Он поднял указательный палец, как на лекции в аудитории.
— Страх высоты пока будет сопровождать вас. Носите темные очки. Не смотрите на небо, особенно в звездную ночь. Не сидите на балконе в театре. Не забирайтесь на высокие этажи — во всяком случае, не глядите вниз из окна. Вот и все, что мы, медики, можем вам посоветовать. А что касается вашего намерения променять достойную и безоблачную жизнь на какую-то мифическую работу, то я, право…
Он снова прервал себя.
— Говорите, что вы имеете в виду? — потребовал Коул.
— Нет, пустяки, — отговорился врач. — Когда-нибудь потом мы обсудим с вами эту тему, если представится случай.
На его лице снова заиграла улыбка, и Коул, будь он менее занят своими тревогами, заметил бы в ней деланный, профессиональный оттенок.
— Я не совсем прощаюсь с вами, — участливо провожал его медик. — Мы будем обследовать вас регулярно, примерно раз в год. Если вас что-нибудь будет беспокоить еще, приходите.
Уильям пожал его прохладную руку и направился к выходу. Глядя вслед понурому пациенту, врач помрачнел и с досадой покачал головой. “Космонавты, — думал он, — ходят совсем иначе. А у этого бедняги походка не здоровяка, а сущего невротика”.
Он еще раз посмотрел вслед Коулу, нажал кнопку селекторной связи и долго беседовал по монитору с лечащим психиатром Коула, после чего отдал ряд коротких распоряжений в отдел наблюдений за выписанными, но не вылеченными пациентами.
* * *
Это был район Нью-Йорка, над которым посмеивались, но берегли как исторический курьез. В незапамятные времена одному из мэров пришло в голову создать коммунальный рай для малообеспеченных слоев городских обывателей. Ряд кварталов накрыли полупрозрачным невесомым куполом, под которым строго регулярно зажигалось и гасло искусственное светило. Дома снесли, и весь район превратили в какое-то одно бесконечное помещение, где вместо асфальта под ногами прохожих лежал то паркет, то кафель, в двери жилых квартир можно было попасть прямо с улицы, а учреждения и даже мастерские подчас были отделены от зевак всего лишь символическими барьерчиками. Экологическая чистота этой части мегаполиса, ставшей своеобразным обитаемым музеем, была безупречной. Здесь Коул и рассчитывал найти идеальные условия для себя.
Выйдя из вагона скоростной подземки, он открыл первую же дверь одного из холостяцких гостиничных номеров, над которой горело табло “Свободно”. Бросив туда дорожную сумку, он побрел к автоматической справочной. Машина выдала ему несколько адресов бюро по трудоустройству. Коул направился в ближайшее. По дороге он несколько раз поднимал голову, смотрел в искусственное небо и с удовольствием отмечал, что не чувствует при этом тошнотворного ужаса перед открытым пространством.
Дверь бюро была открыта нараспашку. В зале собеседований, как и следовало ожидать, не было ни души. При появлении Уильяма в углу замигало табло автоматического анкетера. Первый и последний раз Коул имел с ним дело в юности, когда после школы выбирал, в какое училище поступать.
— Фамилия, имя? — зажглась строка на экране, когда Коул подошел к пульту компьютера.
— Уильям Сондерс, — сообщил Коул заранее придуманный им для себя псевдоним. Свой возраст и место рождения он решил не скрывать. Профессия конструктора радиоаппаратуры, одна из многих, полученных им попутно во время учебы в космическом училище, устроила анкетера. Экран мигнул словами “Благодарим. Ждите”, и Коул послушно уселся в кресло, чтобы дождаться ленты с адресом учреждения или фирмы, которую должен был выдать ему аппарат.
“Что-то там у них стряслось”, — решил Коул, когда докурил уже третью безникотиновую сигарету и принимался за четвертую. Однако экран внезапно ожил и по нему побежали строчки: “Вашей анкеты недостаточно. Пройдите к сотруднику бюро в семнадцатый кабинет. По правой стороне”.
Дверь в стене бесшумно отъехала в сторону, и Уильям пошел по серебристому коридору. В дверях семнадцатого кабинета его встретила симпатичная строгая брюнетка лет двадцати. В иное время Коул определенно отнесся бы к ней с интересом, но теперь его волновало другое. Его пригласили сесть за пластиковый стол.
