Мама ничего не ответила, но Джуд помнил, что она тогда сделала. Она встала из-за кухонного стола, ушла в комнату, где обычно занималась шитьем, и закрыла за собой дверь, не смея взглянуть ни на мужа, ни на сына. Джуд и его мать никогда не помогали друг другу. Даже в крайних ситуациях они не смели прийти друг другу на выручку.
– Я сказал, подойди сюда, – повторил Мартин. Звук удара о стол. Звук падающего стула. Потом снова вскрикнул Джастин – неровным от страха голосом:
– Только не руку! Папа, только не руку! – Я тебе покажу, – сказал его отец.
И затем – резкий плотный стук. Это с силой захлопнули дверь, и Джастин-мальчик по радио завопил безостановочно. Его вопль выбросил Джуда в ночной воздух.
Он промахнулся мимо ступени и повалился на колени в мерзлый грунт. Поднялся, пробежал два шага, снова споткнулся и упал на четвереньки перед пикапом. Его глаза оказались на уровне переднего бампера, увешанного отбойниками и прожекторами.
Иногда фасад дома или передняя часть машины бывают похожи на человеческое лицо. Так и было с «шевроле» Крэддока. Прожекторы – два ярких, слепых, немигающих глаза умалишенного. Хромированный бампер – серебристая гримаса. Джуд был почти готов к тому, что пикап бросится на него, проворачивая в щебенке колеса, но этого не произошло.
Бон и Ангус прыгали на переднюю стенку своего загона, ни на миг не прекращая лай – глубокий горловой рык страха и ярости, вечный, примитивный язык собак: «Видишь мои зубы? Не подходи, а то узнаешь их поближе. Не подходи, я сильнее тебя». Джуд сначала думал, что они лают на грузовик, но Ангус смотрел куда-то в сторону. Джуд проследил направление собачьего взгляда – назад, за спину хозяина: в дверях кабинета Дэнни стоял Крэддок. Призрак приподнял черную шляпу в знак приветствия и аккуратно надел ее снова.
– Сынок. Ну-ка вернись обратно, сынок, – сказал мертвец.
Но Джуд старался не слушать его, изо всех сил сосредоточившись на лае собак. Их лай вывел его из гипнотического состояния в студии, и с того момента для Джуда жизненно важно было добраться до собак. Хотя он не смог бы объяснить никому, в том числе и себе, почему это так важно. Но когда он слышал голоса Ангуса и Бон, он вспоминал свой собственный голос.
Джуд поднялся, побежал, упал, опять поднялся, споткнулся о бордюр, со всего маху грохнулся на колени. Дальше он пополз по траве: у него больше не осталось сил держаться на ногах. Колотую рану в левой руке обжигало холодным воздухом.
Он оглянулся: Крэддок шел следом. Из его правой руки выпала золотая цепочка, и на ее конце раскачивалось лезвие – капля серебристого блеска, разрывающего ночь. Ее сияние зачаровывало Джуда. Он чувствовал, что его взгляд будто магнитом притягивается к бритве, а мысли вытекают из него, и тут же пополз прямо к внешней стенке собачьего загона, сделанной из металлической сетки. Джуд ударился о нее головой и упал на бок. С трудом перекатился на спину.
Он был у двери в загон. Ангус бросался на нее с другой стороны, выпучив в бешенстве глаза. Бон застыла чуть дальше и, не замолкая ни на миг, пронзительно лаяла. Мертвец зашагал к Джуду.
– Давай покатаемся, Джуд, – сказал призрак. – Прокатимся по ночной дороге.
В душе Джуда вновь возникла пустота. Он чувствовал, что опять поддается этому голосу, поддается серебряному лезвию, размеренно вперед-назад – режущему ночную тьму.
Ангус прыгнул на дверь с такой силой, что она отбросила его назад, и пес опрокинулся на бок. Удар собачьего тела о дверь вывел Джуда из транса.
Ангус
Ангус хотел выйти из загона. Он уже подскочил на лапы и лаял на покойника, царапая когтями по сетке загона.
И тогда Джуду пришла мысль – дикая, до конца не оформленная в слова. Он вспомнил, что вчера утром читал что-то в одной из оккультных книг. Что-то о животных-фамилиарах. Там, кажется, говорилось, что они могут общаться с мертвыми напрямую.
Призрак Крэддока стоял уже у самых ног Джуда. Впалое белое лицо покойника застыло в маске презрения. Черные подвижные загогулины скрывали его глаза.
