Познакомился я кое с кем из мужчин. Молодые такие, преуспевающие служащие, много зарабатывают, но проживают еще больше. Все как один славные, хорошо одетые и (по моему отчасти затуманенному алкоголем разумению) остроумные. Был там Некто Монти, Некто Алекс, Некто Дейв — фамилии своей не назвал никто, — и, когда я пошел примерно на восьмой круг за вечер, они вспомнили, что я техник по нуль — передатчикам.
— Ба! — воскликнул Монти. — Есть мощная идея! Сейчас мы все вместе с нашим другом Эдом пойдем в отделение “Трансмэта” здесь неподалеку и немного позабавимся.
— Гениально, — сказал Алекс.
— Потрясающе, — подхватил Дейв.
— Здорово, — произнес еще один Некто.
Не успел я опомниться, как Монти, Алекс, Дейв и еще один Некто обступили меня и пропихнули сквозь толпу к выходу. Кэрол делала мне отчаянные знаки из другой комнаты, но дверь захлопнулась, и мы все выкатились наружу.
На свежем воздухе я немного протрезвел, но — увы! — далеко не окончательно. Мы шли точно пятеро мушкетеров, путаясь в собственных ногах, шарахаясь из стороны в сторону и горланя песни во вкусе наших предков, пока не свернули в деловой район.
На углу находилось отделение “Трансмэта”. Они работают круглые сутки, но по ночам редко кто из персонала остается в конторе. А в этом отделении, куда мы ввалились, сидел за книгой и вовсе один клерк.
Я, признаться, очень смутно представлял себе, за каким лешим мы ввалились туда. Да и теперь ход событий не могу восстановить полностью. Зато помню, как Монти с Алексом схватили несчастного служащего и затащили его в комнату, где стоял нуль — передатчик. Тут Дейв спросил:
— Так ты действительно умеешь обращаться с этой штуковиной?
А я, дурак этакий, кивнул.
— Годится, — осклабился Монти. — Для начала отошлем этого прохвоста на Сириус.
Я с готовностью задал передатчику координаты, а клерк аж затрясся от ужаса.
— Три — четыре, взяли! — крикнула вся компания и зашвырнула клерка в приемный отсек. Я дернул рукоятку, и несчастный растворился в зеленом тумане.
— А дальше что? — спросил я.
— А теперь закинь куда-нибудь нас, — подавился от смеха Алекс — Мы тоже желаем в отпуск на дармовщинку!
— Будь спокоен, — сказал я. — Сейчас сделаю!
С автоматизмом вдребезги пьяного, я задал передатчику координаты. Алекс влез в отсек, и я, помню, отправил его прогуляться на Файнберг XII — за девять тысяч световых лет. По обычному тарифу такая прогулка обходится в пять тысяч долларов, а то и больше.
— Я следующий, — заявил Монти и упорхнул на Бетельгейзе XXIX.
Только я приготовился доставить Дейва в лучшем виде на Гардеканут IV, как распахнулась входная дверь и вкатилась целая толпа народа. Я узнал Кэрол, нашего хозяина и с полдюжины гостей. С ними были еще три человека в знакомой полицейской форме, но я тогда подумал, что их прихватили с какого-нибудь маскарада.
— Эд! — заголосила Кэрол. — Что ты здесь делаешь? Где Монти и Алекс?
— В отпуске, — усмехнулся я. — А сейчас очередь Дейва. Эй, поберегись!
— Во дает! — крикнул кто-то. Я повернулся, чтобы настроить нуль — передатчик, и когда собрался повернуть последний рычажок, меня крепко ухватили за плечо. Я обернулся. Это был один из полицейских.
— Хватит дурить, приятель, — рявкнул он.
Я рывком высвободил плечо, а Дейв отвесил полисмену хорошую затрещину. Тог охнул и ввалился в приемный отсек.
Я рванул рукоятку, Кэрол взвизгнула, а полицейский благополучно отбыл на Гардеканут IV, что расположен в тринадцати с половиной тысячах световых лет от Земли.
Тут я вырубился.
Если есть на свете Всевышний, который вершит судьбами Вселенной, слезно молю Его не посылать мне больше такого похмелья, какое мне выпало не следующий день.
Одно только пробуждение в тюрьме чего стоит.
Из динамика в потолке раздался голос:
— Посетитель к заключенному Ризу.
Светящаяся силовая решетка, висевшая в воздухе в нескольких футах от моег^о носа, погасла и впустила в камеру Кэрол Дуайет. Потом силовое поле снова включилось.
