Напрасно бить кулаком в стеклянную стену, кричать, звать – коварные слуги спящих делают своё дело хладнокровно и уверенно. Что-то хлюпает под полом. Гель убывает, всасываясь в невидимые ёмкости; тела одно за другим опускаются на пол, спутанные хищными механическими жгутами. Без поддержки геля тело становится невыносимо тяжёлым, мышцы едва повинуются. Першит и скребётся в горле, пальцы царапают губы, отдирая от лица широкую присоску – словно отрывается восковая маска-оттиск, но отбросить её нельзя – следом изо рта и ноздрей тянутся слизистые, неровные шланги, стекают вдоль носа на губы мокрые потёки белёсой эмульсии. Вдох. Выдох. Воздух обжигает грудь изнутри, вдох прерывается приступом кашля. Красная маска – вдавленное лицо наоборот с пустыми капсулами истекающих белыми слезами глазниц, словно сброшенная змеёй старая кожа, – глядит своими впадинами, и рот её начинает двигаться. Зубы во рту маски чёрные, обсидиановые.
Проснись. Проснись. Ты умер? Ты жив. Меня не обманешь, не притворяйся.
Маска делает мучительное движение одновременно всеми чертами лица и выпячивается вперёд, становясь головой, – но за эластиком пустота, это голова без затылка! это не руки, а ожившие рукава с перчатками, они пустые! Это не тело, это куртка, а внутри – темнота! Пустотелая фигура протягивает рукава – прочь! уходи! Но удары не причиняют вреда телу, надутому тьмой, – подавшись, оно вновь распрямляется, вздувается и хохочет, а из носа и рта свисают влажные светло-синие шланги.
Вишнёвая вода! вкус вишни! Спазм сжимает желудок, рот хрипит, а пустая рука подносит к губам баллон, сочащийся сонным туманом..
Выпей. Может, тебе повезёт и ты провалишься на один сон глубже, где тишина. Осторожней! двумя снами глубже лежит смерть.
Маски одна за другой с чмоканьем отпадают от лиц людей, выворачиваются, заполняются дымом тьмы и облекаются в куртки и брюки, стучат по залитому гелем полу пустыми ботинками. Руки-перчатки разводят лежащим веки, ищут пульс на шеях, достают отливающие сталью трубки и наносят короткие удары-тычки в живот, в бок. Тела судорожно вздрагивают, тяжело стонут, ползут по гелю, как розовые черви, – и зеркало потолка ледяным блеском отражает опрокинутый сон.
Вкус вишни во рту. Язык немеет. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Тьма.
Блок 3
– Наше время ограничено, – предупредила Тими. – В семь часов придёт юношеский хор, и нас попросят удалиться. Но мы перейдём в комнаты дизайнеров и займёмся приборами. Потом...
– ...ничего не будет, – остановил её Форт. – С двенадцати отдых, с семнадцати – днёвка и баиньки. Встретимся в 25. 00.
– Не поняла, что такое «баиньки», но повторю ещё раз – время ограничено, – очень тихо, чтобы никто из окружающих не слышал, настояла на своём Тими. – Вам назначен ускоренный курс; мне велено обучать вас как можно больше. Если вы не согласны, подайте рапорт старшему по званию.
– Где он и как его зовут? – Повиснув на поручне в набитом утреннем вагоне, Форт свысока глядел на макушку Тими. Частного транспорта на Ньяго не знали, а эшелон выделялся лишь для переброски контингента больше батальона.
– Это я – старшая по званию, – скромно созналась Тими, вскинув на Форта огромные, глубокие глаза, полные томной мечты и ожидания.
Соратница Раха была модницей. Жемчужно-серая короткая причёска, колечки в высоких ушах, кисточки – тревожного оранжевого цвета, губы – малиновый металлик. Больше всего Тими походила на большую-пребольшую белку (Форт видел белку в зоопарке), нагруженную амуницией, и вдобавок смахивала на городскую партизанку.
– Рапортовать в письменном виде, в перерыве между занятиями. Резолюцию получите после днёвки.
– И что тогда?
– Тогда, если вас не устроит, рапортуйте выше по инстанции. Согласно уставу, это делают следующей ночью.
«Казарма!» – всплыл со дна мозга возглас Буфина, а проворный активист «Помилования» добавил из того же пласта памяти: «Нет свободы!»
– Слушайте, Тими...
