— Красиво? — переспросил Ирландец. — Вот уж не сказал бы. Взгляни, девушка, сколько бесполезного леса вокруг! Плывем уже третий день — и ни одного селения.
— Так, может, селения скрыты в лесах?
— А тогда где же лодки, причалы, рыболовные снасти, стога на лугах, наконец?! Нет, не живет здесь никто — столько земли пропадает даром.
— Не считай чужих земель, Конхобар, — вступил в разговор Хельги. — Лучше б нам хоть когда-нибудь посчитать свои, да так, чтоб для подсчета не хватило пальцев на руках и ногах!
— Хорошо сказал, ярл! — засмеялся Ирландец и поинтересовался, почему «молодая леди» так редко радует их своим обществом.
— Обычаи хазар весьма строги, — улыбнулась девушка. — Я сейчас здесь только потому, что отец побоялся оставить меня в Итиле. У него там слишком много врагов и завистников, даже среди тарханов — нашей знати — при дворе самого кагана. Они не раз уже нападали и пытались увезти меня в свой гарем. Вообще, отец считает, что меня давно пора отдавать замуж, ведь мне уже целых семнадцать лет… Еще чуть-чуть — и никто не поедет свататься, кому нужна старая дева?
Халиса улыбнулась, показав ровные белые зубы. По восточному обычаю, она разговаривала, не поднимая на собеседников глаз, и лишь один раз, улучив момент, несмело взглянула на молодого варяга. Хельги перехватил ее взгляд и почувствовал странное удовлетворение от смущения девушки. Халиса покраснела и потупила взгляд. Лишь приход хозяйского помощника Имата помог ей выйти из неловкого положения.
Зыркнув по сторонам узкими глазами, Имат что-то произнес по-хазарски. Халиса ответила неожиданно твердо и даже, как показалось Хельги, с оттенком некоторого пренебрежения. Потом еще добавила что-то. Имат поклонился чуть не до земли и, приложив руки к груди, удалился на корму, по пути срывая зло на нерадивых гребцах. Он, конечно, использовал бы и хлыст из воловьей кожи, всегда заткнутый за пояс, однако не посмел делать это на глазах у хозяйской дочери. Лишь хлестнул по доскам борта, да так, что полетели щепки. Эх, если бы только молодой ярл мог видеть невзначай брошенный на него взгляд Имата! Взгляд, полный зависти, ненависти и злобы.
Халиса… Эта красавица была истинной страстью Имата, давно уже лелеявшего планы заполучить ее в жены и, увы, — Имат вовсе не был глупым — понимавшего, сколь несбыточны его желания. Несбыточны — в данный момент, пока она дочь богатея купца, а он — всего лишь приказчик, пусть даже и старший. Но ведь всё может измениться! И кто знает, где будет тогда Вергел, где Имат, а где Халиса…
— Отец зовет меня. — Простившись, девушка повернулась, пошла мимо мачты, чуть покачивая стройными бедрами под зеленым шелком одежд. Остановилась, оглянулась, улыбнулась:
— Я пришлю вам снадобье для вашего человека с последней лодки. — И скрылась за наполовину спущенным парусом. На последней лодке, под небольшим навесом, устроенным по просьбе Радимира, лежал бедняга Найден.
— Думаю, это снадобье придется весьма кстати, — проводив девушку взглядом, сказал Ирландец.
Ярл посмотрел на него:
— Что, его дела так плохи?
— Жарко. — Ирландец пожал плечами. — Если б было чуть попрохладней, парень бы давно поправился.
Найдена вытащили из леса Снорри с Радимиром, когда вместе с ладожским кузнецом Онфимом Лосем неудачно преследовали неизвестных злодеев. Впрочем, что значит — неудачно? Пропала лишь одна девушка — племянница кузнеца Ладислава, а ведь могло быть гораздо хуже! Найден тоже так считал, когда, слабым голосом попросив напиться, поведал о том, что произошло на поляне у лесного озера. Правда, он утаил, что узнал тех двоих, пришедших за девчонками, уж слишком страшной и кровавой была та тайна, и Найден чувствовал, что лучше ее оставить при себе. Узнав о том, что спасшие его варяги собираются покинуть Ладогу с хазарским купцом, он через Радимира попросился к Хельги в спутники. Опасался возможной встречи с теми двумя… Да и, что немаловажно, в купеческом караване можно было и подзаработать. Найден клялся, что не будет обузой, и первые два дня работал веслами наравне с другими гребцами, а потом вот слег. Напекло ушибленную голову, хорошо хоть череп не был пробит, лишь временами кружило голову да вздулась на затылке огромная шишка.