Кэрол была одета в блузку с открытыми плечами, которая не прикрывала даже грудь, во всяком случае, левую. К тому же на ней были в меру просвечивающие брюки, и, возможно, она просто напылила их на себя. Однако все это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я молча оглядел ее воспаленными глазами и процедил:
— Выкладывай. Когда казнь?
— Ну и наломал ты вчера дров.
— Нотации пришла читать?
Она села напротив меня. Я обхватил руками голову.
— Я даже не представляла, насколько ты отвык от цивилизации. Знай я раньше, до чего дика твоя колония на Кроуфорде IX, мы не стали бы так неосторожно приобщать тебя к современной земной культуре.
Мой стон был ей ответом.
— Велик ли ущерб? Людей вернули?
— Полицейский, клерк и Монти уже здесь. От Алекса пока вестей нет, но, думаю, когда он проспится и все объяснит тамошним властям, его быстро отправят восвояси.
— На сколько мы нагуляли?
— Самое меньшее — на семьдесят пять тысяч по расценкам удешевленного класса.
— Десятилетняя зарплата!
— Бедненький, — ласково проговорила она, — Может, еще поспишь, а? Все уладится.
— Приятно слышать, — просипел я.
Она ушла, а я зарылся распухшей головой в подушку и уснул. Спустя несколько часов Кэрол вернулась и сообщила, что Алекс, сильно помятый, только что прибыл с Файнберга XII. Принесла она и другие добрые вести.
— Я тут переговорила кое с кем из высокого начальства, и тебя всего лишь пожурят. Вчерашние издержки фирма берет на себя.
— Что?!
Она кивнула в подтверждение своих слов. Головная боль у меня сразу поутихла.
— Я им сказала, что после всех лет, проведенных тобою в глуши, ты не в состоянии отвечать за поступки, совершенные под воздействием земной цивилизации. В конце концов, они тоже виноваты в том, что ты столько лет работал без отпуска. Вот они и решили простить тебя и позволить провести остаток отпуска, где ты пожелаешь.
Как видите, все устроилось наилучшим образом, если не считать четырехдневной головной боли после той вечеринки. Адвокат “Трансмэта” уладил с полицией дело о нарушении общественного порядка. Стоимость проезда четырех человек в отдаленные районы Галактики списали за счет фирмы. А меня в срочном порядке вернули на Кроуфорд IX, чтобы там, подальше от земных развлечений, я догулял свой тридцатичетырехнедельный отпуск.
Ах да, Кэрол поехала со мной. У нее как раз подошло время отпуска, и она рискнула для разнообразия провести его в тихом месте. Отдохнула на Кроуфорде IX, и ей здесь понравилось, даже очень. Так понравилось, что она решила остаться навсегда в качестве миссис Эд Риз.
Ну, а я работаю на прежнем месте — заправляю отделением “Трансмэта”, Кэрол мне иногда помогает, а когда придет пора, я возьму отпуск и проведу его здесь, на Кроуфорде IX. Кэрол хоть иногда и скучает по Земле, но не так сильно, чтобы возвратиться в этот сумасшедший дом. Пусть Земля диктует моды всей Галактике, пусть на ней зарабатывают даже больше, чем на всех других планетах, пусть там жизнь интересней в своем роде — это все не для меня, а теперь уж и не для Кэрол. Нам нравится здесь. Как говорится, на Земле хорошо, а дома лучше!
Альфред Элтон Ван Вогт
Эрзац вечности
Грейсон освободил Джона от ремней, которыми тот был привязан к койке.
— Харт, — произнес он резко.
Лежащий не пошевелился. Грейсон, немного помедлив, пнул его в бок.
— Черт бы тебя драл, Харт! Напряги же мозги. Я тебя отвязываю. Я ухожу, и, скорее всего, надолго.
Джон Харт так и не открыл глаза и, похоже, не почувствовал удара. Тело его было расслабленным, лицо бескровным, темные влажные волосы слиплись в беспорядке.
Грейсон продолжал все так же настойчиво:
— Слышишь меня, Джон? Я — ухожу — искать — Мэлкинза. Его нет уже четыре дня. Он обещал вернуться через сутки. Они давно прошли. Ясно?
Ответа не последовало. Грейсон повернулся было, чтобы идти прочь, но опять остановился.
