Только она и Джесси знали о существовании этого места, и только они знали наверняка, что вскоре все эти растения погибнут. Она может побыть здесь совершенно одна. Никто не потревожит ее здесь. Здесь она будет наедине со своими мыслями, хотя вряд ли и здесь сможет она найти какое-нибудь решение. Дороти покончила с чаем, и когда пряность проникла во все уголки ее души, она внутренним взором явственно увидела ласковый, изобиловавший водой мир Каталана. Если бы она вместе с семьей могла снова вернуться туда…
Но одна мысль не сможет перенести домой, не сможет стереть несчастье, которое привело их сюда. Где теперь Джесси и Барри? Что, если и сам Инглиш — тоже тайный агент Вальдемара Хосканнера? Не оставил ли он их тела высыхать в пустыне подобно этим несчастным растениям?
По щекам Дороти заструились слезы. На этой планете плач называют «отданием воды мертвым».
13
В пустыне надежда — такая же редкость, как и вода. И то, и другое — не более чем мираж.
Плач добытчика пряности
Даже после того, как кончилась вода, они продолжали идти вперед. Они должны были идти, и они шли. Инглиш шел впереди, часто сверяясь с паракомпасом, а Джесси и Барри устало тащились следом. О том, чтобы вернуться назад, не могло быть и речи. Стоял знойный день, беспощадное солнце начало клониться к западу.
Они приблизились к низко висящей бесцветной дымке, и Джесси понял, что они наткнулись на фумаролу. Хотя было мало надежды найти здесь воду, они пошли к клубам пара, вырывавшимся из-под земли. В любом случае этот химический пар, или дым, заслонит их от палящих солнечных лучей.
Поднялся ветер, и Инглиш встревоженно огляделся. Он потрогал свой лоснящийся шрам и посмотрел на Джесси.
— Погода меняется. Я чувствую.
— Скоро ли буря сюда доберется? — спросил Джесси. Барри всматривался на горизонт, ожидая увидеть стену надвигающейся пыли.
— Нет признаков, — ответил Инглиш. — Буря — дама капризная. Может обрушиться прямо на нас, как бы мы от нее ни прятались, а может и полностью пройти стороной. Этого не угадаешь.
Укрывшись в полутени среди камней, окрашенных серой из испарений фумаролы, они сели отдохнуть. Джесси раскрыл мешок и достал паракомпас.
— Хочу посмотреть, долго ли нам еще идти.
К его ужасу, он, уточнив координаты, увидел, что оставалось идти больше, чем вчера. Стрелка указателя смотрела под тупым углом в сторону оттого места, куда они так долго шли.
— Вильям, проверь свой компас.
Бригадир достал свой компас и поднес его к прибору Джесси. Сравнив показания, мужчины были поражены до глубины души. Показания приборов были абсолютно разными. Инглиш нажал кнопку и перезапустил компас. Стрелка бешено крутанулась и заняла новое положение. Джесси сделал то же самое, и стрелка уставилась в том направлении, откуда они пришли. Мужчины молча посмотрели друг на друга.
— Опять диверсия? — спросил Джесси.
— Нет, думаю, что эти дюны богаты магнетитом, — ответил Инглиш; голос его сел от отчаяния и подавленности. — Статическая энергия от фронта бури, от червя, может быть. Эти поля и искажают показания компаса.
Джесси снова включил и выключил компас. На этот раз стрелка принялась бешено и безостановочно вращаться. Инглиш ссутулил плечи, отдавшись безнадежности.
— Мы все это время шли в неверном направлении! Мы не можем узнать теперь, где находится станция, и не можем вернуться назад, потому что наши следы уже давно стер ветер.
Джесси не хотелось выказывать страх перед сыном. Значит, они просто бесцельно блуждали по пустыне, быть может, описывая круги. В открытой пустыне невозможно на глаз определить, где находится станция, Картаг, имперская база, погребенный в песке орниджет или что угодно еще. Они заблудились, и в довершение всех бед у них закончилась вода.
Впавший в бесконечное отчаяние, Инглиш, шатаясь, побрел к обесцвеченному фумаролой участку песка. Бригадир неподвижно застыл на месте, что-то внимательно рассматривая. У Джесси шевельнулась мысль — не хочет ли этот человек броситься в раскаленное жерло фумаролы.
— Как может вообще что бы то ни было здесь выживать? — произнес наконец Инглиш. — Всякое живое существо нуждается в воде. Может быть, нам стоит попить кровь этих кенгуровых мышей?
— Я старался их поймать, — хриплым и тихим голосом отозвался Барри.
Инглиш, словно охваченный азартом охотник, наклонившись, присмотрелся к хрустящему запекшемуся песку близ кратера фумаролы. Голос его перешел в шепот.
— Но ведь под землей живут огромные звери. Значит, там, внизу, есть вода.
