– Ты Дарби Шир, – сказал Ник и протянул руку для пожатия.
«Этот человек, – подумал Николас Эпплтон, – совсем опустился. Какая прискорбная перемена... впрочем, пятнадцать лет – большой срок».
– А ты совсем не изменился, – сказал Дарби Шир. Он протянул свою излохмаченную книжку Нику. – Я занимаюсь вербовкой. К примеру, я только что пытался завербовать твою жену.
Увидев книжку, Бобби заявил:
– Он Низший Человек. – В голосе мальчика звучало волнение. – Можно мне посмотреть? – спросил он, протягивая руку за книжкой.
– Уходи отсюда, – сказал Ник Дарби Ширу.
– А ты не думаешь, что мог бы... – начал было Шир, но Ник яростно перебил его:
– Я знаю, кто ты такой. – Ник схватил Дарби Шира за ворот рваного пальто и с силой толкнул по направлению к двери. – Я знаю, что ты скрываешься от людей из Подразделения действенного реагирования. Убирайся.
– Ему нужно где-то остановиться, – вмешалась Клео. – Он хотел на какое-то время остаться здесь, с нами.
– Нет, – отрезал Ник. – Ни за что.
– Ты боишься? – спросил Дарби Шир.
– Да, – кивнул Ник. Каждый уличенный в распространении пропаганды Низших Людей – и каждый так или иначе с ними связанный – в дальнейшем автоматически лишался права проходить тестирование для Государственной гражданской службы. Если ПДР поймало бы Дарби Шира здесь, жизнь Бобби была бы исковеркана. А кроме того, все они могли бы понести наказание. И были бы отправлены в один из лагерей для перемещенных лиц на неопределенное время. Безо всякой возможности судебного пересмотра.
– Не бойся, – тихо проговорил Дарби Шир. Он несколько подтянулся. «Какой же он плюгавый, – подумал Ник. – И безобразный». – Помни обещание Торса Провони, – продолжал Дарби Шир. – И помни еще вот что: твой мальчик в любом случае не получит ранг Государственной гражданской службы. Так что терять тебе нечего.
– Мы можем потерять свободу, – возразил Ник. Однако он колебался. Он пока еще окончательно не вытолкал Дарби Шира из квартиры в общественный коридор. «Предположим, что Провони вернется, – снова сказал он себе, как и множество раз до этого. – Нет, я в это не верю; Провони вот-вот должны поймать». – Нет, – сказал он вслух, – я не желаю иметь с тобой ничего общего. Разрушай свою собственную жизнь; оставь это себе. И... уходи. – Он наконец вытолкнул коротышку в коридор; несколько дверей распахнулись, и разнообразные жильцы, кого-то из которых Ник знал, а кого-то – нет, с интересом уставились на происходящее.
Дарби Шир пристально посмотрел на него, а затем невозмутимо порылся во внутреннем кармане своего потрепанного пальто. Он вдруг показался выше, гораздо лучше владеющим собой... и ситуацией.
– Весьма рад, гражданин Эпплтон, – произнес он, доставая изящное, гладкое черное удостоверение и раскрывая его, – что вы избрали именно такую линию поведения. Я произвожу в этом здании выборочные проверки – по случайным выборкам, так сказать. – Он показал Нику свой официальный идентабель, тускло мерцавший под искусственным освещением. – Офидант ПДР Дарби Шир.
Ник почувствовал, как внутри у него все похолодело, заставив его оцепенеть, лишив дара речи. Все мысли рассеялись – он не мог выговорить ни слова.
– О Господи! – в ужасе вырвалось у Клео; она подошла к нему – через некоторое время за ней последовал и Бобби. – Но ведь мы все сказали верно, разве нет? – спросила она у Дарби Шира.
– Абсолютно верно, – ответил Шир. – Ваши реакции были совершенно адекватными. Всего хорошего. – Он положил гладкую книжечку удостоверения обратно во внутренний карман пальто, тут же улыбнулся и, все так же улыбаясь, проскользнул сквозь кольцо зевак. Буквально в одно мгновение он исчез. Осталась только кучка возбужденных зрителей. И – Ник, его жена и ребенок.
Ник захлопнул входную дверь и повернулся к Клео.
– Ни на миг нельзя расслабляться, – хрипло пробормотал он.
