Мы направились прямиком к рябине. Я внимательно оглядывал открывшееся пустое пространство, понимая, правда, что спрятаться здесь большому существу, например человеку, совершенно негде. Но оставались еще змеи, маленькие хищники, да и вообще, бдительность терять было нельзя. Но вокруг все было тихо. Даже слабый ветерок, сопровождавший нас всю дорогу по лесу, на этой поляне неожиданно затих. Под рябиной я расстелил свой плащ, сбросил мешок, и мы разлеглись в тенечке, словно уже давно договорились о привале.
Блаженно полежав минут двадцать в пахучей, мягкой траве, я сел и подтянул к себе свою котомку. Развязав затянутый ремешок, я наклонился над ней, для удобства привстав на одно колено.
– Так, посмотрим, что нам наши хозяйки в дорогу положили. Ибо по местным часам пора слегка перекусить… – Я подмигнул Даниле, улегшемуся на живот в траву рядом с плащом и довольно щурившему глаза.
Я запустил руку в котомку, и в это мгновение мне на плечи упало здоровое, мускулистое, хищное тело.
От неожиданности я покачнулся, а свалившийся мне на спину хищник запустил стальные когти в ткань куртки и всем своим весом рванул в сторону, явно пытаясь меня повалить. Но я, во-первых, уже пришел в себя, а во-вторых, понял, что зверь, напавший на меня из засады, недостаточно крупный, чтобы со мной справиться. Поэтому, сделав вид, что ему удалось меня повалить, я опрокинулся на бок, но вместо того, чтобы просто растянуться, мгновенно перевел свое движение в перекат, пытаясь раздавить повисшего на моей спине агрессора. Однако и тот был начеку. Стоило моим плечам начать прижиматься к траве, как зверь тут же отскочил в сторону и замер.
Я вскочил на ноги. Данила стоял прижавшись к стволу рябины и сжимая в каждой руке по ножу. Его глаза горели азартом, но никаких поспешных действий он предпринимать не собирался. А напротив меня, выгнув спину дугой и оскалив белоснежные клыки, топтался здоровенный, угольно-черный… Ванька.
Я облегченно рухнул на плащ и погрозил Ваньке кулаком. Тот уселся, примяв задом траву, и начал спокойно вылизывать свои лапы, или, другими словами, заниматься своим любимым делом. Данила с интересом за нами наблюдал.
– Ты что, Ваньку не узнал? – спросил я мальчишку. Тот еще раз внимательно оглядел кота и перевел изумленный взгляд на меня.
– Это ваш Ванька?…
Да, похоже, моему котяре удалось-таки удивить Данилу.
– Ну конечно. Ты что, в самом деле его не узнаешь?
– Нет! Этот кот вроде бы похож на Ваньку, только он раза в три больше… Я сначала подумал, что это такая странная рысь на тебя напала. А Ванька – он же такой… небольшой. – Данила озадаченно замолчал под изучающе-пренебрежительным взглядом, который бросил на него мой черношерстный друг.
– А ведь, пожалуй, это действительно Ванька… – произнес Данила задумчиво через несколько секунд.
– Можешь в этом не сомневаться. И это именно он преследовал нас в лесу. Помнишь ту темную тень?…
Данила кивнул, не отводя глаз от кота. Тот невозмутимо продолжал свои гигиенические процедуры.
– А ты знаешь, дядя Илюха, у него на боку какая-то бумажка наклеена, – вдруг заявил Данила.
Я отвлекся от изучения содержимого нашей котомки и посмотрел на Ваньку. Он сидел ко мне боком, но Данила мог его видеть с другой стороны во время нашей схватки. Поэтому я поднялся на ноги и медленно подошел к Ваньке. Он посмотрел на меня своим изумрудным глазом и тут же улегся в траве, подставив черную спину солнышку. Действительно, к его черной шерстке прилепилась узенькая полоска бумаги. Наклонившись, чтобы снять ее, я понял, что бумажка не прилепилась, а была специально приклеена к Ванькиной шерстке скотчем. Я осторожно отлепил бумажку. По узкой клетчатой полоске, неровно отрезанной ножницами, бежали мелкие строчки:
«Пять часов после твоего ухода. Ванька скандалит у входа, требует, чтобы его выпустили во двор. Думаю, он идет к тебе. Юра Светлану отвез в больницу. У нас все в порядке. Береги себя. Л.».
Я трижды прочел послание, удивляясь, как смогла Людмила догадаться, что Ванька уйдет за мной. И как… Нет! Моя жена – совершенно непостижимая женщина!
