Бедный мистер Киббл! В довершение своего позора он еще и запятнал себя божбой — само вырвалось как-то, будь оно неладно! — в присутствии юной леди! Скрывая душевную муку (буде такое возможно!), молодой человек схватился рукой за щеку и развернулся к профессору.
— Ах да… Том поставил Нестора в стойло, сэр… рядом с Мэгги, — с трудом выдавил из себя мистер Киббл. — Со временем и корма ему задаст… как только коняга остынет…
В холле послышался веселый топоток: вниз по лестнице вприпрыжку сбежала Фиона. Улыбаясь, девочка поспешила к Лауре, а та обняла воспитанницу за плечи и поцеловала. В это самое мгновение из кухни выплыла миссис Минидью и на радость всем присутствующим возвестила:
— Ужин готов, леди и джентльмены. Пожалуйте к столу.
Трапезу накрыли в небольшой, но очень уютной столовой. Профессор занял место во главе застеленного скатертью стола, Фиона — слева от него, а мистер Киббл — в противоположном конце. Подоспел и мистер Плюшкин Джем: кот вспрыгнул на рядом стоящее кресло, откуда мог вести наблюдение за сотрапезниками, отслеживая любой намек на грядущие щедроты.
— Боюсь, что Ханна в отлучке: ухаживает за заболевшим родственником, — сообщила миссис Минидью от дверей кухни. — Так что сегодня с ужином посодействует Лаура.
В ходе суматошной беготни туда-сюда, под звон бокалов и звяканье фарфора, на столе возникла всевозможная снедь. Сперва подали суп, затем крекеры с тмином, жареную камбалу и креветок, соусник с креветочным соусом и огромное блюдо с картофелем. Следующую перемену блюд составили запеченная баранья лопатка с каштановым кетчупом, печеные яблоки, фруктовый салат, веточки петрушки, всевозможные овощные блюда и тарелка с сервелатом. В довершение гостей обнесли портером и подогретым бузинным вином, приправленным бренди и пряностями. А для маленькой Фионы на стол поставили сельтерскую воду с мятой и вишней.
Покончив с сервировкой, гувернантка заняла место за столом напротив Фионы; таким образом, профессор оказался от нее по левую руку, а мистер Киббл — по правую.
— Просто восхитительно! — бурно восторгался секретарь, мгновенно оживившись благодаря креветкам и портеру. Молодой человек не переставал изумляться количеству и качеству снеди, выставляемой на стол в профессорском доме. — Не помню, чтобы мне доводилось пробовать такой потрясающий креветочный соус! А картофель… а яблоки…
— Благодарю вас, мистер Киббл, я очень рада, что вам нравится, — просияла улыбкой миссис Минидью. — Ваше общество нам всегда приятно. — Сквозь открытую дверь за ее спиной было видно, что за маленьким кухонным столиком вальяжно развалился старый Том Спайк: ему и домоправительнице еще предстояло вкусить свою долю яств.
— Мисс Дейл, — проговорил профессор после небольшой паузы, в течение которой все молча воздавали должное трапезе. — Хочу воспользоваться этой возможностью, дабы отметить, сколь блестящих результатов вы достигли в обучении моей племянницы. За то недолгое время, что вы с нами, вы превзошли все мои надежды и ожидания на этот счет. Совершенно очевидно, что Фиона привязалась к вам всем сердцем. Мне хотелось, чтобы вы знали, как мы вам признательны за вашу заботу и усердие.
— Благодарю вас, сэр, — зарумянившись, отвечала юная леди. — Могу, в свою очередь, сказать, что обучение Фионы обернулось для меня исключительным удовольствием, ваша племянница — умная, смышленая девочка, все схватывает на лету и всей душой тянется к знаниям. Право же, сэр, она несказанно облегчает мне работу.
— Дядя Тиггз, — проговорила Фиона, сосредоточенно разрезая сервелат, — мне бы очень хотелось выучить французский.
Взрослые переглянулись.
— Ну что ж, — произнес наконец профессор, промокнув губы салфеткой, — очень похвальное желание, милая моя. Возможно, мисс Дейл согласится время от времени давать тебе уроки французского.
— Я слышала, как миссис Минидью говорит по-французски. По-моему, это очень красивый язык.
— Это мертвый язык, — заметил мистер Киббл.