Зачем Хельги-ярл согласился взять его? Тому было несколько причин. Во-первых, Найден — по его же словам — хорошо знал пути к Белоозеру, — и пренебрегать этим не следовало — мало ли, как там всё сложится, может, придется срочно возвращаться обратно, а никто из людей молодого ярла здешних мест не знал. Во-вторых, этот ильменский парень неплохо говорил на языке хазар и волжских болгар и, как почти каждый местный человек, естественно, мог объясняться по-варяжски.
Было еще и в-третьих. Найден проговорился, что знает какую-то страшную тайну, касающуюся не последних людей в Киеве-Кенугарде. Хельги нюхом чуял, что тайна сия стоит того, чтобы ради нее оказать небольшую услугу Найдену, тем более что особых хлопот он до последних дней не доставлял. Да и сейчас дела у раненого явно шли на поправку — он уже сидел, а не лежал пластом, как раньше.
— Смотрите-ка, что это? — Брат Никифор указал на узкий мыс, даже, скорее, песчаную отмель, поросшую редкими кустиками. На отмели, у самой воды, шагах в десяти от медленно плывущей ладьи, что-то блестело.
— Неужто золотой ромейский солид?
— Я сплаваю, посмотрю, ярл?
— Давай. — Хельги кивнул. — Только быстро.
Вмиг скинув штаны и сутану, монах бросился в воду. Не успели лодки проплыть и нескольких сажен, как он уже вернулся, запрыгал на одной ноге, выбивая из ушей попавшую воду, и протянул ярлу найденную на отмели вещь:
— Вот.
Хельги с Ирландцем вздрогнули. Это была изящная золотая фибула с изображением Слейпнира — восьминогого коня Одина и двумя рунами с обратной стороны — «Сиг» и «Альф». Такие фибулы с инициалами хозяев делали в Скирингсалле, городе, расположенном неподалеку от Бильрест-фьорда.
— Если б я нашел подобную вещь в Халогаланде, я бы точно знал, чья она, — поглядев на руны, задумчиво произнес ярл.
— «Сиг» и «Альф», — понимающе кивнул Ирландец. — Скъольд Альвсен!
— Но откуда здесь взяться Скъольду? — натянув рясу прямо на мокрое тело, изумленно воскликнул Никифор.
— Скъольду, конечно, неоткуда. А вот его людям… — Конхобар повертел фибулу в руке. — Очень похоже, что ее не так давно потеряли. Даже не успело занести песком.
— И какая-нибудь сорока или галка тоже не успела утащить ее в свое гнездо, — согласно кивнул Хельги. — Неприятная находка. Люди Скъольда вряд ли наши друзья. Следует быть осторожными… Если эти руны действительно означают то, что мы подумали, всё может быть.
Приложив руку к глазам, ярл пристально вгляделся вперед, словно ожидая увидеть за ближайшей излучиной паруса боевых ладей своего старого врага Скъольда.
— О, боги, так и знал, что вчера оставил ее там, у воды. — Набросив на плечи плащ, Лейв Копытная Лужа обнаружил отсутствие застежки. — А ведь дядя Скъольд подарил ее мне на счастье! Что же теперь — и счастья не видать?
С самым скорбным видом он посмотрел на двух проводников — длинного вислоусого варяга и тощего славянина с круглым, как бубен, лицом.
— Да, уж если сам Скъольд решился на такой щедрый подарок, значит, и вправду желал тебе удачи, Лейв, — кивнул вислоусый Альв Кошачий Глаз. Альв был родом из Халогаланда и когда-то неплохо знал Бьярни Альвсена, младшего брата Скъольда, отличавшегося буйным нравом и совсем не дружившего с головой, пустой, как котел. Бьярни, убитого на поединке молодым Хельги, так многие и звали до самой смерти — Пустой Котелок, тогда как его старшего братца Скъольда за глаза называли Жадиной.
— Вот вернусь, а дядюшка спросит: «Где же моя фибула?» — продолжал канючить Лейв. — И что же я ему отвечу? Сказать — потерял? Не поверит. Начнет всякие гнусности измышлять, типа того, что в кости ее проиграл или обменял на падших женщин.
— Не переживай, Лейв. — Альв Кошачий Глаз покровительственно похлопал юношу по плечу. — Скажи слугам, пусть еще на ладье поищут, может, под скамью закатилась?
— Кстати, ладожские кузнецы делают вещи не хуже, — поднял вверх палец кругломордый Истома Мозгляк. — Вернемся, закажешь — сделают. Этот ваш Скъольд и не отличит.
