Миссис Блейскелл поставила у ног Джин служебные туфли, которые в большинстве ситуаций носили все на Станции — шлепанцы с магнитными обмотками в подошвах. Проволоки вели к батарее на поясе. Передвигая рычажок реостата, можно было регулировать силу магнитного притяжения.
— Когда обслуга работает, ей нужна опора, — объяснила миссис Блейскелл. — Конечно, когда вы привыкнете, вам не покажется, что работы очень много. Все прекрасно очищается автоматически, фильтры у нас добротные, но есть немного пыли, и всегда из воздуха оседает легкая пленка масла.
Джин выпрямилась.
— О'кей, миссис Би, я готова. С чего начнем?
Миссис Блейскелл вздернула брови, реагируя на фамильярность, но, казалось, это ее не слишком задело. В основном девушка представлялась вежливой, усердной и умной. И, что очень важно, не того сорта, что мог бы привести к каким-либо неприятностям в отношениях с мистером Эрлом.
Оттолкнувшись пальцем от стены, круглая женщина запустила себя вниз по коридору, остановилась у белой двери и открыла ее.
Они вошли в комнату с потолка. Джин на мгновение почувствовала головокружение, когда пришлось головой вперед лететь к полу.
Миссис Блейскелл ловко схватила стул, извернулась в воздухе и поставила ноги на настоящий пол. Джин присоединилась к ней. Они стояли в большой круглой комнате, которая явно занимала весь диаметр цилиндра. Окна глядели на космос, звезды сияли со всех сторон. Если повести головой, можно было увидеть все созвездия Зодиака.
Откуда-то снизу шли солнечные лучи. Они сияли на потолке. А в верхней части окна висела половинка Луны, твердой и острой, как новая монета. На вкус Джин комната была слишком пышной. Подавляла пресыщенность тонов горчично-шафранового ковра, деревянная обшивка с золотыми арабесками, круглый стол, закрепленный на полу и окруженный креслами, надежно зафиксированными с помощью магнитных пластин. С потолка неподвижно торчала хрустальная люстра, из под плафона выглядывали ряды пухлых херувимов.
— Плезанс, — объявила миссис Блейскелл. — В первую очередь вы будете делать уборку здесь. Каждое утро, — и она расписала обязанности Джин в деталях.
— Сейчас мы пойдем в… — она слегка подтолкнула Джин, — старая миссис Клара, мать Эрла. Поклонитесь ей как я.
В комнату вплыла женщина, одетая в пурпурно-розовое. На лице у нее было выражение отстраненного высокомерия, словно во всей Вселенной для нее не существовало ни сомнений, ни неуверенности, ни двусмысленности. Миссис Клара была почти совершенным шаром, поперек себя шире. Волосы у нее были серебристо-белые, лицо — пузырь гладкой плоти, обмазанный явно наугад румянами. На пухлой груди и плечах лежало ожерелье из драгоценных камней.
Миссис Блейскелл елейно склонила голову:
— Миссис Клара, дорогая, позвольте представить вам новую горничную. Она только что с Земли и имеет хорошие рекомендации.
Миссис Клара Эберкромби стрельнула в Джин быстрым взглядом:
— Чахлое создание.
— О, она выздоровеет, — проворковала миссис Блейскелл. — Побольше хорошей еды и усердная работа — все это сделает чудеса. Она ведь еще дитя.
— М-м-м… Едва ли… Это кровь, Блейскелл. Вы прекрасно знаете.
— Да, конечно, миссис Клара.
Хозяйка, шныряя взглядом по комнате, продолжала металлическим тоном:
— Или у вас хорошая кровь, или уксус. Эта вот девушка никогда не будет чувствовать себя здесь комфортно, я вижу это. Это не в ее характере.
— Конечно, мэм, вы правы.
— И не в характере Эрла. Он единственный человек, о котором я по-настоящему беспокоюсь. Хьюго был тучным, но его брат Лайонелл недалеко ушел от Эрла. Бедный дорогой Лайонелл, и…
— Что насчет Лайонелла? Есть какие-то известия? — произнес хриплый голос. Джин повернулась. Это был Эрл.
— Ничего, мой дорогой. Он ушел от нас, он никогда не вернется. Я всего лишь сказала, что никто из нас, кроме тебя и Лайонелла, не оставался столь костлявым в этом возрасте.