— Мистер Икс. К сожалению, ваше настоящее имя отнюдь не Сондерс. Хочу напомнить вам, что ваша тактильная характеристика хранится в компьютере Центральной биржи труда… — тут она взглянула на экранчик перед собой, — вот уже восемь лет. А ваша анкета вместе с послужным списком регулярно проверяется. Зачем вы скрыли сведения о себе?
В ее голосе были и тревога и любопытство. Коул молчал, ожидая, что будет дальше.
— Отказываясь от своего настоящего имени, вы многое теряете, — объясняла служащая, жгучий интерес которой к Коулу, очевидно, возрастал. — Нам запрещено интересоваться подробностями биографии и мотивами поступков наших клиентов. Но человек такой профессии и таких заслуг, как вы…
— У меня нет никаких заслуг, — почти грубо прервал ее Коул. — И меня зовут Сондерс. Уильям Сондерс. Я ищу работу по специальности, указанной в моей анкете. Только и всего. Еще раз повторяю — я Уильям Сондерс, двадцати пяти лет, уроженец и постоянный житель Нью-Йорка.
На лице молодой женщины отразилось мучительное желание еще о чем-то спросить, но профессиональный долг остановил ее. Выражение симпатии, с которым она разглядывала Коула, на ее лице потускнело.
— Будь по-вашему, — вздохнула она. — Отныне вы мистер Уильям Сондерс — Она нарочно развернула подставку с экраном монитора так, чтобы Коул смог прочесть на нем свою подлинную фамилию и еще кучу данных. Среди них стояла даже дата его выписки из госпиталя.
Экран погас.
— Жаль, — сухо произнесла служащая, — что именно наш отдел ничем не сможет вам помочь. Наймом на низкооплачиваемые должности в нашем бюро занимаются в соседнем секторе. Пройдите в кабинет номер пятнадцать.
Она проводила его долгим неодобрительным взглядом.
* * *
Вот уже около года Билл Сондерс трудился в маленькой мастерской, где все манипуляции со сборкой и проверкой изделий осуществляли роботы. Управляя их действиями с помощью примитивных кнопок, Уильям не чувствовал никакого напряжения. Он почти забыл, с какими сложностями приходилось ему иметь дело в прежней профессии. Воспоминаниям, к тому же, было опасно предаваться: от них у Уильяма временами случались нервные припадки.
Однажды его коллега по настройке приборов Джо Тулли стал свидетелем такого приступа, когда Уильям опрометчиво полез по стремянке, чтобы достать с верхней полки шкафа какой-то проспект. Сондерс опять чуть не упал в обморок, как тогда в госпитале. Усилием воли заставив себя спуститься на пол, он не мог унять охватившую его дрожь. Но Тулли понял это по-своему и отнесся с сочувствием.
— Что, брат, перебрал вчера? Эго бывает.
— Я не пью, — с трудом сказал Уильям. — Просто накануне малость засиделся у телевизора. Все от недосыпа.
Джо поверил. Они дружили. Сблизил их поначалу пустяк. Тулли ненавидел скоростной лифт и всегда спускался в подземное кафе по лестнице. Сондерс разделял с ним компанию. После обеда они поднимались пешком. Никто из товарищей не подсмеивался над двумя чудаками, поскольку они объясняли это необходимостью разрядки после сидячей работы. Но никто и не следовал их примеру. Сондерс же чувствовал себя тем лучше, чем глубже забирался под землю. Он иногда подумывал, не стать ли ему до конца жизни смотрителем какого-нибудь подземного склада или администратором пещеры, в которую водят туристов.
Жизнь Сондерса была однообразной, чего ему и хотелось. Редкое чтение книг, а чаще сидение перед телевизором были единственными видами его досуга. Правда, он выключал экран сразу, как только начинались передачи о космонавтике. Однако и это монотонное существование не помогало ему справиться с болезнью.
Как-то во время хандры, внезапно охватившей его в самый разгар работы. Билл чуть было не открылся Тулли. Но, представив себе, как изменятся их отношения, если Джо начнет чувствовать его превосходство, Сондерс прикусил язык. А ведь так оно и могло случиться — профессия звездолетчика, несмотря на давно исчезнувший романтический ореол вокруг нее, для большинства людей оставалась уделом суперменов.