Медленно свернув записку, я сунул ее в нагрудный карман и тут же, встретившись с вопросительным взглядом Данилкиных глаз, вытянул ее назад и подал ему. Он развернул записку, шевеля губами, прочитал ее и вернул мне. Я снова засунул ее в карман.
Настроение у меня сразу и значительно улучшилось. Нас помнят! Нас любят! Нас ждут! Этого вполне достаточно, чтобы выбраться из любых передряг. В конце концов, мы не можем огорчать любящих нас!
Вернувшись к действительности, я извлек из торбы четыре больших и толстых бутерброда с вареным мясом, кусок сыра, пучок вымытой редиски, пяток завернутых в чистую тряпицу пирожков и две глиняные бутылки – одну со вчерашним пивом, а другую с каким-то фруктовым компотом. Когда продукты питания оказались на плаще, Ванька поднял голову, разлепил щелочки глаз, внимательно все осмотрел, медленно, с достоинством поднялся и направился к еде. Осторожно и деликатно все осмотрев вблизи, он ухватил зубами один из пирожков, а когтями левой лапы шмат мяса с одного из бутербродов и поковылял на трех лапах обратно на свое место, где с довольным урчанием принялся за отобранные продукты. Данила с широко открытым ртом наблюдал за его действиями.
– Давай присоединяйся, – вывел я его из задумчивости. – А то так и просидишь с открытым ртом и пустым брюхом!
Он захлопнул рот и присел на краешек плаща. Прихлебнув из бутылки компоту и принявшись за пирожок, он продолжал краем глаза косить на Ваньку, видимо, все никак не мог привыкнуть к его столь необычному виду.
– Да не обращай ты внимания на Ваньку, – легко толкнул я его в плечо. – Это боевой кот. Он способен переходить из мира в мир и принимать наиболее подходящее кошачье обличье. Ты себе представить не можешь, как я рад, что он с нами. Это такой товарищ, что лучше и пожелать нельзя!
– Ты так говоришь… – пробурчал Данила с набитым ртом, – …что можно подумать, будто вы вместе уже где-то побывали.
– Конечно, побывали! Мы с Ванькой, что называется, вместе не один пуд соли съели. Он, можно сказать, мне жизнь спас!
Данила тут же перестал жевать и выпучил на меня свои глазищи.
– Ешь, ешь, – усмехнулся я. – Как-нибудь будет время – расскажу тебе сказку о нашем первом походе…
Поев и убрав остатки продовольствия в котомку, мы еще с полчаса повалялись на травке, а затем двинулись дальше.
Прямо от рябины действительно начиналась довольно заметная тропка, петлявшая через лес. Кто по ней ходил, было непонятно, но узенькая дорожка была явственно натоптана, и потерять ее было невозможно. Поэтому после обеда мы стали двигаться значительно быстрее. Ванька, правда, крался не по тропинке, а сбоку от нее, изредка появляясь то с одной, то с другой стороны. Окружавший нас лес был явно глухой, но достаточно чистый и светлый, весь пронизанный и согретый летним солнцем. Настроение у нас с Данилой было бодрым настолько, что мы с ним даже попытались спеть его любимую «Славный парень – Робин Гуд», но Высоцкий без гитары быстро выродился в какой-то невнятный речитатив.
Именно в этот момент мы его и повстречали. Его – в том смысле, что он и сам не знал, как его называют. Ну не было у него имени. Это уже потом он стал откликаться на прозвище Дух. Наша встреча произошла самым замечательным образом.
На одном из поворотов тропинки я немного приотстал по личной нужде, а когда догнал Данилу – он и ушел-то вперед всего шагов на десять, – то увидел, что рядом с ним вышагивает высокий детина в плаще, очень похожем на мой.
– Эй… – растерянно окликнул я их. Они разом повернулись, причем я заметил, как рука Данилы легла на один из ножей. Но мне тут же стало не до наблюдений за своим спутником. Рядом с Данилой стоял… я.
Это был настолько я, что у меня самого перехватило дыхание. По моему мнению, даже зеркальное отражение не дает подобного сходства. А при этом еще надо принять во внимание, что я, по всей видимости, стоял с отвалившейся челюстью, а этот тип очень довольно улыбался. Данила отскочил с тропы в сторону и замер, перескакивая глазами с одного меня на другого. Именно его растерянный вид и привел меня в чувство. А кроме того, до меня вдруг дошло, что этот парень, похоже, ничего плохого и не замышляет. Во всяком случае, по прошествии нескольких секунд мне удалось недовольно выдавить из себя:
– Ты это что ребенка пугаешь?…
Этот тип улыбнулся еще шире. Должен признаться, что меня порадовало обладание столь располагающей улыбкой, в конце концов, это была моя улыбка, правда, я ее впервые видел со стороны. Но когда я услышал собственный голос, нагло заявивший мне:
– Сам ты ребенка пугаешь!… – моему возмущению не было предела.