— А что такое мертвый язык? — осведомилась Фиона. Во взгляде ее читалось невинное любопытство.
Мистер Киббл оглянулся на профессора и Лауру: оба с интересом ожидали его ответа. Он отложил в сторону нож и вилку и поправил очки.
— Его называют мертвым языком, потому что им уже давно никто не пользуется… больше ста лет как минимум. И уж в Солтхеде этот язык точно никому не нужен.
— А почему? — не отступалась Фиона. — Почему на нем никто больше не разговаривает? Французские слова миссис Минидью звучали так мило! Можно, я тоже научусь говорить по-французски?
— Конечно, можно, дорогая моя; если ты хочешь, то конечно, — улыбнулся дядя девочки. — Некогда, знаешь ли, французский был одним из самых важных языков в мире. В те времена все образованные люди говорили по-французски. Это был язык закона, язык королей и принцев. Но с тех пор минул не один год… сотни и сотни лет, сказать по правде; речь идет о далеком прошлом, задолго до разъединения.
— А что такое разъединение?
Прямо над головами прогремел раскат грома. Профессор перевел взгляд с секретаря на мисс Дейл, словно собирая невысказанные мнения насчет того, продолжать тему или нет.
— Разъединение — это… это часть истории, детка, — проговорил он медленно — «Разъединение» — это когда что-то раскалывается или бьется на части. Видишь ли, именно это и произошло некогда с миром. Много веков назад, когда сюда прибыли первые переселенцы из Англии, огромные корабли под парусами плавали по всему миру — к самым разным, удивительным землям. Они бывали везде и повсюду доставляли людей из родных мест в иные края, а назад везли экзотические товары. А потом, примерно сто пятьдесят лет тому назад, все закончилось… после того как случилась великая трагедия.
— А что такое трагедия?
— Трагедия, — заполняя паузу, подсказала мисс Дейл, — это когда с хорошими людьми приключается что-нибудь ужасное. В нашем случае пришли тьма и холод: лютая зима, затянувшаяся на много лет, — так что многим, очень многим хорошим людям пришлось несладко.
— Они умерли? — уточнила Фиона, серьезно и сосредоточенно глядя на гувернантку. В зареве свечей лицо девочки лучилось мягким светом.
— Боюсь, что да, умерли. Очень многие. По правде говоря, почти все.
— Но если они были такими хорошими, почему же им пришлось умереть?
— Не знаю, милая. И никто не знает.
— Равно как и никому доподлинно не известно, что именно произошло при разъединении, — продолжил мистер Киббл — Некоторые считают, что с неба упал огненный шар — метеор или комета, а другие ссылаются на извержение вулкана. Возможно, и то и другое — правда; с уверенностью ничего сказать нельзя. Но что бы уж ни послужило тому причиной, небо заволокли клубы дыма, стало темно, и мгла не развеивалась долгие месяцы. Затем с севера наползли ледяные глыбы, и мир замерз.
— Я видела Англию в моем географическом атласе, — проговорила Фиона. — Это остров, правда ведь, и до него очень далеко?
— Да, бесконечно далеко. Нужно пересечь огромный континент и огромный океан.
— И Европу я тоже видела. Франция ведь там?
— Да, Франция там. Или, точнее, была там.
— А дым и тьма дошли до Солтхеда? Здесь люди тоже умирали?
— Очень немного, — отвечал секретарь. — Нам удивительно повезло: бедствие нас почти не затронуло, так что люди продолжали жить, как жили. Но к тому времени корабли перестали прибывать к здешним берегам, и некому было доставить вести о большом мире. Все сношения с Англией прекратились. Отныне никто из тех, кто отплывал в Англию, не возвращался. Собственно говоря, никому не известно, существует ли еще Англия, или любая другая страна, если на то пошло. Никто не знает, что погибло, а что осталось — если осталось хоть что-нибудь. Никто больше туда не плавает, и оттуда никто с тех пор не приезжал.
— Может, про нас забыли, — предположила Фиона.
Мистер Киббл удрученно покачал головой.
— К сожалению, я не верю, что там есть кому забывать. Все, что нам доподлинно известно, сводится к следующему: здесь, в Солтхеде, и к северу от Саксбриджа, и на восток до Ричфорда, и к югу до островов в проливе люди выжили.