«Как близко это было. Еще какое-то мгновение... и я мог бы предложить ему остаться, – дошло до него. – По старой памяти. В конце концов, я ведь его знал. Когда-то. Наверное, – подумал он, – именно поэтому его выбрали для проведения выборочной проверки на лояльность меня и моей семьи. Господи Боже!» Трясясь от испуга, нетвердой походкой он направился к ванной – к аптечке, где хранился запас таблеток.
– Немножко гидрохлорида флуфеназина, – пробормотал он, потянувшись к спасительному пузырьку.
– Ты принял сегодня уже три таких таблетки, – наставительным тоном заметила Клео. – Хватит. Остановись.
– Все будет в порядке, – ответил Ник. Наполнив водой стаканчик, он немо и поспешно проглотил круглую таблетку.
И почувствовал внутри себя тупую злобу, мгновенную вспышку гнева на Новых Людей и Аномалов, на Государственную гражданскую службу, на всю систему – а затем гидрохлорид флуфеназина подействовал. Злоба улетучилась.
Но не до конца.
– Ты не думаешь, что наша квартира прослушивается? – спросил он у Клео.
– Прослушивается? – Она пожала плечами. – Разумеется нет. Иначе бы нас всех давным-давно забрали из-за тех ужасных вещей, что болтает Бобби.
– Не думаю, что я смогу еще долго это выносить, – проговорил Ник.
– Выносить что? – поинтересовалась Клео.
Он не ответил. Но глубоко внутри себя он знал, кого и что он имел в виду. Это знал и его сын. Сейчас они держались вместе... «Но как долго, – подумал он, – между нами будут сохраняться такие отношения? Пока я подожду и посмотрю, пройдет ли Бобби тестирование для Государственной гражданской службы, – сказал он себе. – А потом решу, что мне делать. Господи помилуй! – ужаснулся он. – О чем это я думаю? Что со мной происходит?»
– А книга-то осталась, – сказал Бобби; нагнувшись, он подобрал рваную, мятую книжку, оставленную Дарби Широм. – Можно мне почитать ее? – спросил он у отца. Пролистав ее, он заметил: – Похоже, она настоящая. Должно быть, полиция отобрала ее у какого-нибудь задержанного Низшего Человека.
– Прочти ее, – раздраженно ответил Ник.
Глава 3
Через два дня в почтовом ящике Эпплтонов появилось официальное правительственное уведомление. Ник тут же вскрыл конверт, сердце его затрепетало от волнения. Все верно – это были результаты тестирования; он пролистал несколько страниц – ксерокопия письменной работы Бобби прилагалась – и наконец добрался до заключения.
– Он провалился, – выдохнул.
– Я так и знал, – сказал Бобби. – Именно поэтому, в первую очередь, я и не хотел проходить тестирование.
Клео всхлипнула.
Ник ничего не сказал и ничего не подумал; он был нем и опустошен. Ледяная рука, холоднее самой смерти, сжала его сердце, убивая в нем все чувства.
Глава 4
Подняв трубку видеофона первой линии связи, Уиллис Грэм, Председатель Совета Чрезвычайного Комитета Общественной Безопасности, шутливо спросил:
– Как там движется дело с поимкой Провони, директор? – Он хихикнул. Один Бог знает, где теперь Провони. Может быть, он давно уже умер на каком-нибудь безвоздушном планетоиде у черта на рогах.
– Вы имеете в виду сообщения для печати, сэр? – каменным голосом осведомился директор полиции Ллойд Барнс.
Грэм рассмеялся:
– Да, расскажите мне, о чем сейчас болтают телевидение и газеты. – Разумеется, он мог даже не вставая с постели включить свой телевизор. Однако ему доставляло удовольствие вытягивать из этого напыщенного ничтожества – директора полиции – крупицы сведений относительно ситуации с Торсом Провони. Цвет лица Барнса обычно давал интересную информацию в духе патологии. А кроме того, будучи Аномалом высшего порядка, Грэм мог непосредственно наслаждаться хаосом, воцарявшимся в голове этого человека, когда речь заходила о чем-либо связанном с поисками беглого изменника Провони.
В конце концов, именно директор Барнс девять лет тому назад освободил Торса Провони из федеральной тюрьмы. Как восстановленного в правах.