– Слушай меня. Слушай звук моего голоса.
– Я уже достаточно тебя наслушался, – ответил Джуд. Он потянулся к дверце загона, нащупал щеколду и повернул ее. Секундой позже Ангус прыгнул на дверь, она с треском распахнулась, и пес бросился на покойника с низким сдавленным рыком, исходящим из самой глубины его мощной грудной клетки. Джуд никогда раньше не слышал такого грозного рычания. Бон вылетела следом, оскалив зубы и высунув язык.
Мертвец качнулся и торопливо отпрянул назад, явно растерявшись. Что затем последовало, Джуд так до конца и не понял. Ангус прыгнул на старика – но Джуду показалось, что Ангус был не одной собакой, а двумя. Первая была гибкой, крепкого сложения немецкой пастушьей овчаркой, как и всегда. Однако с этой овчаркой соединялось непроницаемое черное пятно в форме собаки, плоское и однородное, при этом ощутимо плотное – некая живая тень.
Материальное тело Ангуса перекрывало черную тень, но не полностью. Пес-тень выглядывал по краям, особенно в области пасти Ангуса. Этот второй черный Ангус атаковал покойника на мгновение раньше настоящего Ангуса, набросившись на Крэддока с левого бока, подальше от руки с золотой цепью и от висящей на ней серебристой бритвы. Мертвец злобно вскрикнул и стряхнул с себя Ангуса, резко ударил его локтем в морду. Но нет, не Ангуса он ударил, а другую, черную собаку, которая вскидывалась и опадала – как тень от пламени свечи.
С другой стороны на покойника мчалась Бон. Она тоже состояла из двух собак – у нее появился свой черный двойник. Когда она подскочила к призраку, он швырнул в нее золотой цепью, и полумесяц бритвы со свистом прорезал воздух. Лезвие прошло через переднюю правую лапу Бон в районе плеча, но не оставило и следа. Потом оно достигло черной тени Бон, вонзилось ей в лапу, и черная Бон как будто зацепилась за лезвие, потянулась за ним, теряя форму и сходство с собакой. Но лезвие освободилось и вернулось в ладонь покойника. От боли Бон залилась диким, невыносимым визгом. Джуд не мог разобрать, какая из собак визжит, овчарка или ее тень.
Ангус бросился на покойника снова, раздвинув челюсти и целясь в горло, в лицо. Крэддок не успевал бросить в него свой серебристый нож. Ангус-тень подпрыгнул, уперся передними лапами в грудь призрака, и тот повалился на землю. Когда черная собака рвалась вперед, она вытягивалась почти на целый фут от немецкой овчарки, к которой была присоединена, удлинялась и в то же время истончалась, совсем как тени в конце дня. Ее черные клыки лязгнули в нескольких дюймах от лица мертвого старика. Шляпа Крэддока слетела с головы. Ангус – и овчарка, и собака цвета полуночи – вскочил на старика, стал рвать его одежду когтями. Время перескочило вперед.
Покойник снова был на ногах, спиной прижимался к грузовику. Ангус тоже перепрыгнул во времени вместе с Крэддоком и теперь вцепился зубами в его штанину. Он рвал и дергал черную ткань из стороны в стороны. Из царапин на лице мертвеца сочилась жидкая тень. Когда капли достигали земли, они шипели и дымились, словно жир, падающий на раскаленную сковородку. Крэддок пнул пса. Ангус перекатился через спину и вскочил на лапы. Все с тем же глубоким булькающим рыком, идущим откуда-то из глубины тела, Ангус прижался к земле, неотрывно глядя на Крэддока и его золотую цепочку с бритвой-полумесяцем на конце. Он ждал удобного момента. Под блестящим коротким мехом на спине пса бугрились мышцы, сворачивались перед прыжком. Черная тень оскалила пасть и прыгнула первой, опередив Ангуса на долю секунды. Собачьи зубы сомкнулись у промежности покойника, и теперь завизжал он. Скачок во времени.
Воздух звенел от звука захлопнутой двери. Старик сидел внутри своего «шевроле». Его шляпа валялась на дороге, смятая и грязная.
Ангус с разбега наскочил на борт пикапа, и от его ударов машина качнулась. С другого борта отчаянно скребла по металлу Бон. Ее дыхание туманом оседало на стекле, слюна стекала по окну – как будто это был настоящий автомобиль. Джуд не видел, как она оказалась там. Только что она жалась к нему, поскуливая от боли.