Испачканный пылью бригадир протянул руки к каким-то тварям, которые шевелились, ползали и извивались в горячем песке вокруг кратера.
Он бросился вперед, ломая руками корку запекшегося от жара песка. Как собака, Инглиш принялся отбрасывать в сторону песок, вкапываясь все глубже и глубже до тех пор, пока не ухватил что-то. Он едва не упал на спину, вырвав из-под земли какое-то создание, похожее на огромное одноклеточное, размером с предплечье взрослого мужчины. Инглиш швырнул добычу на плотно утрамбованный песок, упал на колени и попытался прижать тварь к земле, так как она продолжала дергаться и извиваться.
Барри, охваченный мальчишеским любопытством, подбежал к Инглишу, забыв о всех трудностях.
— Что это?
— Песчаная форель. Доктор Хайнес говорил, что они часто встречаются возле фумарол. — Инглиш посмотрел на мальчика красными воспаленными глазами. — Все, что меня сейчас интересует, — это живые ли они и есть ли у них внутри жидкость — кровь, сок или протоплазма, кто знает…
Он сдавил пальцами податливую плоть дергавшегося создания, потом полез в карман за ножом.
— Сможем ли мы выжить на этом? — спросил Джесси. Бригадир сдернул с лица маску и угрюмо пожал плечами.
— Я никогда не слышал, чтобы кто-то ел песчаных форелей. Насколько я знаю, никому и не надо было этого делать.
— А что, если она ядовитая? — спросил Барри.
— Сдается мне, молодой человек, что мы уже все равно что покойники — во всяком случае, если не найдем воду.
Он постарался сглотнуть, но горло его настолько пересохло, что попытка оказалась тщетной.
— Я хочу использовать этот шанс. Один из нас должен это сделать.
Джесси понизил голос:
— Благодарю тебя за то, что ты не сдаешься, Вильям.
Инглиш попытался пальцами разодрать кожистую оболочку песчаной форели, потом проткнул ее кончиком ножа. Из разреза начала сочиться густая жидкость, по виду похожая на вязкую слюну. В воздухе появился мощный аромат, сильный щелочной запах, смешанный с духом корицы. Запах был так силен, что от него защипало в глазах.
— Пахнет, как меланжевое пиво. — Инглиш макнул палец в жидкость и попробовал ее на язык. — И вкус точно такой же… очень крепкая штука. Но другая.
Отбросив всякую осторожность, Инглиш приник ртом к разрезу, прикрыл глаза и глотнул, хлюпая и причмокивая, слизистую густую жидкость.
Джесси хотел было сказать Инглишу, чтобы тот попробовал сначала немного — вдруг у жидкости окажутся какие-нибудь вредные или ядовитые свойства, но потом понял, что человек испытывает такую жажду, что никакие предупреждения его не остановят.
Барри шагнул вперед, жадно глядя на песчаную форель и сочащуюся из нее жидкость.
Внезапно Инглиш неестественно и резко выпрямился словно шомпол и бросил протоплазматическую тварь на плотно утрамбованный песок.
— Как жжет! Вспыхивает, как сотня маленьких взрывов у меня во рту. — Он прижал руку к груди. — Вот оно у меня в груди, вот оно безостановочно движется вниз.
Он испустил долгий мучительный вздох, сцепил пальцы и стал тянуть руки в разные стороны с такой силой, словно хотел вывихнуть пальцы из суставов.
— Оно проникает до самых кончиков пальцев! Оно как будто шахты, прорытые до каждой моей клеточки. — Он вскочил на ноги и затрясся от возбуждения; потом на секунду притих и уставился в небо, в котором уже явно просматривались признаки наступающей бури. — Это пряность, сердце Дюнного Мира! Я могу чувствовать червей.
Джесси потянулся вперед и схватил Инглиша за руку.
— Вильям, попробуй глубже дышать. Возьми себя в руки, ты отравился…
С дикими глазами бригадир принялся медленно кружиться на месте.
— Я чувствую все, что подо мной, и все, что вокруг меня. Пряность, червей, песок. Планктон и… еще больше. Я вижу чудеса, которые мы никогда не видели и даже не могли себе вообразить.
Внезапно Инглиш ударил Джесси, отбросил его в сторону и упал на колени. Словно безумный, Вильям бросился к песчаной форели, припал к ней губами и, сделав еще один большой глоток, принялся дико хохотать. Он поднял глаза, увидел Барри и с криком бросился к мальчику.
— Я —
Теперь он одно с песком.
Погребальная литания Дюнного Мира
Отказываясь признать казавшееся очевидным поражение, Дороти произвела свои вычисления — она оценила запасы, бывшие на борту орниджета, и постаралась понять, сколько времени можно было с ними выжить.