– Я уже объясняла, как следует ко мне обращаться, – офицер Гутойс. Когда Гутойсов будет несколько, говорите имя и прозвание.
– Я в вашу армию не нанимался и никаких контрактов не подписывал. – Форт держался в рамках шёпота, уважая туземную заповедь «Не шуми». – Тем более я не читал ваши уставы – и, прямо скажем, в гробу их видал.
– Они лежат не там. – Тими нахмурила длинные, красиво изогнутые брови. – Они хранятся в ларце реликвий. Кандидат Кермак, соблюдайте регламент.
– Куда это я кандидат?! Pax сказал, что меня назначают экспертом!..
«...по не сказал – каких наук», – пронеслось в уме.
– Эксперт – это должность, а кандидат – воинское звание. Вы согласились за плату участвовать в работе сил безопасности, значит, приняты на службу. Звания выше кандидатского вам не положено, но, чтобы вы внушительно смотрелись на улице, вам разрешено носить офицерский жилет. Для вас это большая честь...
– Я устно, по-джентльменски договорился с одним Рахом – и больше ни с кем, – выговаривал Форт как можно отчётливей, хоть и сквозь зубы. Приходили свинцовые мысли о превосходстве ума над грубой силой. Кулачную расправу явно выдумал тупица, не нашедший слов в споре с женщиной. Форт мог пинком выломать дверь вагона, но даже всей мощью своего мыслящего субстрата он был не в состоянии переубедить эту ушастую белку с глазами скорбного лемура.
– Устная договорённость с офицером равносильна письменной со всем его кланом.
– Вы чтите обычай – прекрасно. Хотите, чтоб и я его чтил – замечательно. Но тогда уважьте и мои обычаи, о'к? По-моему, логично.
– О-о-о... – Белка задумалась, напрягая уши. – Возможно, да. А вы служили там, где принята субординация?
– Разумеется! – Форт едва ли не с яростью вспомнил специалистов из лаборатории Яримицу, которые грузили его наставлениями: как считывать данные со встроенных во «флэш» биобоксов, как соблюдать режим входа-выхода во время квантового переброса, – и как постепенно накалялась обстановка, как повышались голоса, а затем вихрем выплёскивались возмущённые претензии...
– Мистер Мошковиц, образец два препятствует выполнению наших экспериментов. Позаботьтесь, чтобы он нормально принимал задания!
– Между прочим, у меня есть имя и фамилия – Албан Даглас, – сдержанно добавил «образец два», чьему долготерпению Джомар втайне поражался. – И, кстати, звание имеется – я сэконд-лейтенант.
– В нашей документации вы значитесь как «образец два» из опытной серии управляющих модулей «сефард», то есть – как унитарный многоцелевой процессор. Процессоры не уговаривают, их программируют. Нас не интересует, какую кличку вам дали в проекте. Ваши индивидуальные соображения и прихоти пусть останутся вне службы. Мы не требуем невозможного – вам надлежит только отслеживать параметры. На борту «флэша» нет других компьютеров, только вы.
– А мне не нравится ваша возня с биобоксами. Не знаю, что в них, но после выхода из броска там уже ничто не шевелится. Слушайте, как вас – а, Яримицу! мистер Яримицу, у вас есть кошка?
– При чём тут кошка?! я говорю о пунктуальном выполнении штатных обязанностей!
– Давайте я приеду к вам и в научных целях стукну вашу кошку кулаком. Положим, я хочу выяснить, как кошки переносят соударение с тупыми твёрдыми предметами.
– Мистер Мошковиц, отдайте ему соответствующую команду. Он совершенно разрегулирован; я составлю рапорт об исключении его из работ с биологическими объектами.
– Яримицу, вы видели режимные характеристики «флэша»? там указано: «Ни одно позвоночное не выносит квантового переброса». А вы животных мучаете.
– Албан, перестань, – негромко молвил Джомар. – Нам. придётся выполнять заказы биологов, это неизбежно. Не ссорься больше с профессором Яримицу.
– Наш профессор в детстве с лягушками не наигрался. Известно, все живодёры начинают с мелкой живности. Птички, йонгеры... а потом люди.
– Албан... – Джомар устало прикрыл глаза. – Ты военный пилот. Если начнётся война, ты отправишься в бой.
– Куда деваться, отправлюсь. Свой дом надо защищать. Но чтоб в лаборатории годами кошек и мышей казнить – таким надо родиться. В смысле, родовую травму получить с подвывихом мозгов.
– Образец два! эй, образец два, отвечай!
– Обращайтесь по званию, мистер Яримицу.
– Невероятно! мистер Мошковиц, что о себе возомнила эта машина?! где понятие о субординации?
Джомар промолчал. Его тяготил невысказанный вопрос об иной субординации.
– Как были построены ваши отношения с начальством? – хитро спросила Тими.
– Запросто. Мы были на «ты» и хлопали друг друга по плечу. Особенно на вечеринках.
«Попадись мне Яримицу – я б его похлопал, – размечтался Форт. – Два года бы плечо назад вправляли, с передышками».
– Позволю себе вам не поверить. Я изучала сведения о служебном этикете эйджи.
– Ну и что? я прочёл инструкцию для въезжающих на Ньяго, затвердил, приехал – и бьюсь о всякие нюансы, как лбом о притолоку. Думаешь, ты смогла бы по книжкам вжиться в наши обычаи?
– Я допускаю, что не всё уразумела, – признала Тими с неохотой. – Давайте учиться взаимно.
– Идёт! Для начала стоит уяснить, что я – свободный человек из свободного мира... – размашисто и вдохновенно заявил Форт, почти со сладострастием ощущая, как над ним реет флаг, сияет герб и звучит гимн Отечества, а вместо солнца светит Свобода. В такой атмосфере, словно гриб после дождя, рядом должен был вырасти плюгавец из «Помилования», чтобы раздавать листовки. Однако гибкий демон демократии явиться не посмел, а Тими осторожно подёргала Форта за рукав и потянулась вверх и вперёд, поближе к его уху:
– Да вы что, мотаси Фортунат, как можно! На нас люди смотрят!
«Отдай мне твоих бедных и усталых! Они задыхаются в толпах огромных!» – запела жар-птица свободы где-то в субстрате мозга, но, оглядевшись, Форт быстро придушил горластую куру. Откуда знать – может, ньягонцам этого не надо. Игрушечные люди с длинными ушами и очаровательными глазами выглядели сытыми и здоровыми, а неяркая одежда их была чиста и добротна. Чувства Форта были угнетены только слабым светом и низким потолком вагона.
Захотелось подробно выяснить, какими же пытками и ущемлениями прав, ценою каких лишений всевластные нао добились сытости своего малорослого народца.
– Но перейти на «ты» я, вероятно, не смогу. – Убедившись, что землянин угомонился, Тими вернулась к прерванной беседе.
– Рост смущает?
– Опытность. Я тоже прочла ваше досье.
«Издайте досье в виде брошюры, тиражом тысяч двести, – хмуро подумал Форт, – станет бестселлером. Пари, что квази-люди моей модели к вам ещё не заезжали!»
Ушастики столпились у мишени – сменить её и обсудить результаты Форта.
Арендованный силами безопасности спортзал позволял и отрабатывать навыки лазания, и устроить тир. Щит для мишеней собрали из трубок и пористых кирпичей, которые бойцы доставили в карманах рюкзаков. Расстояние прицельной стрельбы в граде редко превышало 35-40 метров, так что снайперской подготовки не требовалось. Главное – быстро открыть огонь на поражение с короткой дистанции.
– Он долго практиковался, – предположил парень, лицо которого носило следы ранения; один из тонких рубцов пролегал почти у глаза.
– Pax сказал – он пилот.
– Да? и давно Pax заделался сказочником?
– Эйджи любят с ним поговорить...
– О лишайниках, плесени, бледных грибах...
Компания у мишени весело рассмеялась.
Форту понравился штатный пистолет-автомат ньягонцев «шорба», то есть «сотка» – оружие из кераметалла оказалось сбалансированным и удобным, простым при разборке, с надёжным механизмом перезарядки. Шнековый магазин содержал как раз сотку, 64 безгильзовых патрона калибра «зерно» – 5,5 мм. Переводчик режима – на одиночные выстрелы, очереди по четыре патрона и непрерывный огонь.
– Я не заметил в граде противников, – промолвил Форт.
– Вы их заметите, когда они появятся. Это всегда неожиданно. Отличить их порой трудно. Каждую луну мы меняем метки «свой-чужой». Глаз-фонарь, – Тими щёлкнула ногтем по предмету на вороте, обманчиво похожему на пуговицу, – дает серию вспышек, и если метка верная, она пламенеет в ответ. Тот, чьи метки не горят, должен быть поражён. Вы сможете выстрелить в человека?
– Да.