Бон соскользнула вниз, обернулась вокруг себя и снова набросилась на пикап. С другой стороны в то же мгновение на машину прыгнул Ангус. Однако «шевроле» внезапно растаял в воздухе, и две собаки столкнулись друг с другом в прыжке. Они стукнулись головами (Джуд расслышал глухой звук) и обрушились на мерзлую землю, где только что стоял пикап.
Но пикап исчез не полностью. Остались прожекторы – два круга света, парящие над дорогой. Собаки подскочили на лапы и принялись яростно облаивать эти круги. Бон выгнула позвоночник, ее шерсть стояла дыбом, она с лаем пятилась от бестелесных источников света. Ангус лаять больше не мог, каждый его рык становился еще более сиплым, чем предыдущий. Джуд заметил, что черные двойники овчарок исчезли, растаяли вместе с пикапом или вернулись в свои материальные тела, где, вероятно, прятались до сего момента. Джуд предположил (и идея показалась ему весьма разумной), что две черные собаки – это души Ангуса и Бон.
Круги света от прожекторов тоже постепенно таяли, становились все бледнее и синее, уменьшались в размере. Наконец они исчезли, не оставив после себя ничего, кроме слабых отпечатков на сетчатке глаз Джуда. Два тусклых диска лунного цвета еще некоторое время плавали перед ним.
Джуд закончил подготовку машины к отъезду, когда небо на востоке уже серело, подсвеченное первыми знаками рассвета. Он оставил Бон в машине, а Ангуса взял с собой и вернулся в дом. Поднявшись по лестнице в студию, он нашел Джорджию спящей там, где оставил ее: на диване, под белой простыней, снятой с кровати в гостевой комнате.
– Вставай, милая, – произнес он, положив ладонь ей на плечо.
Джорджия тут же открыла глаза и развернулась к нему. Выглядела она совершенно больной: длинная прядь черных волос прилипла к потному лицу, щеки горят нездоровым румянцем, а сама девушка бледна как снег. Джуд приложил руку к ее лбу. Она вся горела, ее била лихорадка.
Джорджия облизнула губы и промямлила:
– Который час?
– Половина пятого.
Она огляделась, приподнявшись на локте. – Какого черта я здесь делаю?
– Ты что, не помнишь?
Она подняла на него бездонные глаза. Губы ее задрожали, и ей пришлось отвернуться, закрыв глаза рукой.
– О господи, – выдохнула Джорджия.
Ангус протиснулся мимо Джуда к дивану и уткнулся ей в шею, стал тыкаться мордой под подбородок, словно призывал держать нос кверху. Влажные собачьи глаза заботливо поблескивали.
Когда его холодный нос прикоснулся к ее коже, Джорджия подскочила и окончательно проснулась. Она испуганно и непонимающе посмотрела на Ангуса, потрепала его между ушей и спросила:
– А кто тебе разрешил гулять по дому?
Потом она перевела взгляд на Джуда и увидела, что он полностью одет, сверху накинут длинный плащ, на ногах черные ботинки «Доктор Мартене». Одновременно она, осознала, что с улицы доносится горловое урчание заведенного «мустанга», стоящего под окнами. Вещи уже уложены в машину.
– Куда ты едешь?
– Мы, – поправил ее Джуд. – Мы едем на юг.
Путь
К концу дня, уже на подъезде к Фредериксбургу, Джуд заметил, что за ними следует пикап старого Крэддока, держась на расстоянии примерно в четверть мили.
Вел машину сам Крэддок Макдермотт, хотя в слабом вечернем свете, под желтым сиянием неба, где тихо рдели облака, трудно было разглядеть детали. И все же Джуд видел, что старик снова обзавелся черной шляпой и сгорбился за рулем, подняв плечи до самых ушей. А еще он нацепил на нос очки с круглыми линзами. В свете газовых фонарей, освещающих трассу И-95, эти линзы вспыхивали время от времени оранжевым тусклым огнем, будто дублируя два прожектора над бампером.
Джуд съехал с трассы при первой же возможности. Джорджия спросила почему, и он ответил, что устал. Мертвеца она не заметила.
– Давай я поведу, – предложила девушка.
Большую часть дня она проспала и теперь сидела в пассажирском кресле, поджав под себя ноги и склонив голову на плечо. Не дождавшись ответа, она всмотрелась в лицо Джуда.