Вскоре Джо стал настойчиво приглашать Билла в гости.
Бывший астронавт занервничал. Ему было известно, что Тулли живет в двухсотэтажном небоскребе. Представить себе, как будет подниматься в скоростном лифте, Билл просто не мог. Но тут он подумал, а как же обходится сам Джо, ненавидящий этот вид транспорта?
— У нас в доме есть лифт для инвалидов, — смеясь, объяснил Тулли. — Иначе я давно бы сбежал из этой башни.
У Билла не хватило решимости спросить приятеля о том, па каком этаже расположена его квартира. Он боялся, что голос выдаст его непонятное волнение по этому поводу.
Наконец, Сондерс сдался на уговоры. Квартира Джо и впрямь оказалась высоко — это был семьдесят девятый этаж. Они довольно долго тащились в инвалидном лифте. Тревожное предчувствие неизбежного приступа, которое мучило Билла, вдруг сменилось каким-то странным душевным покоем. Он не знал, долго ли будет длиться это теперь уже непривычное для него ощущение, и потому на всякий случай достал из кармана почти непрозрачные очки.
— Вот уж не подозревал, что у тебя не в порядке глаза, — заметил Джо.
Но, к изумлению Билла, очки ему не понадобились. В квартире Джо было удивительно уютно. Его жена Джоан оказалась не только прекрасной кулинаркой, но и на редкость милой собеседницей. Разговор за столом вертелся вокруг простых вещей — работы Уильяма и Тулли, покупок и цен в супермаркетах, новых топографических программ в кинотеатре, открытом недавно в их районе фирмой “Сенчури”, и тому подобных тем.
Когда Билл и Джо, уже насытившись, наслаждались светлым пивом, раздалась трель домофона. Тулли подошел к квадратику монитора, соединенного с телекамерой, установленной у подъезда небоскреба.
— Ого! — обрадовался он, рассмотрев изображение. — Джоан! Беги-ка сюда! Твой кузен прилетел. Эй, Ричард, входи, я отпираю тебе дверь!
Из динамика домофона донесся голос, немного необычно выговаривавший слова:
— Иду, иду. Надеюсь, ребятки, я не застал вас врасплох? У старого Дика есть сюрпризы для вас!
Скоростной лифт домчал гостя наверх в считанные секунды, и Джоан кинулась обнимать его. Тулли поспешил вслед, на ходу сообщив Уильяму:
— Этот родственник — мировой парень! Он не задавака, а башка у него — во! Преподает в тибетском университете. Ты с ним потолкуешь, ведь у тебя мозги неплохо варят.
Тибетский университет был хорошо известен космонавтам, хотя и не популярен. Традиционных наук в нем не изучали, а древняя этика, самопознание, медитация и прочие вещи давно уже перестали волновать людей. Ими овладевали только те, кому это требовалось в силу образа их жизни. Остальное человечество продолжало заниматься своими проблемами точно так же, как и сто веков назад, не увлекаясь экзотическими идеями. Но будущих звездолетчиков иногда целыми группами направляли туда на психологическую стажировку. Уравновешенный и рациональный Коул не попал в их число.
— Привет, меня зовут Дик Лоттер, — крепко пожал руку Биллу вошедший в гостиную тридцатилетний мужчина с живым, выразительным лицом, внимательными темными глазами и короткой прической. — Я вижу, вы не скучаете. — Он улыбнулся. — Жажду новостей об электронном мини-футболе и последней сводке выигрышей в телелото.
Сондерс представился ему как коллега Тулли и отметил странное любопытство, мелькнувшее в глазах у гостя. Он напрягся. Между тем Ричард принес саквояж и высыпал на стол подарки. Это были в основном различные восточные безделушки.
— Дик уже десять лет живет в Тибете, — объяснила Джоан Уильяму. — Он крупный ученый, специалист по восточной медицине. Мы, правда, мало здесь в этом понимаем, — она поцеловала кузена в щеку.
Лоттер оказался разговорчивым парнем и отнюдь не занудой, как некоторые его собратья из университетов и колледжей. О своих делах он и не рассказывал. Когда темы для беседы стали иссякать, Джоан включила телевизор. Шла комедия, над которой супруги Тулли, да и Дик тоже, хохотали от души. Усмехнулся и Билл, не замечая того, что Ричард незаметно наблюдает за ним.