— Джон. Если я не вернусь, ты должен знать, куда мы сели. Это новая планета. Постарайся же понять, наконец: мы здесь никогда не бывали. Наш корабль попал в аварию. Мы спустились на спасательном модуле. У нас нет горючего, чтобы взлететь. Мэлкинз пошел его искать. Я ухожу искать Мэлкинза.
Харт оставался безучастным. Грейсон вздохнул и с неохотой стал выбираться наружу. Свет ударил ему в глаза, он постоял, зажмурившись, а потом побрел к далеким холмам, подернутым голубой дымкой. Настоящей надежды отыскать Мэлкинза у него, говоря по совести, не было.
Трое, и один из них буйно помешанный, оказались на планете где-то далеко в стороне от трансгалактических линий сообщения. От мыслей об этом Грейсона мутило, и он вяло фиксировал в сознании, как вокруг в дрожащем воздухе выступали и вновь пропадали какие-то смутно знакомые ему земные картины — облитые розовыми цветами деревья, за которыми угадывался дом, луг, золотистый от одуванчиков, исчезающая в зыбком мареве дорога. Чего-чего, а психических феноменов и галлюцинаций в космических полетах он напробовался в жизни до отвала. И теперь его не очень смущали эти видения. Но все же.
Грейсон прекрасно помнил, как еще несколько дней назад, когда они шлепнулись сюда с последней каплей горючего в аварийном баке, место выглядело гиблым, как ни одна дыра во Вселенной. Но к утру приборы уже показывали наличие атмосферы. В ней можно было дышать не хуже, чем в пилотском отсеке корабля. А сейчас, машинально подумал Грейсон, воздух напоминал тот, которым он в последний раз наслаждался на Земле во времена своего благословенного сельского отрочества в глубинке американского штата.
Как бы в ответ на это воспоминание мягкий ветерок погладил Грейсона по лицу. Пахло фиалками. Птицы щебетали в ветвях деревьев. Пение одной из этих птах удивительно напоминало трели лугового жаворонка.
…Он бродил весь день, и, конечно, не отыскал следов Мэлкинза. Ничто не говорило и о том, что внешних местах когда-либо появлялось разумное существо. Никаких признаков даже самого примитивного жилья не попадалось ему на глаза. Но когда стали спускаться сумерки, Грейсона окликнул по имени женский голос. Космонавт, вздрогнув, вгляделся в зыбкую мглу. Там стояла его мать, но еще совсем молодая и не похожая на ту, что умерла восемь лет назад. Она бесшумно подошла к нему и строго, размеренно произнесла:
— Билли, ты забыл надеть калоши.
Грейсон уставился на нее, не веря своим глазам, но тут же оправился от первого изумления. Недоверчиво коснулся того, что выглядело его галлюцинацией. Мать сжала его пальцы. Ее рука была теплой, живой. Она снова выговорила:
— Пойди к отцу и скажи — обед готов.
Грейсон высвободил руку, попятился и настороженно огляделся. На травянистой лужайке не было никого, кроме них. Грейсон нахмурился и пошагал прочь. На ходу он усилием воли заставил себя оглянуться, но видение уже исчезло. И тут же обнаружил, что рядом с ним идет некто. Он долго старался не смотреть в ту сторону, но нервы скоро сдали. На этот раз Грейсон увидел мальчика лет пятнадцати, в котором сразу же признал себя в детстве. И прежде чем подступавшая темнота скрыла лицо его спутника, рядом с Биллом появился еще один двойник, помоложе первого.
— Билли в кубе, — подумал Грейсон. Его начал душить нервный смех. Он побежал.
Когда обессилевший космонавт упал на травяное ложе, то, прежде чем забыться во сне, он слышал уже десяток перебивавших друг друга детских голосов.
…Его разбудил прохладный рассвет. Грейсон вскочил на ноги, смутно вспоминая вчерашний кошмар. Страхи, испытанные им, уже не казались реальными. Он обнаружил, что забрался на холм. В это время лучи восходящего светила озарили лежавшую перед ним долину. Грейсон взглянул туда и обомлел. То, что раскинулось внизу, было его родным городом Каллипсо в штате Огайо.
Он долго протирал глаза и больно щипал себя. Но город не желал исчезать. Грейсон осторожно стал спускаться с холма.
Да, это его старый, знакомый до каждой асфальтовой трещинки Каллипсо. Нисколько не изменившийся, не перестроенный с тех пор, как он покинул его, будучи семнадцатилетним мальчишкой. Грейсон машинально направил шаги к собственному дому. Черт возьми, в нем жили!