– Тогда я спокойна. У вас завидная реакция и меткость. Владеете кортиком?
– Нет. Если я дотянусь до противника, холодное оружие не понадобится.
Вместо ответа Тими со сверхъестественной быстротой выхватила свой клинок – и рука её остановилась в воздухе, мягко и надёжно перехваченная Фортом.
– Примерно так.
– Годится. Теперь освоим снаряжение. В обычный набор входят: разведшлем с усилением слуха и зрения и с затылочным глазом, защитный костюм со стелью управления системами...
«Может, она поймёт, что я лучше их прибамбасов?.. Не-ет, нельзя докладывать свою спецификацию. Я – ноу-хау Джомара Дагласа, а тайны Создателя не разглашают. И сидел Джомар в мечтах о Гессенской премии, и сказал своим ассистентам: „Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему", и наклепал он пять дивных первосуществ. И рёв Джомар Всемогущий: „Не плодитесь и не размножайтесь, а бомбите и стреляйте, ибо такова святая Функция ваша". И сели Пятеро во „флэши", и рёв истребителей порвал покровы Бытия...»
– Образец один, к выходу – товсъ!
– Образец один к выходу готов.
– Точку выхода отметить.
– Есть.
– Наводка на точку выхода, проверка радиуса окружения.
– Чисто.
– Выход.
– Есть выход. Что... масса у точки выхода! дистанция – ноль и сорок семь безопасной. Масса смещается. Ноль и тридцать четыре, ноль и двадцать шесть...
– Образец один, поворот от точки выхода, вниз и влево. Образец один! в левый нижний квадрант!
– Заткнись, я уже выхожу! Да! и вообще это не масса! это фрегат – «Бетхэн Галлахер»!
«Встреча масс, – вспыхнула мысль в „Образце один", – блистательный финал!..»
– Провались вы все! иду в бросок!
В точке выхода блеснуло радужным огнём, пустота расцвела пучком выброса – и «флэш», едва показавшись в реальности, вновь ушёл за немыслимый предел, где проходили его трассы. Радужная волна накрыла встречный корабль – и он прошёл сквозь неё. Джомар посерел, глядя на замедленную анимацию события, с запредельной быстротой случившегося в трёх биллионах километров. Сатанинские скорости, дьявольские ошибки! Какой-нибудь микрон смещения прицела оборачивается огрехами в тысячи астрономических единиц. Яримицу, не мигая, жадно внимал переговорам между операторами.
– Запросите «Бетхэн Галлахер», – неживым голосом попросил Джомар. – Немедленно! Если там кто-нибудь жив.
– Какая трагедия, – бормотал Яримицу, с помощью наладонника решая некую срочную задачу. – Какая нелепая ошибка... Мистер Мошковиц! Я долженвзять бот, чтобы лететь на. «Бетхэн Галлахер», Сейчас же! Великолепный выброс. Нельзя было предугадать... Сколько там экипажа? есть ли па борту животные или растения?
– Шестьсот тридцать человек, – сжав челюсти, процедил вахтенный офицер. – Артур, связь с «Бетхэн Галлахер», живо!
– Есть ответ фрегата, сэр. Они... передают, что произошёл обвальный отказ части аппаратуры. Управление сохранено.
– Дайте сюда. – Вопреки всем правилам Джомар выхватил шлем связи. – Эффи! проверьте, как там образец один!
Образец один, как и положено, лежал плотно втиснутый в ложемент и залитый жидким гелием, нагой и прекрасный, пронзённый кинжальными штекерами, словно святой Себастьян стрелами. Черты его совершенного лица были недвижимы, как у мраморной статуи; на устах замёрзла улыбка. Внутри, в бронированном туловище, в яйцевидной оболочке нерушимого фартанга, в опаловом кабошоне субстрата трепетал от ужаса человеческий разум, нейромедиаторами навсегда связанный с игрой в войну, – как будто из экрана выплеснулась кровь, а на экране наискось застыла маска смерти. «Отменить» – нажимал он в спешке виртуальные клавиши, но видение не исчезало, потому что пришло не извне, а из сознания. «Не сохранять игру» – но игра зависла. Душа игрока дрожала нитью молочно-белого свечения в слитке мозга. Он боялся шевельнуться. Любое движение могло запустить механизм Апокалипсиса, вселенскую мельницу уничтожения.. Сейчас он хотел мгновенно умереть, чтобы не видеть жертв и ни с кем. не встречаться взглядом.