— Ага, не отличит. — Лейв захлюпал носом — несмотря на жару, успел где-то простудиться и теперь кутался в плащ. — Да и Альдейга эта сгорела, откуда ж там теперь кузнецы?
— О, не говори так, благородный витязь. — Истома растянул губы в улыбке. — Полгода-год, и отстроится город — краше прежнего. Леса-то вокруг полно.
— Интересно, отчего там пожар случился? — несколько успокоившись, почесал голову Лейв. — Наверняка из-за чьей-нибудь кузницы. Всё не по-людски у этих славян: понастроят кузниц в самом граде — потом вот горят. Нет чтоб где-нибудь на окраине кузницы ставить, как у нас, в Бильрест-фьорде, но куда там, ума не хватает, не зря ведь позвали к себе конунгом Рюрика Ютландца.
— Навряд ли из-за кузницы загорелось, — усмехнулся Мозгляк. — Люди говорят — подожгли город пришлые варяги.
— Так там и пришлых-то вроде не было, кроме нас…
— Да нет, Лейв, были. Некий Хельги с малой дружиной прибыл чуть позже тебя, вслед за Рюриком.
— Хельги? — Лейв вздрогнул. — Не молодой ли это бильрестский Хельги-ярл, сын старого Сигурда?
— Сигурда я знал, — кивнул Альв Кошачий Глаз. — А Хельги… Нет, не знаю такого. Впрочем, говорят, он из Вика.
— Из Вика? Точно не из Халогаланда?
— Да точно никто не скажет. А что тебе этот Хельги?
— Да так… — Лейв Копытная Лужа махнул рукой и встал на ноги. — Пойду-ка поищу лучше фибулу.
Он вышел из шатра. Ночь была хоть и не непроглядно темная, но уже и не такая светлая, какие были в июне. Было слышно, как на быстрине плескалась рыба. На черной речной воде виднелись ладьи, вытащенные носами на берег. Многие гребцы и слуги спали прямо в ладьях, завернувшись в плащи, а некоторые — в шалашах на берегу, там же были поставлены шатры для помощников и воинов Лейва, вернее, Скъольда Альвсена — именно он снарядил эту экспедицию, прослышав о баснословных прибылях восточных купцов. Несмотря на всю свою скупость, Скъольд не был глуп и, когда нужно, шел на возможный риск, если прибыль с лихвой перекрывала затраты. Вот как в этом случае. Отправив проштрафившегося племянника с глаз долой, Скъольд давал ему возможность реабилитироваться, причем не столько в собственных глазах, сколько в глазах Свейна Копителя Коров, который на предварительной беседе не возражал против того, чтобы выдать за Лейва свою внучку, красавицу Ингрид. Правда, только в том случае, если Лейв проявит мужество и смекалку, а главное, покажет способности в торговле. Бедняге Лейву ничего не оставалось делать, как, понурив голову, отправиться в дальние страны во главе экспедиции. Хорошо хоть, Скъольд на этот раз не пожадничал — выделил людей щедро, и сильных — для охраны, и умных — для торговлишки. Только гребцов пришлось искать на месте.
Как ни жаль было Лейву оставлять у пристани Альдегьюборга надежный широкогрудый кнорр, а пришлось нанять плоскодонные ладейки — не проплыл бы кнорр по здешним рекам, да и волоком его тащить весьма проблематично. С проводниками тоже загвоздка вышла — спохватились, уже когда отплыли. Хакон — старый Скъольдов слуга, бывший в здешних местах лет двадцать назад, речные пути, как выяснилось, запомнил плохо — не раз и не два ладьи садились на мели, правда, стаскивали их быстро — всё ж плоскодонные, не килевые.