— Понятно, — протянула Фиона, молча осмысливая услышанное и рассеянно теребя остатки сервелата. — Это все очень грустно.
Разговор угас сам собой. Лаура, вознамерившись рассеять мрачную атмосферу, глянула на свою подопечную.
— Фиона, милая, ты не поможешь мне принести из кухни чудесный десерт, что состряпала миссис Минидью?
Девочка мгновенно просияла.
— Ох да, конечно, мисс Дейл, с удовольствием!
— Тогда пошли.
Вскоре они возвратились: Фиона несла огромное блюдо с засахаренными сливами, Лаура — поднос с миндальной карамелью, а миссис Минидью — чайник с ромашковым чаем.
— Сдается мне, роскошнее трапезы этот дом не знал, — проговорил профессор, отведав вновь принесенных кулинарных изысков. — Миссис Минидью, мисс Дейл — вы сегодня превзошли самих себя. Вы… вы… вы совершенно неутомимы!
— Все изумительно вкусно, — вторил мистер Киббл, энергично кивая.
В этот самый момент комнату огласили жалобные вопли мистера Плюшкина Джема: кот, спрыгнув с кресла, устроился у ног профессора и теперь выжидательно поглядывал вверх.
— Никак, попрошайничаете, юноша? — укорил профессор кота. — Где же ваши хорошие манеры?
Десерт и впрямь оказался восхитителен. В результате разговор оживился, время летело незаметно. Наконец со стола убрали тарелки и сняли скатерть. Джентльмены удалились в гостиную; профессор курил трубку, задумчиво глядя в огонь, а мистер Киббл допивал ромашковый чай.
Спустя некоторое время в гостиную заглянула весьма удрученная Фиона — пожелать всем спокойной ночи. Профессор обнял девочку и поцеловал ее в лоб. Мистер Киббл потряс крохотную ладошку с застенчивой церемонностью человека, к детям непривычного. Девочка удалилась вместе с мисс Дейл, что дожидалась ее под аркой в холле.
Тем временем миссис Минидью покончила с кухонными хлопотами, и профессор счел уместным предложить партию в вист, на что и домоправительница, и мистер Киббл готовностью откликнулись. Как только возвратилась Лаура и, в свою очередь, поддержала эту мысль, участники полились на две команды, и игра началась. Миссис Минидью, считавшаяся весьма и весьма осмотрительным игроком, как и следовало ожидать, выбрала в партнеры мисс Дейл, предоставив мистера Киббла и профессора самим себе.
Карты порхали над столом вот уже примерно с полчаса, когда отрадное потрескивание огня в очаге было заглушено отчаянным криком, конским ржанием и прочими тревожными звуками, донесшимися со стороны конюшни.
Профессор и мистер Киббл как по команде вскочили на ноги и ринулись к черному ходу.
— Господи милосердный, что происходит? — воскликнула миссис Минидью.
Профессор схватил шляпу и выбежал в ночь; секретарь следовал за ним по пятам. Они проворно спустились по задней лестнице и, шлепая по воде, пересекли двор.
Вспышка света высветила фигуру Тома Спайка: он выскочил из конюшни, сжимая в руке шипящий факел, и на лице его отражался неописуемый ужас.
Глава VII
Ночная прогулка
Шелест ветра в кронах, точно шорох кожистых крыльев, непрекращающийся шум дождя, раскаты грома в холодном черном небе, дымящийся факел в руках у Тома Спайка, освещающий темноту под свесами крыши, — вот что видели и слышали профессор и мистер Киббл, бегом пересекая двор.
А из конюшни, дополняя картину, доносилось исступленное ржание перепуганных лошадей.
— Что там такое, Том? — прокричал профессор, с трупом переводя дух. Струи дождя хлестали по его шляпе и сюртуку.
— Нет, не ходите туда! — предостерег Том, качнув головой в сторону двери. Глаза его размером потягались бы с куриными яйцами, а рука, сжимающая факел, явственно дрожала.
— Что случилось с лошадьми? Что с Мэгги?
— И Нестором? — добавил мистер Киббл.
Из конюшни снова донеслось испуганное ржание.
— Что такое, Том? Лошади словно взбесились!
— Это не они взбесились, нет, — срывающимся голосом отвечал конюх.
— Надо их успокоить. Это все гроза. Сами знаете, Мэгги не выносит грома и молний. Просто сама не своя делается.
