейский лагерь, из Вандеи он отправится в Бретань и затем в Англию. Как только он устроится в Лондоне, он уведомит вас, я достану вам паспорт, и вы отправитесь к нему в Лондон.
– Завтра! – воскликнула Соланж. – Завтра мой отец уедет!
– Нам нельзя терять время.
– Но отец не знает об этом.
– Предупредите его.
– Сегодня вечером?
– Да, сегодня вечером.
– Но как это сделать теперь, в этот час?
– У вас пропуск, и вот вам моя рука.
– Да, правда. Мой пропуск!
Я вручил его ей. Она положила его за корсаж.
– Теперь вашу руку.
Я ей дал свою руку, и мы отправились. Мы дошли до площади Таран, то есть до того места, где я встретил ее накануне.
– Подождите меня здесь, – попросила она.
Я поклонился и стал ждать. Она исчезла за углом древнего отеля Малиньон. Через четверть часа она вернулась.
– Пойдемте, отец хочет повидаться с вами и поблагодарить вас.
Она взяла меня под руку, и мы пошли на улицу Гильом, против отеля Мортемар. Подойдя к дому, она вынула из кармана ключ, открыла маленькую боковую дверь, провела меня на второй этаж и постучала особым образом. Человек лет сорока восьми или пятидесяти открыл дверь, он был одет как рабочий, и по-видимому, занимался переплетными работами.
– Сударь, – сказал он, – Провидение послало нам вас, и я смотрю на вас, как на посла Провидения. Правда ли, что вы можете меня спасти, а главное, что вы хотите меня спасти?
Я все рассказал ему. Я сказал, что Марсо поручил мне привести его к нему в качестве секретаря и взамен требует от него лишь одного обещания: не сражаться против французов.
– Я охотно даю вам это обещание и ему повторю.
– Благодарю вас от его и моего имени.
– Но когда уезжает Марсо?
– Завтра.
– Должен ли я отправиться к нему сегодня ночью?
– Когда вам будет угодно. Он будет вас ждать.
Отец и дочь переглянулись.
– Я полагаю, отец, что было бы благоразумнее отправиться к нему сегодня вечером, – сказала Соланж.
– Хорошо. Но если меня остановят, у меня нет пропуска.
– Вот мой пропуск.
– А вы?
– О, меня знают.
– Где живет Марсо?
– На Университетской улице, номер сорок, у сестры своей, мадемуазель Гравье-Марсо.
– Вы пойдете со мной?
– Я пойду за вами, чтобы, когда вы войдете в дом, отвести мадемуазель домой.
– А как узнает Марсо, что я именно то лицо, о котором вы говорили?
– Вы передадите ему эту трехцветную кокарду, как знак признательности.
– А чем я могу отблагодарить моего спасителя?
– Вы доверите мне спасение своей дочери, как она вверила мне ваше спасение.
– Идемте.
Он надел шляпу и потушил огонь. Мы спустились при свете луны, озарявшей лестницу. У двери он взял дочь под руку, пошел вправо и по улице Сен-Пер направился на Университетскую улицу. Я шел позади в десяти шагах. Мы дошли до номера сорок, никого не встретив. Я приблизился к ним.
– Это хорошее предзнаменование, – сказал я. – Теперь желаете ли вы, чтобы я подождал или чтобы пошел с вами?
– Нет, не компрометируйте себя больше, ждите мою дочь здесь.
Я поклонился.
– Еще раз благодарю вас и до свидания, – сказал он, держа меня за руку. – Нет слов, чтобы выразить то чувство признательности, которое я питаю к вам. Надеюсь, что бог поможет мне когда-нибудь высказать вам всю свою благодарность.
Он вошел. Соланж последовала за ним. Она также, прежде чем войти, пожала мне руку. Через десять минут дверь открылась.
– Ну что? – спросил я.
– Ну! – воскликнула она. – Ваш друг достоин быть вашим другом. Он так же деликатен, как и вы. Он понимает, что для меня будет великим счастьем, если я смогу остаться с отцом до его отъезда. Его сестра устроит мне постель в своей комнате. Завтра в три часа пополудни мой отец будет уже вне всякой опасности. Завтра в десять часов вечера, как сегодня, если вы захотите получить благодарность от дочери, которая вам обязана спасением отца, приходите на улицу Феру.
– О, конечно, я приду. Ваш отец вам ничего не поручил передать мне?
– Он просил вернуть ваш пропуск, поблагодарить вас и просил прислать меня к нему как можно скорее.
– Это я устрою, как только вам станет угодно, Соланж, – ответил я с грустью.
– Еще надо будет узнать, где я должна буду воссоединиться с отцом, – сказала девушка. – О, вы еще не скоро отделаетесь от меня.
Я взял ее руку и прижал к своему сердцу. Но она подставила мне для поцелуя, как и накануне, свой лоб.
– До завтра, – произнесла Соланж.
И, коснувшись губами ее лба, я не только прижал к сердцу ее руку – я во внезапном порыве прижал ее, такую взволнованную, трепещущую, к своей груди и ощутил ее учащенное сердцебиение.
Я шел домой, у меня на душе было легко, как никогда. Было ли то осознание, что я совершил добрый поступок, или я уже полюбил это очаровательное создание – не знаю.
Не знаю, спал я или бодрствовал, меня будто заполнила гармония природы. Ночь тянулась бесконечно, день был длинен, я торопил минуты и в то же время хотел задержать их, чтобы не потерять ни мига из тех дней, какие мне отведены судьбой. На другой день в девять часов я уже был на улице Феру. В половине десятого появилась Соланж. Она приблизилась и обняла меня.
– Спасен! – радостно воскликнула она. – Мой отец спасен, и вам я обязана его жизнью! О, как я люблю вас!
Через две недели Соланж получила письмо, в котором сообщалось, что ее отец уже прибыл в Англию. На другой день я принес ей паспорт. Взяв документ, Соланж залилась слезами.
– Вы меня не любите! – произнесла она.
– Я люблю вас больше жизни, – возразил я. – Я дал слово вашему отцу и прежде всего должен сдержать это слово.
– Тогда, – решительно сказала она, – я отказываюсь от своего слова. Если у тебя хватает духу отпустить меня, то я, Альберт, не в состоянии тебя покинуть.
Увы! Она осталась.
VII
Альберт
Как и в первый раз, так и теперь во время перерыва в рассказе Ледрю царило молчание. Молчание еще более полное, чем прежде, так как все чувствовали, что рассказ подходит к концу, а мэр предупредил, что он, вероятно, не сможет завершить историю, но он, пересилив себя, продолжал: