Глава площадки продолжал расшаркиваться, а Буфин как-то странно поглядывал на Форта.
«Почему бы сейчас заправщикам дегейтора не взять весь ток себе?.. – пожелал в сердце своём Форт. – Нет, не поможет. Как пить дать, у ретрансляторов и сервера станции есть автономное питание. Или, если они так не ладят с агрессивной рекламой, спамеры могли бы заложить на студии взрывчатку. Бац!.. Ну, милый, таких совпадений не дождёшься. Помоги себе сам».
Луч запорхал по площадке, отыскивая коммутатор селекторной связи и местного вещания. Однако здесь было немало разных устройств как проводного, так и беспроводного управления. Который узел отвечает за динамики?.. положим, этот.
– Он приносит неудачу, – разорялся на весь Аламбук вражеский мужской голос, как бы не того затягалы. – Рукой взмахнул – у нас всё рухнуло. Локалка, охранная сигнализация, запоры – всё до единого! Чёрный ужас... Звезда на меня, если не видел, как с его пальцев брызнуло! Как чернила или тушь. Роса проклятия! Он окропил тут лестницу и улицу.
– У нас с утра ничего не ладится! Холодильник разморозился, колбаски подгорели.
– Вышибло предохранитель!
– Упёрли ключи и кредитку.
Прочитав алгоритм действия узла, Форт поразил коробку остриём луча. Тотчас забурчал и остановился смеситель, погасли спирали подогрева, заглох насос, подававший грунтовочный раствор на высоту; заорали рабочие, распылявшие грунтовку по термостойкой обшивке:
– Кому ухи резать?! Сволота поганая, напор давай!!
«Да ладно вам, – Форт смущённо отвёл луч, – всё равно я это корыто не куплю. И плиточная облицовка на вашей размазне не удержится, с третьего накала слетит. Разве плитку так кладут? её кладут под вакуумом, активируя грунтовку синим лазером...»
– Батя, заводить надо! Захряснет – не продуем!
– Мы послали запрос в храмовый центр, – балабонил ведущий, – и нам подтвердили: есть люди, которым дано кастовать вредную хрень. Приложат – сам не отмолишь. Поэтому следует обращаться в храм и жертвовать. Напоминаем – он чёрный и белый, похож на туанца...
«Надоел!» – Форт наугад шибанул по другому узлу. Хорошо, что у большинства подъёмников были исправны стопорные механизмы, поэтому грузы, находившиеся в пути, просто застряли. Но кое-что сверзилось с высоты об пол – например, ящик с плиткой; чудо, что никто под ним не оказался.
– Ну, мы поехали, – заспешил Буфин, видя, что монтажный командир примолк и стал присматриваться к его спутнику. – Заглянем ночки через три!
Забираясь в джип, Форт отметил, что вслед им глядит уже с десяток работяг, а кое-кто, прихватив инструмент потяжелей, поспешно слезает с высоченных этажерок, обжимавших люгер. Вниз стремился лифт, пассажиры которого через стенку-решётку делали вслед эйджи какие-то энергичные жесты, вряд ли означавшие что-нибудь хорошее.
– Ходу, – поторопил Буфин водилу. На радость Форту, пятнистый шофёр смотрел по приёмнику порно. Редкий случай, когда «индустрия для взрослых» приносит реальную пользу.
Но растревоженному Буфину это не показалось достаточной гарантией. Вмиг сообразив, чем перебить все ньягонские каналы, он воскликнул, глянув на таймер, где высвечивалось время всех миров:
– Уже восемь часов! Ну-ка, дай мне пятый федеральный! По пятницам Доран показывает «Без прикрас», – пояснил он Форту, – он так жёстко проникает!..
– Какие восемь, ведь тридцать четыре... – пробовал возразить шофёр, вслепую тыча в сенсоры.
– У нас тоже вечер. А, вот он!.. началось!
– Года не прошло, – развёл руки Доран, принимая гневный и трагический вид распятого на фоне холодных мартовских потёмок, кварталов сплошных руин и беспорядочных груд щебня, – как президент Аллен утром третьего июня воззвал к армии с просьбой спасти демократию от хаоса. Чёрный вторник – день, о котором принято молчать. Но мы невольно вновь и вновь возвращаемся к третьему июня, чтобы осмыслить случившееся...
Изображение дрогнуло; над домами понеслись боевые флаеры, загремели разрывы снарядов, вздуваясь дымными клубами; солдаты в бронекостюмах сгоняли в кучу людей с поднятыми руками.
– ...а за двенадцать лет до этого президент Кирле бросил отряды Корпуса Сэйсидов в район, ставший Пепелищем. Теперь места боёв отделены от Города кордонами и контролируются с башен...
Потянулись бетонные заборы в колючих спиралях. Массивные башенные столпы высились над неровными пространствами крыш, горя огненными глазами и тщательно просматривая покорённый Город чашами сканеров.
– Сюда экскурсанты не ездят. Но мы – съёмочная группа пятого канала – решили показать вам, какая жизнь идёт в послевоенных районах. Итак – Дети Пепелища, прямое включение!
Гогоча, паясничая и показывая камере непристойные жесты, приближалась свора подростков, одетых дико и нелепо, всклокоченных и грязных.
Нечего сказать, милое напоминание о родине... Форт навёл было радар на приёмник, чтобы погасить его, но сдержал порыв. Хватит на сегодня; уже навыступался с фокусами, расхлебать не расхлебаешь.
Плохой или хороший, кишащий вонючим манхлом или сверкающий небоскрёбами, вольный или патрулируемый сэйсидами – но это родной Город. Иного нет. Гляди на него.
– Одержимых толерантностью и правозащитной лихорадкой просим не смотреть. Мы будем говорить о неприятном. Привет, ребята!
– Хай-хай, всем приветик!
– ZZZ, а я думал – наврёшь, ZZZ!
– Ну, ребята, какие у вас планы?
– Погуляем. Ты ведь нам заплатишь, верняк?
– Как обещал.
– ZZZ! значит, грабилова не будет. А может, так, изобьём кой-каких ZZZ. Кто попадётся. Всё равно хочется разворотить ZZZ твари ZZZ.
– Это почему?
– Потому что надо, ZZZ! Знаешь, когда у всех есть, а у тебя нет, это так ZZZ, что рехнуться можно. Зло берёт на ZZZ, которые там ездят и летают. С какого ZZZ им всё достаётся, а нам ZZZ? Тут надо разобраться. Я не вникаю ни ZZZ, а жаба давит, во.
– Как ты относишься к паспортизации?
– Нормально. Пусть! На паспорт можно получить чего-то – брикеты, одеяло.
– Одобряешь действия президента?
– Да-а-а!! Свенд Аллен – настоящий парень, правильный! Он и по-нашему балакает. Как скажет иной раз, га! Это сила, ZZZ. Мы тут в Пепелище все за президента.
– Какие его распоряжения вам больше всего нравятся?
– А всякие! вот, когда он велел мусор на час позже увозить. Там столько хавла нагрести можно!..
– И чтобы баки химией не поливали!
– Вообще у него умная политика. Он там эти... интересы Федерации блюдёт.
– Блюдит!
– Такой, короче, блюд получается. И закон, чтоб бухло круглый день продавали!
– Я смотрю, вы уже хорошие. Залили по баночке?
– Ага! Как же – перед интервью надо.
– Все пьют. И в конгрессе тоже. Там все алкаши и дурь уважают. Без неё жить нельзя, депруха заманает.
– Итак, твёрдое мнение этих ребят – алкоголь и наркотики адаптируют людей к сложной, напряжённой и меняющейся обстановке. Здесь считают, что все выборные лица поступают так же, как живущие на Пепелище. В непростое время мы живём, централы... Обстановка диктует правила выживания. Ребята, как вам удаётся выкручиваться?
– Мы живём общиной.
– У вас тут, я вижу, есть девочки...
– А девочки у нас тоже общие!
Громкий хохот.
– Как тебя зовут?
– Я Мара.
– Совершеннолетняя?
– Да. Я не помню, сколько мне. Много. А чё? я зарабатываю. Такая ж работа, как у всех других. На бирже в альбоме написано: «Это работа». Мне прочли.
– Хочешь научиться читать?
– Зачем? пока учусь, я не смогу зарабатывать, а кто меня содержать будет – ты, Доран? Ну, выучусь, и чего? на бирже все с аттестатами, а им ни шиша не предлагают, одну «эту работу», а они нос воротят. Не надо мне на биржу, я сама!
– Семь из десяти этих девочек заражено инфекциями, передающимися половым путём. Тэш, иногда называемый инопланетной гнилью, у них тоже встречается. Гемероз, или белый слизевик, течёт медленней; он образует полости в мышцах и органах, включая головной мозг. Мара, у тебя нет проблем с этим?