— Ах, если бы! — воскликнул Том Спайк, но в подробности вдаваться не стал. Его губы тряслись. Он весь дрожал, глиняная трубка выпала изо рта, глаза неотрывно глядели в никуда. Лицо Тома покрылось мертвенной бледностью; выглядел он как человек, увидевший привидение.
Профессор и мистер Киббл обменялись суровыми взглядами. На мгновение темноту взорвала вспышка молнии. В тучах прогрохотал гром.
— Так что там, Том? Что вы видели в конюшне?
Конюх не ответил ни слова. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.
— Дайте-ка мне, — проговорил профессор, отбирая у Тома факел. — Вам нужно успокоиться — нельзя так перенапрягаться! Вы пережили сильное потрясение. Ступайте в Дом, Том. Ступайте! Мы с мистером Кибблом сами справимся с ситуацией.
— Если только сумеете, сэр! — прошептал старый Том и побрел к черному входу, безумно оглядываясь по сторонам, словно в темноте вокруг него происходило что-то ужасное.
Стараясь производить как можно меньше шума, профессор вошел в конюшню; мистер Киббл следовал за ним по пятам. Факел высветил ближайшие уголки и закоулки, разгоняя тени и роняя неверный отблик на стойла, где размещались лошади.
Крапчатая кобылка прижала уши и требовательно заржала; ей эхом вторил Нестор, черный мерин секретаря, поставленный в соседнее стойло. На боках, и шеях, и крупах животных играл глянцевый отблеск.
— Да они все в поту, — задохнулся мистер Киббл.
Профессор кивнул. Он шагнул к кобылке, желая ее успокоить, но тем самым лишь перепугал ее еще сильнее. Мэгги завращала глазами, всхрапнула, встала на дыбы и забила копытами в воздухе.
— Мэгги, Мэгги, да что на тебя нашло! — воскликнул профессор.
— Может, она взбесилась? — предположил мистер Киббл.
Кобылка замерла и уставилась на хозяина поверх двери стойла: бока ее были в мыле, ноздри раздувались, передние ноги подкашивались. Мистер Киббл, в свою очередь, попытался утихомирить собственного коня, но встретил такой же отпор. Мерин яростно бил копытами и тряс головой. Он метался по стойлу, взрывая солому, и хлестал себя хвостом.
Мистер Киббл обернулся к профессору, собираясь что-то сказать, однако тут же прикусил язык. Он выжидательно смотрел на своего нанимателя, а тот, сосредоточенно сощурившись, не отрывал глаз от некоей точки, находящейся где-то посередине, у секретаря за спиной.
— Не двигайтесь, мистер Киббл, — твердо приказал профессор. — Не двигайтесь и не оборачивайтесь.
— А что такое, сэр? — прошептал секретарь, с трудом сдерживая желание ослушаться. — Что вы там такое видите?
Но отвечать не понадобилось, ибо мистеру Кибблу недолго суждено было мучиться неизвестностью. Позади него послышалось глухое, злобное рычание. Профессор поднял факел и неспешным, размеренным шагом двинулся в направлении секретаря.
— Мистер Киббл, — негромко проговорил он, — как только я вас миную, можете обернуться и посмотреть. Только, пожалуйста, держитесь позади меня. А теперь внимательно слушайте. У самой двери к стене прислонены вилы. Рядом с тачкой. Видите? Хорошо. Идите туда — очень медленно — и возьмите их.
Осторожно, но уверенно профессор шел вперед — и вот наконец миновал не на шутку встревоженного мистера Киббла. Секретарь опасливо повернулся на каблуках, высматривая тварь, так напугавшую лошадей и старика Тома.
Долго искать ему не пришлось: тварь была совсем рядом. В каких-нибудь пяти шагах от него на соломе сидел огромный пятнистый мастифф. На спине и шее его шерсть стояла дыбом, а кожа собиралась мелкими складочками, под стать вороху корабельных канатов. Пес дышал тяжело и учащенно; пасть его была вся в пене. Вот он снова зарычал — и слюна бурно запузырилась. Недобрые, настороженные глаза поблескивали в свете факела, точно черный фарфор.
— Турок, — проговорил профессор. — Пес старого скряги.
— Так, значит, это собака взбесилась, а вовсе не лошади, — заметил мистер Киббл, отступая в направлении вил.