Хорошо хоть, на одной из стоянок вооруженные слуги привели двоих незнакомцев. Сказали, что те вышли из лесу и изъявили желание видеть главного. Лейв Копытная Лужа подозрительно осмотрел пришельцев. Один — высокий вислоусый викинг — вроде бы производил неплохое впечатление, но вот второй… Мелкий, круглолицый, увертливый. Глазки так и бегают, так и шарят. Ну, сказали, что здешние места знают неплохо. Тем более викинга узнал Хакон — Альв Кошачий Глаз когда-то гостил у Бьярни Альвсена, вернее, не просто гостил, а скрывался от мести. Убил кого-то в Трендалаге, вот и скрывался. Отсиделся да и свалил куда-то за море вместе с Бьярни, тогда еще совсем молодым парнем. Впрочем, Хакон не стал вдаваться в подробности, сказал только, что хорошо знает Альва. В общем, Лейв махнул рукой и согласился взять этих двоих в дружину. Впрочем, дружина — это громко сказано. Вряд ли можно так назвать толпу вооруженных слуг, людей явно неблагородных и не особо горевших желанием сложить жизни за хозяйское добро. Даже к обязанностям часовых относились они спустя рукава, что было чревато. Альв Кошачий Глаз, как настоящий викинг, конечно, терпеть подобное разгильдяйство не стал. Наладил-таки охрану: по его совету Лейв однажды проверил караул и прилюдно предал казни виновных. Это произвело надлежащее действие, повысило как сознательность слуг, так и авторитет Альва. С тех пор Лейв привык на него полагаться, хоть до конца так ему и не верил.
Оглянувшись на шатры, Лейв Копытная Лужа осторожно подошел к крайней ладье, где ютились прикованные к скамьям рабы.
— Грюм, — тихонько позвал он.
В ладье послышалось шевеление, и над бортом показалась лысая голова.
— Звал, хозяин?
— Звал, звал… — Лейв поманил слугу пальцем. — Знаешь, чего мне хочется, Грюм? — Он кивнул на спящих рабов, и слуга понятливо осклабился.
— Которую из двух? — деловито осведомился он. — Чернявую или немую?
— Мальчика!
— Мальчика? — Грюм гнусно захихикал. — Как скажешь, хозяин. Шалаш я выстроил, как ты просил. Какого мальчика?
Лейв Копытная Лужа заглянул в ладью. Задумался, придирчиво выбирая.
— Вон того, светленького, — решился он наконец. Губы его похотливо раздвинулись, по углам рта стекали слюни. — Приведешь в шалаш, свяжешь, я позже подойду. Сам будешь на страже.
— Слушаюсь, хозяин, — поклонился слуга. С бритым лицом, лысый, тощий, но жилистый, сильный, он, казалось, был безраздельно предан Лейву, исподнял любое его желание. На самом же деле Грюм являлся доверенным человеком Свейна Копителя Коров — именно его Свейн когда-то подарил своему приятелю Скъольду, чтобы знать всё, что тот замышляет. Мало ли, пригодится. Грюм сумел быстро стать нужным — расторопный, понятливый, молчаливый — чудо, а не слуга. Его-то и выбрал Скъольд для пригляда за племянником, пообещав по возвращении свободу. Свейн Копитель Коров, в свою очередь, тоже обещал кое-что…
Проводив молодого хозяина взглядом, Грюм бесшумно нырнул обратно в ладью. Рабов было не так и много — сколько смогли сторговать в Скирингсалле. Две женщины, темноволосая тощая фризка и немая славянка с тупым забитым взглядом, за бесценок купленная уже здесь, в Альдегьюборге, да полдесятка мальчиков-франков. Кто-то из морских конунгов, кажется Железнобокий Бьорн, недавно хорошо потрепал побережье франкского королевства — рабов в Скирингсалле и Бирке продавали уж совсем за смешные цены. На мальчиков этих Лейв возлагал определенные финансовые надежды. Женщины, правда, ценились дороже, да только не те, что были у Лейва, — уж больно страшные, таких в гарем ни за что не купят. Грюм покачал головой. Да, пожалуй, и сам он на месте молодого хозяина тоже выбрал бы мальчика… А может, и попробовать после Лейва?
— Эй, как там тебя? Карл, вставай, поднимайся. Сейчас, выдерну цепь… Вот так… Да не греми ты… И не скули — бить не буду. Заткнись, я сказал! — Угрожающе зашипев, Грюм пнул мальчишку в бок и, выкинув из ладьи, потащил к лесу.
— Будешь приводить его ко мне каждую ночь! — выйдя из шалаша уже ближе к утру, приказал слуге Лейв Копытная Лужа. На губах его застыла усмешка. Из шалаша раздавался слабый детский плач.
— Сделаю, как ты скажешь, хозяин, — заверил слуга и, дождавшись, когда кругленькая фигура Лейва скроется за деревьями, снова заполз в шалаш.
— Как, ты говоришь, тебя зовут? Карл? Ну, иди же сюда, Карл, не хнычь… Нет, не надевай тунику…
На торжище в Белоозере было довольно людно. На дворе стоял серпень-август, заканчивался сезон, и многие восточные купцы останавливались здесь для отдыха и мелкого ремонта после трудного перехода по озеру-морю Нево, Свири-реке, Онежскому озеру, Мологе…