– ZZZ, неча совать нос в моё нижнее бельё! У меня есть private, я знаю свои права!
– Вот это по-нашенски! – радостно вздохнул Буфин. – У нас каждая вша имеет права!
– Треть из них токсикоманит и принимает наркотики, восемьдесят процентов курят и пьют, половине регулярно наносятся побои и телесные повреждения. Радует одно – при всём этом они одобряют нынешний политический курс и готовы голосовать за демократию. Манхло всегда голосует за Самую Сильную Фигуру, Пожелаем им побольше объедков в мусорных контейнерах! Теперь другие новости: организация «Всеобщее Помилование» после двухнедельных баталий с властями Ньяго сумела ввезти на их планету полтораста тысяч тонн продовольствия для бесконтрольного населения, которое не назовёшь иначе как бандитскими ордами. Наверняка вы слышали возгласы ликования: «Наше судно прорвалось!» А стоило ли нанимать баржевоз и гнать его за сто парсеков, когда у нас и без ньягонского отребья есть кому помогать? Заметим, что «Всеобщее Помилование» состоит под эгидой государственной Академии гуманности и права, то есть рейс баржевоза совершён за счёт налогоплательщиков. Доставка груза на Пепелище обошлась бы в тысячу раз дешевле, а вместо межзвёздного судна можно использовать обычные трёхосные фургоны. Обучение, лечение, социальные программы для этих ребят – всё улетело в цивилизацию голокожих кошек. Наверное, в этом есть какая-то непостижимая государственная мудрость... или тот блюд, о котором мы слышали. Вы смотрели передачу «Без прикрас» на пятом канале!
– Лихо заворачивает, – похвалил Буфин. – Вытурят его с канала, ей-богу! Опасно задевать таких, как Свенд Аллен. Без Дорана будет скучновато...
– Перекуётся, – убеждённо сказал Форт. – Телевизионщики – народ лёгкий, как флюгер. Пока его держат за смелость, потом будут – за наглость...
– Плохо ваш ведущий сказал, – ворчливо подал голос водила. – Это наговор. Удальцы тут держат порядок, вот какая правда. А в вашем граде – девки пьяные, гулящие. У нас такого нету; наши – честные. Мы народ благочестивый, соблюдаем чистоту...
– Да, я видел – натуральный блюд, – согласился Форт.
– ...если попадаются шалавы – только из ваших или яунджи. К слову, могу отвезти в приличное весёлое местечко...
– Спасибо, парень; мы сегодня уже побывали, – мрачно ответил Буфин.
Мольбы Буфина пришлось уважить – Форт снял жилет и понёс его, перекинув через согнутую руку. Затем началась подлинная маскировка – упросив подольше потянуть с примеркой в бутике, Буфин куда-то сбегал и, запыхавшись, принёс эриданскую шляпу цвета краплак с мягкой тульей и скошенными вниз узкими полями, а также пижонские зеркальные очки-плексы.
– Надень, я прошу тебя!
– По-моему, хватит того, что есть. – Отставляя то одну, то другую ногу, Форт изгибался по-балетному и смотрел, как сидят широченные брюки-техно цвета кофе с молоком, проклёпанные по швам и углам бесчисленных карманов. Белая рубаха-балахон с трафаретом «НИКЕЛЬ» и широкий песочный жилет довершали образ странствующего плейбоя и лоботряса, забывшего о возрасте и степенности.
– Надень. Ради всего святого, Форт! Твоё присутствие в чёрном дискредитирует. После прогулки с колдуном меня нигде не примут!
– Ох. Чего не сделаешь ради университетского друга...
Преображённый, он шёл рядом с Буфином, стараясь раствориться в воздухе. Даже отключил радар, чтобы случайно не задеть лучом никакой прибор. Однако с новым имиджем удалось быстро свыкнуться...
– Слушай, ты в самом деле кастуешь?
– Буфин, я считал тебя разумным, трезвым существом.
– Ничего, это пройдёт! Сперва всем кажется, что тут просто яма и отстой, а потом что-то в башке переворачивается, и ты начинаешь видеть окружающее новым взглядом. Тебе необычайно повезло сесть со мной в «Кабарете»! Я именно тот человек, который проник во все мелочи. Ты не обратил внимания, что никто здесь не говорит о религии?
– Я было решил, что её тут нет вовсе.
– Сплошь конспирация, режим молчания!
– Что, всё настолько неприглядно? какие-то изуверские обряды?..