Фильм окончился, и Тулли нажал кнопку дистанционного переключателя программ. Шла религиозная передача. По комнате поплыли звуки старинного псалма.
Услышь молитву нашу тот,
Кто направляет звезд полет,
Ведь даже малые созданья
Хранишь от бед ты в мирозданье.
Глубокая печаль этих незатейливых слов внезапно и больно проникла в сознание Уильяма. Он как никогда остро почувствовал себя изгнанником из мира, без которого для него было немыслимо счастье. Космос был закрыт для Билла на вечные времена. Он отвернулся, чтобы никто из присутствующих не заметил слез, катившихся по его щекам. В это время гимн закончился, и Тулли переключил программу.
— Мы обязаны присоединить их! — с напором заверещал комментатор из студии политических новостей. — Договор трех планет! Какая глупость! Они не имеют права диктовать нам, что мы можем и чего не должны делать в планетной системе Лебедя!
— Но, Эд, — мягко перебил его другой обозреватель. — Это все же не наша, а их планетная система. Они жили там раньше нас и имеют право делать там все, что хотят.
Оратор напустился на него:
— Так ты считаешь, Дуглас, что наши предки тоже спрашивали у индейцев, нравится им или нет присутствие цивилизованных людей в Северной Америке? Никто не имеет права цепляться за то, что сам не может осилить. При надлежащей политике…
Внезапно картина студии сменилась динамической заставкой, на которой медленно плыл разведывательный спутник. Голос диктора четко произнес:
— Мы прервали беседу наших обозревателей для того, чтобы зрители смогли сами судить о том, кто из них в своих суждениях ближе к истине. Посмотрите кадры последних действий земной экспедиции по ликвидации мятежа на планете Гарриман, она же Нэт Суз в созвездии Лебедя.
Камера, установленная на самом носу боевого корабля — суперпространственного звездолета, вбирала в себя, казалось, всю черноту космоса вместе с головокружительным хороводом его бесчисленных небесных тел. Билл только успел пожалеть, что никогда не летал на кораблях этого класса, как все его существо затопил парализующий ужас. Звезды падали на него, закручиваясь в гигантскую воронку, в которую его втягивало, как в том последнем полете на “Валькирии”. Ему вновь померещилось, как он выпускает из рук петлю аварийного троса и…
Очнулся Уильям Сондерс один на диване в соседней комнате. Видимо, после припадка он спал недолго. Он неловко и медленно поднялся на ноги, испытывая стыд перед хозяевами дома и их родственником. Когда он подходил к приоткрытой двери, до него донесся негромкий телефонный разговор. У видеоаппарата в гостиной сидел Ричард.
— Да, это я, профессор нетрадиционной медицины Ричард Лоттер, — говорил кому-то невидимому двоюродный брат Джоан, — И уверяю вас, что такие симптомы болезни встречал только у космонавтов. Не надо со мной играть в конспирацию. Мне не хочется знать, кто этот человек и почему он оказался в таких обстоятельствах. Скажите мне только, выражал ли он желание вернуться к прежней жизни.
Он оглянулся, и Уильям отпрянул от двери. Затем Дик продолжил:
— Нет, больного я не стану осматривать. Вы на самом деле предлагали ему изменить личность оперативным путем? Что ж, его реакцию я понимаю. Но у нас щадящие методы воздействия на сознание. Да, я знаю, вы нам не верите. С вашей точки зрения, эта болезнь неизлечима. До свидания, коллега. Желаю успехов. — Он нажал рычажок видеофона, разъединяя связь.
Ярость охватила Билла. Он стремительно шагнул в комнату. Дик быстро обернулся и попробовал простодушно улыбнуться. Однако Уильям был почти вне себя. Он в бешенстве прошипел, стараясь, чтобы его не услышали хлопотавшие на кухне Тулли:
— Ричард Лоттер! Я прошу вас не вмешиваться в мою жизнь. Я не позволил трансгрессировать свой мозг лучшим специалистам в области психиатрии. И вам тоже не дам экспериментировать на мне с помощью ваших тибетских штучек. Я никогда не бывал в космосе, я не боюсь высоты. Все это ложь. Запомнили? И никакой я вам не звездолетчик. Я техник средней квалификации по настройке радиоаппаратуры. Меня зовут Билли Сондерс!