– Ты мог бы намекнуть, если вы ищете что-то конкретное.
– Нет, ничего определённого, – ответил Pax; в голосе не было фальши, но ответ прозвучал слишком поспешно и сухо.
– Когда определишься, не забудь меня оповестить. Находки множатся, как пищевые свинки, не сегодня-завтра за периметр двинем – наносить на карту объедки всех обедов псей за три луны и все скелеты псят и псиц, а до сих пор не знаем, что нам надо. Хочешь услышать, почему я не бросаю это дело? причины две – во-первых, люблю животных, а во-вторых, пристал ты ко мне как банный лист. – Форт давно искал, к кому применить выражение, подхваченное где-то на трассах. Зенон этих слов не дождался, пусть хоть Раху достанутся.
Мгновенно проявилось то, что офицер назвал «культурным отчуждением». Обманула внешность. Форт видел перед собой землянина, а говорил – с ньягонцем.
– Как... что?
Жемчужина остроумия цокнула и отскочила; жаль.
– Лист дерева, растения. Из срезанных веток делают короткую метлу. – Форт уже осудил себя за то, что метал бисер не по адресу; тут было туго и с растениями, и с метёлками. – Потом залезают в кабину, куда подаётся пар.
– Вошебойка. Или сауна? – угадывал Pax. Сзади смиренно топталась быстро набежавшая очередь к окошкам, выдающим пищу.
– Нет! Пар, пар – как из чайника. Кругом пар. Ты потеешь, тебе жарко – и начинаешь бить соседа метлой.
– Зачем?
Очередь прислушивалась с возрастающим интересом.
– Конечно, есть разные способы получать наслаждение... – Pax улыбнулся, как будто сочувствовал и сожалел одновременно.
– Пойдём, а то люди ждут, – потянул его устыдившийся Форт. – Они тоже есть хотят.
– О, нет, нет! – Очередь замахала лапками. – Наоси, кушайте, мы не спешим! Разговаривайте, пожалуйста!..
– Короче, – Форту всё же удалось увести Раха от закусочной, – это форма купания у части землян. При высокой температуре из листьев выделяются активные биологические вещества и хорошо влияют на здоровье. А иногда листья отрываются и прилипают.
– Валеология, – уверенно кивнул Pax. – В науке о здоровье вы тоже сведущи?
Теперь в его синих глазах светилась нескрываемая едкая насмешка, и Форт с запозданием понял: «Дурак не он, а я».
«Отвечай дальше, – подбадривал взглядом Pax. – Спрашивать любого, в любом месте, о любых делах... помнишь? Что, получил? Шутить ты ещё надо мной будешь!»
Форту ничего не оставалось, как спокойно продолжить в тему:
– С тех пор, как мне заменили тело, я только и делаю, что проповедую здоровый образ жизни. Вернёмся к началу – чем тебе так не нравится Аламбук?
– Он никому не нравится. – Pax нахмурился, отводя взгляд. – Есть поверье, что там... В общем, грубые, невежественные толки, не стоящие того, чтобы их пересказывать.
Загородная поездка! прицеп-домик, барбекю, бутыль красного вина в оплётке, игры детей на полянке, солнечная нега в шезлонге и русалочье купание при луне в зеркальном озере. На курортных планетах это дорогой, изысканный вид отдыха. В Сэнтрал-Сити это – небывальщина, так как за Городом ничего нет, кроме свалок и лысых пустошей, перемежающихся низкими зарослями непролазного колючника. На Планете Монстров наоборот – за герметичными городскими стенами так много всякого-разного, что полчаса загара обойдутся в пару сотен Е на изгнание тех паразитов, которые на вас поселятся.
Сборы за градскую черту Эрке выглядят ещё оригинальнее. Шлем; его лицевая часть позволяет присоединить маску изолирующего противогаза со скрытыми и защищёнными воздушными трубками. Бронекостюм; к латным набедренникам сбоку приделаны чехлы для шнековых магазинов и кобуры для пистолетов-автоматов. Ранец с сухим пайком, флягами, баллонами и массой необходимых мелочей. Карта всех коммуникаций района, где предстоит высадиться, с проекцией на забрало-дисплей. Конечно, рация.
– И ещё подарки троглодитам, – добавила Тими, тряхнув объёмистой сумкой. Ушастые малютки были сильны и выносливы не по росту. С этим феноменом Форт уже сталкивался в лице бесполой ихэнки Эш, чьё худое жилистое тело вмещало силу двух здоровых мужиков.