– Все в порядке?
– Просто хочу найти место для ночевки, пока не стемнело.
Между спинками их кресел появилась голова Бон, овчарка хотела послушать, о чем говорят. Она любила участвовать в разговорах. Джорджия стала гладить собаку, а Бон с тревогой уставилась на Джуда шоколадными глазами.
Примерно через полмили на глаза им попался мотель «Дэйсинн». Джуд отправил Джорджию снять номер, а сам остался в «мустанге» вместе с собаками. Он не хотел рисковать: его могли узнать, а настроения общаться с поклонниками не было. Его не было вот уже пятнадцать лет.
Только Джорджия вышла из машины, как на ее место тут же перебралась Бон. Она улеглась в теплую ямку, вдавленную в кожаном кресле задом Джорджии. Устроившись, она положила морду на вытянутые передние лапы и виновато взглянула на Джуда. Она ожидала, что он прикрикнет на нее, велит убираться обратно к Ангусу на заднее сиденье. Но он не стал возражать. Собаки теперь могут делать все, что им будет угодно.
Еще в начале пути Джуд рассказал Джорджии, как собаки набросились на Крэддока.
– Мне кажется, призрак и сам не знал, что Ангус и Бонни представляют для него серьезную опасность. Но все же он видел в них некую угрозу. Он хотел напугать нас и вынудить поскорее уехать из дома и от собак, пока мы не догадались, что их можно использовать против него.
При этих словах Джорджия развернулась в кресле к овчаркам на заднем сиденье. Потрепала Ангуса за ушами, потерлась носом о морду Бон.
– И кто же тут мои героические собачки? Кто это, а? Да, это вы, мои смелые, мои храбрые, это вы! – И прочее, и прочее, так что вскоре у Джуда голова шла кругом от ее болтовни.
Джорджия вышла из офиса мотеля, поигрывая ключом. Махнув Джуду рукой, она повернулась и пошла за угол.
Он поехал за ней и припарковался перед бежевой дверью, одной из многих бежевых дверей в дальней части мотеля.
Джорджия вошла в номер вместе с Ангусом, а Джуд повел Бон на прогулку по зарослям колючего кустарника вдоль стоянки. Вернувшись, он оставил Бон с Джорджией и выгулял Ангуса. Он считал, что ни он, ни Джорджия не должны разлучаться с собаками надолго.
Лес, что рос позади мотеля «Дэйсинн», отличался от леса вокруг его загородного дома в Пайклифе, штат Нью-Йорк. Деревья были ярко выраженного южного типа, пахло сладковатой гнилью, сырым мхом и красной глиной, серой и сточными канавами, орхидеями и моторным маслом. Атмосфера была иной, воздух – плотнее, теплее, липкий от влажности. Как подмышка. Как Мурс-Корнер, где Джуд вырос. Ангус гонялся за светлячками, горевшими во мху то тут, то там бисеринками зеленого света.
Джуд вернулся в номер. Сегодня на переезд через штат Делавер у них ушло не больше десяти минут, причем он еще успел остановиться на заправке и даже вспомнил, что надо купить еды собакам. Он тогда схватил в магазинчике полдюжины банок с кормом. Пока Джорджия принимала душ, Джуд вытащил один из ящиков комода, открыл две банки с кормом, вывалил их содержимое в ящик и поставил его на пол перед овчарками. Собаки припали к еде, и комната наполнилась громким чавканьем, сопением и шумными вдохами.
Из ванной вышла Джорджия. Она остановилась у двери в застиранных белых трусиках и майке на лямках, не доходившей до пупка. Все признаки принадлежности к готам, кроме черного лака на ногтях ног, были смыты и стерты. Правую ладонь скрывали свежие бинты. Джорджия посмотрела на псов, наморщила нос, одновременно забавляясь и испытывая отвращение.
– Фу, какие мы неряхи. Если хозяева узнают, что мы кормим собак из их мебели, нас сюда больше никогда не пустят.
Она сказала это с сильным акцентом, очевидно желая повеселить Джуда. Весь день она то глотала окончания и растягивала гласные, то говорила в обычной манере – иногда для смеха, а иногда, как думал Джуд, безотчетно. Как будто она оставила в Нью-Йорке свою «городскую» личность, а взамен к ней сами собой вернулись прежние голос и поведение. Она снова была голенастой девчонкой из Джорджии, больше всего на свете любившей купаться голышом вместе с мальчишками.