– Нет! хотя – да... как взглянуть. Дело в отношении. Они считают: у всего есть двойник, и даже не один. Фотографии, портреты, записи – всё это тоже двойники. Кто силён, может командовать своими и чужими двойниками. Я, – Буфин взглянул тревожно и потерянно, – знавал некоторых людей; они появлялись сразу в двух местах...
– Чепуха, – бросил Форт, хотя ему доводилось слышать человека, который в момент беседы был давно и однозначно мёртв.
– А я верю... Здесь такое случается. У них есть демоны и гении, они шастают где угодно. И колдуны... как на Форрэйсе.
– Ньяго нет в списке планет-феноменов.
– Ну что ты! тот, кто составлял список, не жил на Ньяго. Но я о тебе. Ты за собой не замечал ничего такого? чего-нибудь из ряда вон...
– Ничего, кроме имени.
– Имени? а что? Форт – «сила», «крепость»...
– Нет, меня зовут Фортунат. От слова fortuna. На латине – не нынешней, а древней старо-земной – слово означает «судьба», «случай», «приносить удачу или неудачу». Есть полоумные, которые вычисляют по именам, но на мой взгляд...
– Удача! Неудача! – Буфин остановился. – Никогда, особенно в Аламбуке, не открывай полного имени! Прохода не будет! Не то что люгера – хлеба не купишь! Только «Форт», ни буквы больше!
– Они что, как хэйранцы, судят по имени о...
– Зачем я тебе говорил? ты глухой?! Всё имеет двойника – гения, демона, как хочешь. А имя тем более! Удача и неудача, обе вместе... Если не придут избивать, то сбегутся благословлять детёнышей. Особенно после прохода по Губе! Жёнки удальцов по сотке крин станут совать, лишь бы ты их пащенков минуту в руках подержал и пожелал хорошего. С полуночи в очередь выстроятся, все коридоры в отеле забьют... Форт, а переполюсовать гения можно?
– Ты что, уже встал в очередь?
– А как бы ты повёл себя на моём месте? если при тебе всё рушится, колбаса подгорает и ничего не продаётся, есть смысл попробовать сменить полярность. Или тебя надо напоить? свести с женщиной? За мой счёт! любую, какую укажешь! Звезда на меня, не пожалею денег!
– Я попытаюсь. – Уловив в глазах Буфина отблеск безумия, Форт поспешил унять дельца, сходящего с рельсов здравомыслия. – Но больше не понукай меня, договорились? Иначе мой гений сыграет отбой.
– Молчу! молчу, милый!.. Тебе не кажется, что пора перекусить? скоро сутки кончаются, а у меня ни маковой росинки...
После долгих часов, проведённых в обществе Буфина, Форт удивлённо обнаружил у себя изнеможение нервов и ещё что-то, издали похожее на головную боль. Словно он не плутал по Аламбуку и его окрестностям, высматривая энергопроводы, а выгуливал собаку, которая не минует ни одного угла и колышка, чтобы задрать ногу, ни едальни, ни платного сортира. А сколько он пил, этот человек-бурдюк!..
Дело было даже не в «сколько», а в «как». Попрощавшись с аппетитом и вкусом, Форт любил наблюдать, как кушают другие. Однажды в ресторане он так долго смотрел на одну даму, что та смутилась. Но взирать на едящего Буфина было мучительно, и гримасы ньягонцев по соседству показывали, что не одному Форту дурно. Буфин чавкал, высовывал язык, чтобы слизнуть в пасть прилипшее к губе, дохлёбывал из тарелки через край, шумно обсасывал ложки и вилки, а завершал сеанс питания сладкой отрыжкой, при этом разогнутой канцелярской скрепкой извлекая лакомые кусочки, застрявшие между зубами.
– Я что, мало тебя кормил?
– Надеюсь, ты делал это из добрых побуждений, не желая мне зла? – Подозрение Буфина носило новый, мистический привкус.
– Нет, я всей душой надеялся, что мы таки найдём подходящий люгер.
– Они были неплохи, но у тебя слишком изысканный вкус. Ты придира, Форт! Любой космолёт годился в дело!
«Да, если делом называть гарантированные похороны, как выражался Учитель Кэн, царство ему небесное. Два, два с половиной рейса – и никто больше не услышит о шкипере Ф Кермаке».
– Ну, где твой хвалёный мальчик? – Потирая лапы, Буфин вторгся в номер. – Он нам приготовил что-нибудь? Чёрт подери, тут даже не пахнет едой!