На гибком панцире Тими переливался значок – семицветное полукольцо. Pax отчего-то уделил эмалевой радуге больше внимания, чем следовало бы. Когда Форт отдалился, чтоб плотнее сложить вещи в ранце, Pax близко наклонился к Тими, и Форт, отрегулировав слух, услышал их перешёптывания:
– Сними значок.
– И не подумаю. Пятые сутки; в любой час может ударить.
– Интервал – до восемнадцати ночей.
– А ты точно знаешь, что так и будет?
– Хотя бы носи не на панцире. Согласна?
– Мне его дал Гира. Я не сниму.
– Я не прошу снять совсем. Просто с глаз долой.
– Я взяла один для тебя. Бери.
– Это ещё никому не помогло.
– А ты проверял?
– О-о... ну, давай.
– Не в карман. На грудь. Или на живот.
Форт немного выждал и обернулся – радуга с панциря Тими исчезла, а Рах поправлял что-то под костюмом.
– Я готов.
– Отлично, тогда садимся в поезд. До восхода мы должны выдвинуться как можно дальше от града.
Покопавшись в памяти, Форт нашёл образ восхода, который он хотел бы увидеть на поверхности. Восход на ТуаТоу, над рекой Хатис – алеет кромка гор, край каменной стены зажигается и рдеет, пламенеет небосвод, и наконец из-за хребта выглядывает ослепительное Диэ, заливая затенённую матово-зелёную долину сочными утренними красками. Слышен трубный звук – началось рассветное небослужение; скажем, выходного дня: «Славься, Небо зари пробуждающей!»
Это воспоминание согревало Форта. Казалось, ньягонцы смотрели на него ободряюще – рослый народ здесь! в броне, с оружием; он защитит нас, спасёт... Верши свою миссию! мы в тебя верим.
«А между прочим, я еду искать останки псей и выпытывать у прокалённых Юадой жителей поверхности, когда им дурнело и как вели себя цветы в горшках. Ну-ка, расскажите мне про Аламбук – какие о нём ходят сказки?..»
Наверх. Мы движемся наверх.
Никакие доводы не убедят, что люди должны жить под землёй. Человеку отведено место на терминаторе, на границе света и тьмы, чтобы глаза и душа стремились ввысь, в голубой простор, к ослепительной истине жизнетворящего солнца – а тело из плоти будет вечно тяготеть к земле, из которой вышло и в которую вернётся. В мясистой, кровянистой составляющей людского естества густо текут тяжёлые, горячие соки слепых, утробных, бессловесных чувств, выражаемых рычанием и хрюканьем. Подступая снизу к светлой чистоте души, они затемняют, пропитывают разум и находят в нём свои слова, чтобы извергнуться речью, похожей на ползущие кишки, на вязкую пьяную отрыжку.
Родившись из слияния земного и небесного, человек подвержен тяготенью этих двух начал, и какая часть победит, таким будет целое – низменным или возвышенным.
Вниз или вверх? Вниз – проще, падение не требует усилий, а подъём так труден...
«Если вниз сброшена вся цивилизация – что тогда?..» – Форт скользил глазами по толпам, без остановок льющимся под сводами тоннелей. Обманчивый облик ньягонцев порождал впечатление, что этим малорослым предназначено всегда идти по низким коридорам. Однако неоспоримый факт, что они когда-то жили наверху, строили города и бурно проводили время в рассветную и закатную пору своих долгих суток, укладываясь спать в пору полночной тьмы и полуденного зноя. И тут... «Радуга вогнала их в землю».
Чем глубже, тем лучше. Укрыться в толще камня от всех потрясений, лишь порой слышать дальний гул недр. Вниз, вниз, вниз; светлый небосвод стал называться «злом», мрак подземелья – «добром».
Но нет мира между небом и бездной, и новые названия не отменят древней правды.
Может, не зря церковь возносит молитвы за маленький народ, слишком приблизившийся к пеклу и даже проложивший вниз, к адскому огню, трубы своих геотермальных электростанций?.. чем они будут платить за это электричество?
За окном вагона мелькнул плакат:
ЧЁРНАЯ ЗВЕЗДА!
И снова:
ЧЁРНАЯ ЗВЕЗДА!