– Провони снова собирается ускользнуть у нас из рук, – уныло сообщил Барнс.
– А почему вы не скажете, что он мертв? – Это оказало бы громадное психологическое воздействие на население – в том числе и в тех рядах, где это было бы наиболее желательно.
– Если он снова здесь объявится, будут поставлены под угрозу самые основы нашей власти. Стоит только ему появиться...
– Где мой завтрак? – перебил Грэм. – Распорядитесь, чтобы мне его принесли.
– Есть, сэр, – раздраженно откликнулся Барнс. – Что вы пожелаете? Яичницу с гренками? Жареную ветчину?
– А что, действительно есть ветчина? – удивился Грэм. – Пусть будет ветчина и три яйца. Но проследите, чтобы никаких эрзацев.
Не слишком довольный ролью слуги, Барнс пробормотал «есть, сэр» и исчез с экрана.
Уиллис Грэм откинулся на подушки; человек из его личной прислуги тут же обнаружил свое присутствие и умело приподнял их – теперь они лежали именно так, как полагалось. «Где же, наконец, эта проклятая газета?» – спросил самого себя Грэм и протянул за ней руку; другой слуга заметил его жест и проворно раздобыл три последних номера «Таймс».
Какое-то время Грэм бегло просматривал первые разделы знаменитой старой газеты – ныне находившейся под контролем правительства.
– Эрик Кордон, – наконец произнес он и жестом показал, что собирается диктовать. Немедленно появился стенограф с переносным транскрибером в руках. – Всем членам Совета, – сказал Грэм. – Мы не можем требовать казни Провони – по причинам, указанным директором Барнсом, – но мы можем нанести удар Эрику Кордону. Я имею в виду, что мы можем казнить его. И каким же это будет облегчением. – «Почти таким же, – подумал он, – как если бы мы взяли самого Торса Провони». Во всей подпольной сети Низших Людей Эрик Кордон был самым выдающимся организатором и оратором. И было еще, конечно, множество его книг.
Кордон был подлинным интеллектуалом из Старых Людей – физиком-теоретиком, способным вызвать живой отклик в среде тех разочарованных Старых Людей, что тосковали по прошлому. Кордон был таким человеком, который непременно перевел бы стрелки часов на пятьдесят лет назад, появись у него такая возможность. Впрочем, несмотря на свое уникальное красноречие, он был скорее человеком мысли, а не действия, как Провони: Торс Провони, человек действия, проревевший призыв «найти подмогу», как его бывший друг Кордон сообщил в своих бесчисленных речах, книгах и захватанных брошюрах. Кордон был популярен, но – в отличие от Провони – не представлял собой общественной угрозы. После его казни осталась бы пустота, которую он никогда толком и не заполнял. Несмотря на всю свою привлекательность, для общественности он определенно был лишь мелкой рыбешкой.
Однако большинство Старых Людей этого не понимали. Эрика Кордона окружал ореол героя. Провони был некой абстрактной надеждой; Кордон же реально существовал. И он работал, писал и говорил именно здесь, на Земле.
Подняв трубку видеофона второй линии связи, Грэм сказал:
– Дайте мне, пожалуйста, на большой экран Кордона, мисс Найт. – Он повесил трубку, устроился поудобнее на кровати и снова сунул нос в газетные статьи.
– А продолжение диктовки, господин Председатель Совета? – через некоторое время осведомился стенограф.
– Ах да, – Грэм отпихнул газету в сторону. – Где я остановился?
– «Я имею в виду, что мы можем казнить его. И каким же...»
– Далее, – сказал Грэм и кашлянул, прочищая горло. – Считаю необходимым, чтобы главы всех отделов – вы записываете? – узнали и осмыслили причины, стоящие за моим желанием покончить с этим... как бишь его...
– Эриком Кордоном, – вставил стенограф.
– Ну да, – кивнул Грэм. – Уничтожить Эрика Кордона мы должны по следующим соображениям. Кордон является связующим звеном между Старыми Людьми на Земле и Торсом Провони. Пока жив Кордон, люди как бы чувствуют присутствие Провони. Лишившись Кордона, они потеряют контакт – реальный или какой-то там еще – с этим шныряющим где-то в космосе жалким мерзавцем. В известном смысле Кордон – это голос Провони, пока сам Провони отсутствует. Разумеется, я допускаю, что эта акция может вызвать ответный всплеск недовольства; Старые Люди способны какое-то время бунтовать... однако, с другой стороны, это же может побудить Низших Людей выйти из подполья, что позволит нам наконец добраться до них. В определенном смысле я намерен спровоцировать преждевременную демонстрацию силы со стороны Низших Людей; сразу же после объявления о смерти Кордона последуют мощные всплески негодования, но в конечном счете...
