Но меч нанес стремительный удар, и келмаины упали мертвыми, после чего никто не осмеливался подойти к нему.
Буревестник медленно приближался к Элрику.
— Слушай меня, Элрик,— крикнул Телеб К’аарна,— если тебе удастся уйти от меня сегодня, я клянусь, что все равно непременно найду тебя.
— А если ты уйдешь от меня,— крикнул в ответ Элрик,— то я тебя обязательно найду, Телеб К’аарна. Можешь в этом не сомневаться.
Тень, поднявшаяся со стены замка Канелун, была покрыта серебряными и золотыми перьями. Она взлетела высоко над воинством и несколько мгновений парила там, прежде чем направиться к одному из краев этой орды. Элрик видел тень неотчетливо, но он знал, что это такое. Потому-то он и призвал к себе меч, решив, что Мунглам оседлал гигантскую птицу и попытается спасти своего друга.
— Не позволяйте ей приземлиться! Она прилетела, чтобы спасти альбиноса! — завопил Телеб К’аарна.
Но келмаины не поняли его. Они под руководством принца Умбды готовились к нападению на замок.
Телеб К’аарна повторил свой приказ на их языке, но уже было ясно, что они испытывают к нему недоверие и не видят необходимости беспокоиться из-за какого-то одного человека и странной металлической птицы. Это не могло остановить их военные приготовления. Как не мог этого сделать и сам колдун.
— Буревестник,— прошептал Элрик после того, как меч осторожно разрезал путы и устроился у него в руке.
Элрик был свободен, но келмаины, хотя и не придавали ему такого значения, как Телеб К’аарна, явно не собирались его отпустить теперь, когда меч был в его руке, а не двигался сам по себе.
Принц Умбда прокричал что-то.
Огромная толпа воинов тут же ринулась на Элрика, но мелнибониец даже не попытался атаковать. Он решил лишь обороняться до тех пор, пока Мунглам не спустится на птице и не придет ему на выручку.
Но птица была от него далеко. Она словно бы облетала воинство, равнодушная к бедственному положению Элрика.
Неужели он обманулся?
Он отражал десятки ударов, заставляя келмаинов громоздиться друг на друга и таким образом препятствовать собственным действиям. Он почти потерял из виду птицу из серебра и золота.
И Телеб К’аарна — где он сейчас?
Элрик попытался найти колдуна, но тот скрылся где-то в глубине воинства келмаинов.
Элрик убил золотокожего воина, распоров ему горло острием своего меча. Он почувствовал новый приток сил. Он убил еще одного келмаина, сделав движение рукой вбок и разрубив ему плечо. Но его сопротивление было бессмысленно, если только Мунглам не спустится к нему на птице из золота и серебра.
Птица словно бы изменила направление своего движения и полетела в сторону Канелуна. Может быть, она просто ждала указаний от своей спящей хозяйки? Или отказывалась подчиняться приказам Мунглама?
Элрик отступил по скользкому, пропитанному кровью снегу, и груда тел оказалась у него за спиной. Он продолжал сражаться, но надежды его таяли.
Птица пролетела мимо где-то далеко справа от него.
Элрик с горечью подумал, что он совершенно неверно истолковал взлет птицы со стены замка и, выбрав неудачное время для принятия решения, лишь приблизил свою гибель, а может быть, и смерть Мишеллы и Мунглама.
Канелун был обречен. Мишелла была обречена, Лормир и, возможно, все Молодые королевства были обречены.
И он, Элрик, тоже был обречен.
Именно в этот момент какая-то тень упала на сражающихся, и келмаины закричали и отпрянули назад, когда сильный шум прорезал воздух.
Элрик с облегчением поднял глаза — он слышал хлопанье металлических крыльев птицы. Он ожидал увидеть в седле Мунглама, но перед ним оказалось напряженное лицо самой Мишеллы, ее волосы развевались вокруг головы, спутанные порывами ветра, который подняли металлические крылья.
— Скорее, Элрик, пока они не опомнились!
Элрик сунул рунный меч в ножны и запрыгнул в седло, устроившись за Темной дамой Канелуна. Они сразу же поднялись в воздух, а вокруг них засвистели стрелы, отскакивавшие от металлических крыльев птицы.