ПЕСНЯ 10-й ЛУНЫ – «СЛЕДЫ В КОРИДОРЕ»
ПЕСНЯ 9-й ЛУНЫ – «ПРОКЛЯТИЕ ПЯТИ»
Форт заметил, что Pax вместе с ним провожает плакаты глазами и смотрит исподлобья, плотно сжав губы.
Чем дальше от града, тем медленнее поезда, тем слабее освещение. Последний поезд оказался рельсовым. Он доставил их к платформе, где ходили одни военные в форме земляного цвета. Армейский офицер бегло провёл датчиком над чип-картами, протянутыми ему прибывшей троицей, и указал на грузовой лифт с распахнутыми створками дверей:
– Отправим вас, когда закончим погрузку. Придётся подождать.
Одинаковые ящики в штабелях, судя по надписям, содержали боеприпасы. Пока лифт скрипел, поднимаясь по квадратной каменной трубе с холодно блестящими направляющими, мимо редких тусклых ламп. Форт старался не думать о случайном возгорании и детонации. Не лучше ли было подняться по лестнице?..
– Вы прибыли вовремя. Ваша бронедрезина на третьем пути. Как раз близится окно между эшелонами – в него и впишетесь.
Наружные ворота ангара, где разгружался взрывоопасный лифт, медленно загромыхали, отворяясь перед ними. Безветрие и согревающий свет отпрянули, потому что снаружи...
«Почему я ждал рассвета? – с тоской спросил себя Форт. – В шесть семнадцать его и быть не могло!»
Горизонт закрывала плотная тёмно-серая хмарь. Из предутренней дождливой мглы едва проступали пирамидально скошенные стены бурых сооружений без окон, на крышах которых едва мерцали жёлтыми пятнами фонари. Ветер хлестнул в разинувшиеся ворота струями дождя, покрывая пуленепробиваемый костюм змеящимися водяными струйками. Камень под ногами дрожал и брызгал от ударов мириадов дождевых капель; в ливневых стоках бурлила грязная вода, а неба не было видно вовсе – словно над головой по-прежнему висел тяжёлый потолок.
«Здравствуй, природа! наконец мы встретились».
Пусть ночь, пусть непогода – всё-таки не подземелье!
Форт не думал, что заскучает по дождю. Казалось, проливни Планеты Монстров осточертели ему до крика: «Господи, заверни кран!» Но стоило пожить неделю в склепе – и плеск дождя, падающего в лицо, стал желанным. Услышать гром, увидеть тучи в огненных разломах молний, ощутить поток бешеного ветра – блаженство...
Внизу, в Эрке, его преследовал, исподволь подтачивая сознание, чувственный голод. Остановись, закрой глаза – и ты в космическом Ничто, ты выброшен из мира красок и звуков. Гладкие, однообразные интерьеры угнетали серостью керамического покрытия. Всё было посвящено и подчинено тишине, сестре смерти. Прессованное дерево полов, модифицированная глина облицовок – всё гасило звук, глушило малейший шум. Точное инженерное решение, призванное избавить жителей от шумовой нагрузки, обернулось ловушкой, в которой меркнет мозг. А дождь вселял бодрость и оживлял мышление.
– Меня одолевают сомнения, – признался Форт, взбираясь по скобам к дверце в корпусе дрезины, прицельно глядящей во тьму стволами орудийной башни. – Вроде бы мы собирались в исследовательский рейд, а не в боевой.
– Неизвестно, каким он будет, – отозвалась Тими изнутри. – На базе безопасно, но в сорока верстах к западу – периметр; там всякое случается.
– У меня, офицеры, надёжно, как дома в поре! – весело прибавил командир дрезины. – Спалим любую тварь ближе шестидесяти четырёх саженей. Да и кто на нас сунется? Перед нами и за нами пройдут эшелоны; при таком графике ни одна морда не выглянет.
Миниатюрная Тими не стеснила экипаж и стала бы желанной пассажиркой, но двое эйджи сразу заняли собой всю кабину.
– Ничего! – протиснулся между ними командир. – В набитом доме люди песни распевают, а на просторе пси голодные завывают. Заводи, поехали!
– Первый остановочный пункт – геофизическая станция Тат-четырнадцать, – разъясняла Тими. – Сколько мы там пробудем, Pax?
– Часа четыре.
– Затем этот... Вертоград.