Дверь распахнулась, и Грейсон невольно отпрянул. Оттуда выглянул один из вчерашних пацанов.
— Эй, — позвал Грейсон. Маленький Билли взглянул исподлобья и, ничего не ответив, шмыгнул назад. Грейсон, почувствовав слабость в ногах, прилег на газон возле дома и закрыл глаза.
— Кто-то, — сказал он сам себе, — или что-то? Оно берет образы из моей памяти и показывает мне их. — И Грейсон подумал, что если не хочет сойти с ума, то ему надо изо всех сил держаться этой догадки.
* * *
Пошел шестой день после того, как Грейсон покинул спасательный модуль. Джон Харт пошевелился на койке. Глаза его открылись.
— Дайте поесть, — хрипло проговорил Харт. Подождав ответа, сумасшедший нехотя поднялся и поплелся в камбузный отсек. Там он нашел и жадно проглотил первую попавшуюся пищу. Затем, подобравшись к наружному люку, толкнул его. Незапертый Грейсоном люк подался.
Перед Хартом расстилался зеленый пейзаж. Цветочные запахи благоухали в бодрящем, прохладном воздухе планеты. Впервые с тех пор, как он был связан и водворен в санитарный бокс космолета, сумасшедший почувствовал в себе движение мысли. Ему стало лучше.
Харт спрыгнул на землю, не воспользовавшись лестницей. Невзирая на наступавшие сумерки, он побрел к холмам. С молодой девушкой, которая догнала его и заговорила с ним, он дружил в детстве. Они долго болтали и в конце концов решили пожениться. Как-то так получилось, что церемония бракосочетания совершилась немедленно, в симпатичнейшем домике, расположенном в предместье Питсбурга, штат Нью-Йорк. Венчал их старый священник, причащавший Харта в ту пору, когда он был подростком. Старик приехал на смешном допотопном автомобиле. На бракосочетании присутствовали родные обоих новобрачных. Затем молодая пара отправилась проводить медовый месяц к Ниагарскому водопаду с остановкой в Нью-Йорке, после чего улетела на аэротакси в Калифорнию вить семейное гнездышко. Как-то без перерыва Джон стал отцом троих детей и хозяином ранчо со ста тысячами голов скота. По прерии скакали нанятые им ковбои, разодетые, с побрякушками, похожие на киноактеров.
* * *
На планете, казалось, еще совсем недавно безжизненной и мрачной, тем временем расцветала цивилизация. Грейсон, перед глазами которого бурлила эта новая, существовавшая по каким-то странным законам жизнь, временами снова и снова спрашивал себя, не является ли все это бредом его свихнувшегося мозга. Но он чувствовал себя здоровым, как никогда. И между тем пережил уже шесть поколений своих потомков в семье, родоначальником которой стал в том самом городе Каллипсо.
…Однажды, когда Билл Грейсон был в Нью-Йорке и переходил Бродвей, мимо него быстро прошел человек, фигура, манеры и походка которого были ему хорошо знакомы. Он встал, как вкопанный, и завопил:
— Генри! Генри Мэлкинз, погоди!
Человек обернулся и кинулся к нему. Это был Мэлкинз, собственной персоной. Мужчины обменялись радостным рукопожатием, но тотчас же пристально и с недоверием стали всматриваться друг в друга. Первым неловкое молчанье нарушил Мэлкинз. Он повел Грейсона в знакомый ему бар за углом. После двух бокалов виски им вспомнился Джон Харт. Грейсон, оказывается, встречал его с месяц назад, почти все такого же чокнутого, по, как ни странно, не буйствующего и обходящегося без посторонней помощи. При этом безумец на каждом шагу сорил старинными золотыми монетами, будто какой-нибудь сказочный арабский шейх.
— Дела, — протянул Мэлкинз. Он вытер пот со лба. — Билл, — задумчиво сказал он. — Послушай. Покарай меня бог, если я понимаю, что тут происходит. Не поверишь, но за неделю пролетает целое десятилетие. И так все время. Вокруг все смертны, кроме меня. По такому бешеному календарю каждые сорок лет я женюсь на очередной двадцатилетней девушке, а к концу месяца она уже старуха. Ты не думаешь, что все это нам только чудится? В один прекрасный день мы внезапно проснемся в нашей ракете, а перед глазами — снова та безвоздушная мрачная пустыня с четырьмя градусами по Кельвину ночью и семьюстами в полдень… Ладно, пусть не так. Но тогда, откуда все это берется?