Эрл бросил сердитый взгляд мимо матери, мимо миссис Блейскелл, и взгляд этот упал на Джин.
— Что это? Еще одна служанка? Мы в ней не нуждаемся, отошлите ее. Опять новые расходы.
— Она будет убирать наши комнаты, Эрл, дорогой мой, — сказала его мать.
— Где Джесси? Чем вас не устраивает Джесси?
Миссис Клара и миссис Блейскелл обменялись невинными взглядами. Джин послала Эрлу взгляд неторопливый, игривый. Он заморгал, затем нахмурился. Джин потупилась, проследила узор на коврике пальцем ноги, что, как она знала, представляло ее фигуру в очень выгодном свете. Зарабатывать два миллиона долларов будет не таким уж нудным занятием, как она опасалась. Потому что Эрл Эберкромби не был толстым вообще. Приземистый, крепкий, с бычьими плечами, с бычьей шеей. Коротко остриженные светлые густые волосы, нездоровый красноватый цвет лица, большой лоснящийся нос, тяжелый подбородок. Но угрюмый рот был приятен.
Он не слишком привлекателен, — подумала Джин. На Земле она бы его проигнорировала, а если бы он стал приставать, довела бы до ярости серией оскорблений. Но она ожидала гораздо худшего: шарообразного существа как человек-баллон мистер Веббард… Конечно, Эрлу совершенно не обязательно было быть толстым, дети толстых людей могли иметь и нормальное телосложение.
Миссис Клара инструктировала миссис Блейскелл на сегодняшний день. Та кивала в ответ на каждое шестое слово и отбивала ритм короткими пухлыми пальчиками.
Миссис Клара кончила, миссис Блейскелл кивнула Джин:
— Пойдемте, мисс, у нас еще много работы.
Эрл крикнул им вдогонку:
— Имейте в виду, никого в моем кабинете!
Джин с любопытством спросила:
— Почему он не пускает никого в свой кабинет?
— Он там держит все свои коллекции. Он не хочет, чтобы их трогали. Он очень странный иногда, мистер Эрл. Вам это надо учитывать и вести себя хорошо. В каком-то смысле ему служить труднее, чем миссис Кларе.
— Эрл родился здесь?
Миссис Блейскелл кивнула:
— Он никогда не спускался на Землю. Говорит, что Земля — для сумасшедших людей. И, Бог знает, он в основном прав.
— Кто такие Хьюго и Лайонелл?
— Два старших брата. Хьюго умер, Бог простит его, а Лайонелл путешествует. Затем следуют младшие — Харпер, Дафин, Миллисент, Клари. Это все дети миссис Клары, все очень величавые и дородные. Эрл среди них кожа да кости, и, однако, самый удачливый. Когда умер Хьюго, Лайонелл где-то слонялся, и Станцию наследовал Эрл… Теперь здесь его кабинет и, о Боже, что там за кутерьма!
Пока они работали, миссис Блейскелл продолжала болтать.
— Скажем, эта кровать! Эрлу не нравится спать в гамаке, как всем остальным. Он носит пижамы с магнитной нитью, которые прижимают его к кровати почти так же, словно бы он жил на Земле… И чтение это, и науки — честное слово, нет тут ничего такого, чем стоило бы заниматься парню! И его телескоп! Он сидит в куполе и часами глазеет на Землю!
— Может быть, ему хочется посетить Землю?
Миссис Блейскелл кивнула:
— Не удивлюсь, если в этом вы близки к истине. Земля полна для него очарования, смешанного с отвращением. Но он не может оставить Эберкромби, вы знаете.
— Это странно. Почему бы и нет?
— Потому что тогда он лишится наследства. Собственник должен оставаться при своей собственности, так записано в уставе Эберкромби. Это его кабинет, — указала она на серую дверь. — И сейчас я собираюсь дать вам немножко полюбоваться им в замочную скважину, чтобы вас не мучило любопытство и вы не нажили бы себе неприятности, когда я не брожу бдительно рядом. Не удивляйтесь тому, что увидите. Там нет ничего такого, что было бы вам опасно.
С видом жрицы, совершающей таинство, миссис Блейскелл немножко повозилась с дверью. Манипуляции происходили таким образом, что Джин ничего не углядела.