– А, Вертоград! Уважаю. – Словоохотливый командир наморщил нос от удовольствия. – Районный комендант враз понял – если вызвались жить наверху, значит, на всё готовы. Вместе с их жрицей распланировал систему обороны, устроил ДЗОТы и минировал подходы с дикой стороны. В конце лета наскочили мародёры, хотели баб в Аламбук угнать, но у божьих садовников подступы были заранее пристреляны. Бабы же на пулемётах и сидели; расколошматили братков в клочья. Которые тикать рванули – попали на мины. А на закуску залп крысиным газом, чтоб уж никто не уполз. Когда наши подоспели, допрашивать было некого.
– Большая свора? – деловито спросил Pax.
– Трижды восемь голов. Недоросли! Главари их наудачу посылают – без счёта, как мясо. Плесенью окормят, чтоб задурели – и вперёд, с песней про Чёрную Звезду. Вожаками шли два пся матёрых... шли, да не ушли. Их по наколкам и рваным носам опознали. Так что у вертоградских вера хоть не радужная, зато крепкая – на спуск нажимать не мешает.
Форт представил нежную Лурдес и её паству, внимательно навострившую ушки. «А теперь, дети мои, я расскажу вам, что надо делать, когда обе щеки подставлены, а события развиваются дальше. Сегодня тема нашего занятия – единый пулемёт „ника" калибра десять и пятьдесят восемь миллиметра».
Порой боевые дамы, отслужив в армии, идут проповедницами во Вселенскую. Особенно те, кого в военной школе натаскивали по инопланетным языкам. Если «жрица» смогла рассчитать систему обороны...
– ...потом высадите нас у троглодитских нор за высотой двести двадцать. До входа в норы доберёмся сами, возвращаться будем под землёй.
– Рельсы там слабоваты. Ладно, тихим ходом подберёмся как можно ближе. Будьте осторожнее с пещерными, они народ двуличный.
Градостроители Эрке не мудрствовали. Град, в плане похожий на гроздь круглых виноградин, опоясывало кольцо ближних городцов и космодромов, снаружи обведённое кругом дальних городцов, вписанным в квадрат, а вне его проходил квадратный периметр, ограничивающий площадь в шестьдесят мириадов вёрст. Это напоминало игрушку «матрёшка» или резные кубики из Синьхуа, внутри которых – шар, в нём – ещё один, и так до центра.
Как убедился Форт, живое ядро Эрке окружали не слои хрупкой скорлупы, а настоящие стальные оболочки.
– Человек, перешедший периметр с оружием, – мёртв, – так выразил Pax суть порядка, соблюдавшегося внутри главного квадрата. – Никакого суда, никакого разбирательства – смерть на месте. Исключение одно – если человек сдаётся и складывает оружие до прохода через периметр; тогда с ним будут говорить.
– Ещё он должен показать, что на нём нет взрывчатки, – прибавила Тими. Она облизывала вяленую смокву – садоводы подарили экипажу целый восьмерик этой сласти.
– Кстати о подрывниках, – вмешался командир дрезины. – Слыхали мы, в граде опять были взрывы.
«А я почему-то не слышал, – отметил про себя Форт. – Режим молчания?..»
– Были, – кратко ответил Pax. – Та же история, что с Вертоградом. Недоросль, щепотка плесени, сказочка «Пред тобою разомкнётся Чёрная Звезда» – и бомбист готов. Большинство мы отловили до теракта.
– Теперь у нас другая боль в ушах. – Откусив, Тими старательно жевала сладкую тугую мякоть. – Засланных с наружного кольца вычислить легко; они заметны, даже когда переоденутся, причем видно, что наелись плесени. Но им стали подражать градские, а этих распознать сложнее. Особенно после приступов.
– Ваши градские боятся плесени. – хмыкнул командир, движением пальца по сенсорам привычно поворачивая над собой орудийную башню. – Вместо неё смотрят волшебные картинки, пока мозги не потекут. У нас это редкость.
Дрезина катила среди холмов, поросших ржаво-серым «звериным волосом» и кое-где – измученными кривыми деревцами с увядшей коричневатой листвой. Сдвинув заслонку, Форт изучал осенний пейзаж в смотровую щель. Чудилось, что земляной покров тонок и едва скрывает когти и клыки каменных драконов – то тут, то там из грунта выступали надолбы и лобастые бугры изломанных пород. Разбросанные скалы застыли, погрузившись в наносную почву и прах отмерших трав. Дождь миновал, взошло солнце, но поверхность не стала краше. Возделанные оазисы вроде Вертограда были на ней островками в диком поле безлюдья. Кое-где склоны промытых оврагов скрепляли посадки, тянулись шеренги древесных саженцев.