Одна поисковая команда за другой возвращались с неутешительными новостями, точнее без новостей вообще. В пустыне размером с целую планету затерянный в ней человек и сам становился не больше ничтожной песчинки. Подобно прожорливому хищнику, безводные пространства поглотили Джесси, Барри и Инглиша.
В бараках осужденных в Картаге, в поселениях освобожденных Гурни Халлек неустанно старался ободрить людей, вселить в них надежду на лучшее, поднять их дух. Дороти восхищалась его усилиями, тем, как он пел свои вдохновенные песни, но когда он пел эти песни ей самой, то в них проскальзывали трагические ноты, и с каждым днем таких нот становилось все больше.
Между тем освобожденные рабочие, которых вместо работы посылали на бессмысленные поиски, начали роптать по поводу потерянных премий и бонусов. Дороти не могла винить их за это, ведь для этих людей премии были единственной надеждой хоть когда-нибудь получить возможность покинуть Дюнный Мир. Осужденные рабочие тоже не хотели покидать свои комбайны, так как опасались, что их вывезут в еще более страшные тюрьмы — на Салусу или на Эридан V. Но при этом никто и слышать не хотел о возвращении Хосканнеров…
— Должно быть, их орниджет потерпел крушение во время бури, — сказал генерал Туэк, когда они с Дороти беседовали в ее кабинете на четвертом этаже штаб-квартиры. Он стоял, опершись руками о спинку стула. — Но это могла быть и диверсия, что очень и очень вероятно. Всякий, кто знал, что кавалер собирается лететь на передовую станцию, мог подстроить ему ловушку на обратном пути.
— Об этой экспедиции знали очень многие, генерал. — Дороти встала у окна, скрестив на груди руки. Что-то в этом человеке всегда раздражало и возмущало ее.
— Вы знали об этом, мадам. Любой человек мог понять, что между вами и кавалером возникли какие-то трения, когда он отбыл в экспедицию. В чем именно состояла суть вашего с ним несогласия?
Она покраснела от гнева, который затопил ее, заставляя забыть о печали и горе.
— Все личные отношения между мною и Джесси именно такими и являются — личными! Как вы вообще смеете предполагать, что я стала причиной несчастья?
— Моя обязанность как начальника службы безопасности подозревать всякого, особенно тех, кто мог получить выгоду от его гибели. Вы официально приближены к Дому Линкамов. Мне кажется, что кавалер сделал ошибку, доверив простолюдинке управление делами и финансами своего государства.
Дороти была настолько ошеломлена этим обвинением, что ей потребовался долгий миг, чтобы уловить логику в рассуждениях генерала.
— Оставив в стороне тот факт, что Барри — мой сын. — Она медленно вдохнула, стараясь сделать ледяным свой голос. — Если Дом Линкамов падет, то я потеряю все. Я была бы последней дурой, если бы заставила Джесси пойти на такой риск.
— Вы отнюдь не глупы, мадам. На самом деле у вас вполне могло бы хватить ума спрятать в надежном месте большую часть линкамовских богатств. — Испятнанные красными метинами губы генерала сложились в жесткую усмешку. Ветеран не выказывал ни малейшего сочувствия.
Она уперла руки в бока, давая понять, что не сделает попытки задушить его.
— Этого вполне достаточно, генерал, — особенно для человека, который дает понять, что пора прекратить поиски.
— Я не делал таких предложений. — Он с обидой выпрямился и встал по стойке «смирно», держа руки по швам. — Я служу Дому Линкамов больше времени, чем вы знаете Джесси, мадам. Я уже видел, как погибли два его представителя. Если мы перестанем искать, то род Линкамов прекратится, и тогда Хосканнеры выиграют.
Красные губы дрогнули.
— Но то же самое справедливо, если мы прекратим добычу пряности. Я имел в виду, что мы должны вернуть на добычу часть рабочих команд. Каждый день мы теряем почву под ногами и все больше и больше проигрываем Вальдемару Хосканнеру.
Дороти холодно смотрела на генерала, а мысленно пыталась ответить себе на главный, фундаментальный вопрос: что должна делать она, чего хотел бы от нее сам Джесси? Даже в этой критической и безысходной ситуации он, вероятно, надеялся, что она будет ждать его дольше, чем другие, но ведь он также доверил ей все хозяйство Дома Линкамов, она была его финансовым гением, и, кроме того, она должна была обеспечить будущее Барри. Она поняла, какими были бы желания Джесси.
Дороти заговорила тоном, не терпящим возражений: — Продолжайте поиски, генерал, но назначьте временного бригадира, пока отсутствует Вильям Инглиш. Отправьте бригады в пески, пусть приступают к работе как можно скорее.
* * *
Буря приближалась. Джесси посадил сына в естественное укрытие — за склоном дюны, песок которой превратился в плотную корку под действием паров и дыма, вырывавшегося из жерла фумаролы.