– Ты еще и огрызаться будешь?… – Я выдвинул вперед челюсть и напустил на себя самое свое зверское выражение.
Однако моя копия улыбнулась еще шире, хотя, по-моему, это было уже в принципе невозможно, и заявила:
– Еще посмотрим, кто это огрызаться будет…
Я слегка опешил, но тут же продолжил свой «наезд».
– Да ты кто такой. Ишь ты, зубы скалит… – Тут я вспомнил что на поясе у меня шпага. Я откинул плащ и положил руку на эфес.
– Доставай свою железку, будем разбираться – кто есть кто!
Но на этот раз его улыбка как-то увяла. Он растерянно почесал в затылке и заявил:
– А если я не знаю, кто я? – Но тут же детинушка вернул свой оскал на место и добавил: – Вот он… – он ткнул пальцем в сторону Данилы, – …называет меня «дядя Илюха», и я не против, чтобы меня так называли.
Такой наглости я уже стерпеть не мог.
– Зато я против! Это я «дядя Илюха». – Мой вопль был подобен… уж даже не знаю чему, только этот белобрысый дылда здорово растерялся. Он снова поскреб свой затылок и спросил:
– А я тогда кто?…
– Вот это мне и хотелось бы выяснить!… – Мой сарказм мог прожечь дырку в металлическом листе толщиной в пять миллиметров.
– А ты можешь это выяснить? – с надеждой поинтересовался мой дубликат.
Я несколько успокоился. Все-таки он не настаивал на том, что он – это я. Поэтому шанс разобраться в наших весьма похожих физиономиях был весьма высок.
– Если бы я точно не знал, что у меня нет братьев-близнецов, я принял бы тебя за такого брата. Хотя какой там близнец, ты же просто моя копия!
Он снова довольно улыбнулся и нагло заявил:
– А почему я не могу быть на тебя похожим, если ты мне понравился? И почему меня не могут звать так же, как тебя, если я, как ты сам говоришь, совсем на тебя похож?
Я не заметил как, но Данила боком-боком передвинулся поближе ко мне, и после последнего заявления этого чучела мы оба уставились на него, широко открыв глаза.
– Так ты что, дяденька, можешь стать похожим на любого, кто тебе понравится?… – Данила первым пришел в себя.
– Ну конечно! И не похожим, а любым! – самодовольно ответил тот.
– А сам-то ты как выглядишь? – продолжил я милую беседу трех потенциальных клиентов психиатра.
– Что значит – я сам?… – растерялся я второй. Мы с Данилой посмотрели друг на друга.
– Ну… – затянул я, – я вот выгляжу вот так. Я развел руки, демонстрируя себя. Можно было подумать, что этот тип не знает, как я выгляжу.
– Данила выглядит вот так… – Я, слегка отступив в сторону, повел обеими ладонями в сторону Данилы, как бы предлагая им полюбоваться.
– Еще с нами идет кот, Ванька. Он выглядит… – Я пошарил глазами вокруг и тут же почувствовал легкое прикосновение к своей ноге. Ванькин взгляд ясно говорил, что «он давно уже здесь стоит!».
– Вот!… – Я ткнул в сторону зверя. – Вот так выглядит каждый из нас. А ты как выглядишь?…
Выглядел он после моих объяснений достаточно ошарашенно.
– И что, это вот… – он неловко обвел нас странным круговым движением рук, – …как вы… это вот… выглядите, вы это… вы что, это сами себе придумали и так стали выглядеть? И потому, что вы это сами себе придумали, мне уже теперь так вот, как вы, уже выглядеть нельзя?
Выразился он достаточно путано, но общий смысл до меня дошел и заставил меня задуматься.
– Понимаешь… – начал я после нескольких секунд лихорадочных размышлений, – …мы конечно, не сами сочинили свой облик. Мы с Данилой – люди, и наш облик нам подарила матушка природа да наша наследственность. И мы привыкли к тому обстоятельству, что любое существо, предмет, ну в общем, любой объект, имеет свое, так сказать, физическое, материальное воплощение. Получается, что ты, по твоим собственным словам, такого материального воплощения не имеешь. Но ты же как-то выглядел, когда еще не был знаком с нами?