Он замолчал. На большом экране, занимавшем всю дальнюю стену огромной спальни, стало проступать лицо. Худое интеллигентное лицо со впалыми щеками; не слишком широкими скулами, как отметил Грэм, увидев, как они задвигались, когда Кордон начал говорить. Очки без оправы, редкие волосы, тщательно зачесанные поверх лысой макушки.
– Звук, – потребовал Грэм, поскольку губы Кордона продолжали шевелиться безмолвно.
– ...Удовольствием, – гулко прогудел Кордон – звук был включен слишком громко. – Мне известно, что вы заняты, сэр. Однако если вы желаете говорить со мной... – Кордон сделал элегантный жест, – то я готов.
– Где он теперь, черт возьми? – спросил Грэм у одного из своих слуг.
– В Брайтфортской тюрьме.
– Вас хорошо кормят? – осведомился Грэм, обращаясь к лицу на громадном экране.
– О да, вполне, – улыбнулся Кордон, обнажив зубы настолько ровные, что они казались – да наверняка и были – искусственными.
– И вам разрешают писать?
– У меня есть все необходимое, – ответил Кордон.
– Скажите мне, Кордон, – настойчиво спросил Грэм, – зачем вы пишете и говорите всю эту чертовщину? Ведь вы же знаете, что это неправда.
– Правда у каждого своя. – Кордон усмехнулся – скупо и невесело.
– Вы помните тот приговор, вынесенный пять месяцев тому назад, – спросил Грэм, – по которому вам полагалось шестнадцать лет тюремного заключения за измену? Так вот, черт побери, судьи пересмотрели его и изменили меру вашего наказания. Теперь они решили назначить вам смертную казнь.
Выражение мрачного лица Кордона нисколько не изменилось.
– Он слышит меня? – спросил Грэм у слуги.
– О да, сэр. Все в порядке, он вас слышит.
– Мы собираемся казнить вас, Кордон, – продолжил Грэм. – Вам известно, что я могу читать ваши мысли; я знаю, как вы напуганы. – Он говорил правду; внутренне Кордон содрогался. Даже несмотря на то, что их контакт оставался чисто электронным, а Кордон в действительности находился за две тысячи миль от Грэма. Подобные псионические способности всегда поражали Старых – а порой и Новых Людей.
Кордон не ответил. Однако до него, очевидно, дошло, что Грэм начал прослушивать его телепатически.
– В самой глубине души, – сказал Грэм, – вы думаете: «Может быть, мне изменить своей партии. Провони мертв...»
– Я не думаю, что Провони мертв, – запротестовал Кордон, и на лице его появилась оскорбленная мина – первое искреннее выражение с начала беседы.
– Подсознательно, – сказал Грэм. – Вы даже сами этого не осознаете.
– Даже если бы Торс был мертв...
– Ох, перестаньте, – поморщился Грэм. – Мы оба знаем, что, если бы Провони был мертв, вы тут же прикрыли бы вашу пропагандистскую кампанию и исчезли бы из поля зрения общественности на всю вашу последующую интеллектуальную жизнь, будь она проклята.
Внезапно запищал зуммер аппарата связи справа от Грэма.
– Извините, – сказал Грэм и нажал на кнопку.
– Здесь находится адвокат вашей жены, господин Председатель Совета. Вы давали указание впустить его независимо от того, чем вы будете заняты. Так мне впустить его или...
– Впустите его, – перебил Грэм. Кордону он сказал: – Мы известим вас – скорее всего, это сделает директор Барнс – за час до вашей предполагаемой казни. Сейчас я занят, всего хорошего. – Он отключился, и экран стал постепенно тускнеть.
Центральная дверь спальни раскрылась, и в комнату бодрым шагом вошел высокий, изящный, превосходно одетый мужчина с небольшой бородкой и с дипломатом в руках – Гораций Денфельд.