— Еще один круг, и мы вернемся в замок,— сказала она.— Твоя руна и Нанорион победили колдовство Телеба К’аарны, но на это ушло больше времени, чем всем нам хотелось бы. Ты видишь, принц Умбда уже отдает приказ своим людям садиться на коней и атаковать замок Канелун. А в Канелуне теперь только один защитник — Мунглам.
— К чему эти облеты воинства Умбды?
— Увидишь. По крайней мере, я надеюсь, что ты это увидишь.
Она запела. Это была странная, тревожная песня на языке, чем-то похожем на высокое наречие Мелнибонэ, но в то же время другом — Элрик смог разобрать лишь несколько слов, потому что интонации речи были необычными, ни на что не похожими.
Они облетели лагерь. Элрик увидел, что келмаины строятся в боевой порядок. Несомненно, Умбда и Телеб К’аарна решили атаковать самым эффективным способом.
Огромная птица вернулась в замок, села на зубчатую стену, и Элрик с Мишеллой выпрыгнули из седла. Взволнованный Мунглам подбежал к ним.
Они подошли к краю стены посмотреть, что делают келмаины.
И они увидели, что келмаины наступают.
— Что ты сделала...— начал было Элрик, но Мишелла подняла руку.
— Может быть, ничего. Может быть, из этого колдовства ничего не выйдет.
— А что ты?..
— Я разбрасывала содержимое той сумки, что ты принес. Я разбрасывала его над этой армией. Смотри...
— А если ничего не получится...— пробормотал было Мунглам. Он замолчал, вглядываясь в сумерки.— Что это там такое?
Голос Мишеллы хотя и прозвучал удовлетворенно, но в нем послышалось какое-то отвращение.
— Это Петля Плоти.
Что-то вырастало из снега. Что-то розоватое, дрожащее. Что-то огромное. Огромная масса поднялась со всех сторон воинства, отчего их кони встали на дыбы и заржали.
Келмаины издали жуткий вопль.
То, что возникало из снега, было похоже на плоть. Оно скоро достигло такой высоты, что воинство келмаинов скрылось из виду. Слышались какие-то звуки — это они пытались привести в действие боевые машины, с помощью которых хотели прорубиться сквозь это вещество. Слышались крики. Но ни один всадник не смог прорваться за Петлю Плоти.
Потом она стала смыкаться над келмаинами, и Элрик услышал звук, не похожий ни на что.
Это был голос.
Голос сотен тысяч человек, объятых невыносимым ужасом и умирающих одинаковой смертью.
Это был стон отчаяния, безнадежности, страха.
Но это был стон такой силы, что стены замка Канелун содрогнулись.
— Это не смерть для воина,— пробормотал Мунглам, отвернувшись.
— Но у нас не было другого оружия,— сказала Мишелла.— Я владела этим средством много лет, но никогда прежде у меня не возникало потребности в нем.
— Из всех только Телеб К’аарна заслужил такую смерть,— сказал Элрик.
Опустилась ночь, и Петля Плоти сомкнулась над воинством Келмаина, уничтожив всех, кроме нескольких лошадей, которые оказались за пределами этого круга смерти.
Раздавлен был и принц Умбда, который говорил на языке, неизвестном в Молодых королевствах, который говорил на языке, неизвестном древним, который пришел из-за Края Мира завоевывать новые земли.
Петля Плоти раздавила Телеба К’аарну, который ради любви распутной королевы пытался покорить мир, призвав себе на помощь Хаос.
Она раздавила всех воинов этого получеловеческого народа — келмаинов. Она раздавила всех, не оставив никого, кто мог бы рассказать наблюдавшим со стены замка, кто такие келмаины и откуда они родом.
Она поглотила их всех, а потом, сверкнув, распалась, снова превратившись в прах.
Не осталось ни малой частицы плоти — человеческой или лошадиной. Однако снег был покрыт разбросанными повсюду, насколько хватало глаз, одеждой, оружием, доспехами, осадными машинами, конской сбруей, монетами, ременными пряжками.
Мишелла кивнула.
— Это была Петля Плоти,— сказала она.— Я благодарю тебя, Элрик, за то, что ты доставил мне ее. Я благодарю тебя и за то, что ты нашел камень, который вывел меня из сна. Я благодарю тебя за спасение Лормира.
— Да,— сказал Элрик.— Благодари меня.— В нем чувствовалась усталость. Он отвернулся, по его телу пробежала дрожь.
Снова пошел снег.
— Не надо меня благодарить, госпожа Мишелла. То, что я сделал, я сделал для удовлетворения собственных темных порывов, чтобы удовлетворить свою жажду мести. Я уничтожил Телеба К’аарну. Мне безразличен Лормир, Молодые королевства или любое из тех дел, что важны для тебя...
Мунглам увидел, что Мишелла поглядывает на Элрика скептически, а на ее губах гуляет улыбка.
Элрик вошел в замок и начал спускаться по лестнице в зал.
— Постой,— сказала Мишелла.— Этот замок волшебный. Он отражает желания всех, кто входит в него... если этого хочу я.
Элрик потер глаза.
— Тогда у нас, несомненно, нет никаких желаний. Сейчас, когда Телеб К’аарна уничтожен, мои желания удовлетворены. Теперь я покину это место, госпожа.
— У тебя нет никаких желаний? — спросила она.
Он посмотрел ей прямо в глаза и нахмурился.
— Сожаление порождает слабость. Сожаление напоминает болезнь, которая поражает внутренние органы и в конце концов уничтожает...
— И у тебя нет никаких желаний?
Он помедлил.
— Я тебя понимаю. Должен признать, что твоя внешность...— Он пожал плечами.— Но ведь ты?..
Она распростерла руки.
— Не задавай слишком много вопросов обо мне.— Она сделала еще одно движение.— Ну, ты видишь? Этот замок становится тем, что ты желаешь более всего. А в нем — то, что ты желаешь более всего!
Элрик оглянулся, глаза его расширились, и он зарыдал.
Он в ужасе упал на колени. Он устремил на нее умоляющий взор.
— Нет, Мишелла! Нет! Я не хочу этого.
Она поспешно сделала еще одно движение.
Мунглам помог другу подняться на ноги.
— Что это было? Что ты видел?
Элрик выпрямился и положил руку на меч. Тихим горьким голосом сказал он Мишелле:
— Госпожа, я мог бы убить тебя за это, если бы не понимал, что ты поступаешь так из лучших побуждений.
Он несколько мгновений стоял, опустив взгляд в землю, а потом продолжил:
— Знай же! Элрик не может получить того, чего он желает больше всего. То, чего он желает, не существует. То, чего он желает, умерло. Все, что есть у Элрика, это скорбь, вина, злоба, ненависть. Это все, чего он заслуживает, и все, чего он когда-либо будет желать.
Она закрыла лицо руками и убежала в свою комнату — туда, где он впервые увидел ее. Элрик последовал за ней.
Мунглам хотел было пойти следом, но вдруг остановился и остался там, где стоял.
Он видел, как они вошли в комнату, видел, как закрылась за ними дверь.
Он вернулся на стену и уставился с нее в темноту. Он увидел крылья из золота с серебром — они мелькали в лунном свете, становясь все меньше и меньше, пока наконец полностью не исчезли из виду.
Он вздохнул. Было холодно.
Он вернулся в замок и, пристроившись спиной к колонне, приготовился спать.
Но немного спустя он услышал смех, доносящийся до него из самой высокой башни.
И, услышав этот смех, он бросился бежать по коридорам, через большой зал, где погас очаг, выбежал в дверь и в ночь. Он бросился к конюшням, где чувствовал себя в большей безопасности.
Но в ту ночь он не смог уснуть, потому что далекий смех преследовал его.
И смех этот продолжался до самого утра.
Глава первая
ДВОР НИЩИХ
Надсокор, город нищих, пользовался дурной славой во всех Молодых королевствах. Надсокор лежал на берегах буйной реки Варкалк недалеко от королевства Орг, где рос ужасный Троосский лес, страшное зловоние которого распространялось на многие мили вокруг. Редкие путники заглядывали в Надсокор.
Из этого малопривлекательного места отправлялись по миру его обитатели: где можно — нищенствовали, где можно — воровали, а по возвращении в Надсокор половину прибылей отдавали своему королю, который за это обещал им защиту.
Их король властвовал много лет. Звали его Юриш Семипалый, потому что у него было четыре пальца на правой руке и три — на левой. Вены проступали на его когда-то красивом лице, которое ныне обрамляли грязные, населенные паразитами волосы. Его нездоровое лицо к тому же избороздили тысячи морщин, оставленных годами и пороками. Эта развалина взирала на окружающих пронзительными бледными глазами.
Символом власти Юриша был топор, который назывался Мясник. Топор этот всегда был под рукой у короля. Грубоватая поверхность королевского трона, вырезанного из черного дуба, была украшена кусочками необработанного золота, костями и полудрагоценными камнями. Под троном размещалась сокровищница Юриша — сундук, заглядывать в который не разрешалось никому.
Большую часть дня Юриш бездельничал на троне в мрачном, зловонном зале, где восседали его придворные — шайка негодяев, отличавшихся такими мерзкими внешностью и нравом, что нигде в другом месте их просто не приняли бы.
Обогревался и освещался зал постоянно горевшими жаровнями, в которых сжигался мусор, издававший такую вонь, что она заглушала естественное зловоние придворных.
И вот к королю Юришу явился посетитель.
Он стоял перед тронным возвышением и время от времени подносил свой сильно надушенный платок к красным толстым губам.
Его обычно темное лицо отливало серым, а в глазах, когда он переводил взгляд с грязного нищего на кучи мусора перед жаровнями, появлялось какое-то загнанное, мучительное выражение. Одетый в мешковатые парчовые одежды, какие носили жители Пан-Танга, этот посетитель отличался черными глазами, огромным крючковатым носом, иссиня-черными колечками волос и вьющейся бородкой. Подойдя к трону Юриша, он, не отнимая платка ото рта, поклонился.
Выражение на лице короля Юриша, как и всегда, являло собой смесь алчности, слабости и коварства; он рассматривал незнакомца, о прибытии которого только что объявил один из его придворных.
Юриш, вспомнив это имя, подумал, что знает причину, которая привела сюда пантангианца.
— А мне сообщали, что ты мертв, Телеб К’аарна, убит где-то на Краю Мира.— Юриш ухмыльнулся, обнажив черные пеньки — гниющие остатки своих зубов.
Телеб К’аарна отнял платок от губ и заговорил; поначалу его голос звучал приглушенно, но постепенно — по мере того как он вспоминал зло, причиненное ему за последнее время,— набирал силу.
— Мое колдовство не так уж слабо, а потому я смог вырваться из кольца. Я ушел под землю, когда Петля Плоти Мишеллы сомкнулась вокруг келмаинского воинства.
Отвратительная ухмылка Юриша стала еще шире.
— Значит, ты забрался в нору?
Глаза колдуна яростно сверкнули.
— Я не собираюсь обсуждать свои колдовские способности с...
Он внезапно замолчал и глубоко вздохнул, о чем тут же пожалел. Он огляделся — эти жалкие придворные, живущие в грязи и мерзости, позволяют себе смеяться над ним. Нищие Надсокора знали силу бедности и болезни, которых так боятся те, кто к ним непривычен. Таким образом, уже одно их убожество защищало их от врагов.
Внезапно короля Юриша охватил приступ мерзкого кашля, который вполне мог оказаться смехом.
— И здесь ты тоже оказался благодаря своему колдовству? — Его тело сотрясалось, но его налитые кровью глаза продолжали внимательно разглядывать колдуна.
— Чтобы попасть сюда, мне пришлось пересечь море и весь Вилмир,— сказал Телеб К’аарна.— Я пришел сюда, потому что мне известно, что есть кое-кто, кого ты ненавидишь, как ни одного другого...
— Мы все ненавидим других — всех, кто не нищие,— напомнил ему Юриш. Король рассмеялся, и этот смех снова перешел в горловой, конвульсивный кашель.