Дверь распахнулась. Миссис Блейскелл самодовольно ухмылялась, а Джин отскочила назад в испуге.
— Ну, ну, ну, не волнуйтесь, я сказала вам, что здесь ничего страшного. Это один из экспонатов зоологической коллекции хозяина Эрла, на которую он тратит столько средств и столько усилий.
Джин глубоко вздохнула и подошла поближе к черному рогатому существу, стоящему на двух ногах прямо за дверью. Оно склонилось вперед, словно готово было обнять непрошенного гостя кожистыми черными лапами.
— Это наиболее ужасная часть, — сказала миссис Блейскелл с самодовольным видом. — Насекомых и жуков он держит здесь, драгоценные камни здесь, старые музыкальные диски здесь, марки здесь, книги по всему кабинету. Отвратительные вещи. Я стыжусь их. Не позволяйте мне узнать, что вы заглядываете в эти отвратительные книги, хотя мистер Эрл смотрит на них с восхищением.
— Нет, миссис Блейскелл, — сказала Джин смиренно, — я не интересуюсь такого рода вещами. Если это то, что я думаю.
Миссис Блейскелл энергично кивнула:
— Это то, что вы думаете, и даже хуже, — она не стала распространяться по поводу своего знакомства с библиотекой, и Джин подумала, что спрашивать неудобно.
За ними стоял Эрл.
— Ну, — сказал он тяжелым саркастическим тоном, — насмотрелись? — Он пнул ногой в стену и полетел через комнату. Дверь захлопнулась. Миссис Блейскелл сказала умиротворяюще:
— Мистер Эрл, я лишь показывала новой девушке места, которых следует избегать, чтобы потом самой не следить за этим. Я не хотела, чтобы она хлопнулась от разрыва сердца, если ей по неведению случится заглянуть внутрь.
Эрл хмыкнул:
— Если она заглянет, когда я здесь, она хлопнется от чего-нибудь большего, чем простой разрыв сердца.
— Я тоже кое-что соображаю, — сказала Джин. Она повернулась. — Пойдемте, миссис Блейскелл, давайте удалимся, чтобы мистер Эрл мог успокоиться. Я не хочу, чтобы он оскорблял ваши чувства.
Миссис Блейскелл выдавила, заикаясь:
— Он не оскорбляет… — она осеклась.
Эрл прошел в кабинет и захлопнул за собой дверь.
Глаза миссис Блейскелл наполнились обильными слезами:
— О, моя дорогая, я так не люблю резкие слова…
Они принялись работать молча и покончили со спальной комнатой. У двери миссис Блейскелл доверительно прошептала на ухо Джин:
— Вы думаете, почему Эрл так груб и раздражителен?
— Понятия не имею, — выдохнула Джин. — Ничего не могу придумать.
— Ладно, — сказала миссис Блейскелл осмотрительно, — в нем все кипит по поводу… своего облика. Он не выносит, когда кто-нибудь на него смотрит. Он думает, что над ним посмеиваются. Его так гложет худоба, что он только об этом и думает. Я слышала, как он говорил об этом миссис Кларе. Конечно, над ним не смеются, лишь сожалеют. Он ест как лошадь, глотает гормональные препараты, но все равно остается высоким и худым, весь сплошные нервы, — она задумчиво посмотрела на Джин. — Я думаю, мы установим вам такой же режим и посмотрим, получится ли из вас хорошенькая женщина, — затем она с сомнением покачала головой и прищелкнула языком. — Нет, не в вашей крови это, как говорит миссис Клара. Я не вижу этого в вашей крови.
5
В туфли Джин были вставлены тоненькие красные шнурки, в волосы вплетены красные ленточки, на щеке черная красивая точка. Она подшила свой комбинезон так, чтобы он подчеркивал ее талию и бедра.
Перед тем, как выйти из комнаты, она посмотрела на себя в зеркало.
— Может быть, именно я шагаю не в ногу! Как я буду выглядеть, когда у меня появится парочка сотен дополнительных футов? Нет, определенно нет. Я тип Гавроша. Когда мне будет шестьдесят, я буду выглядеть как росомаха, но ближайшие сорок лет — разбегайтесь мужчины!
Она запустила себя по коридору мимо Плезанса, мимо музыкальных комнат, официальных гостиных, трапезной, к спальным комнатам. Остановилась у двери Эрла и распахнула ее, толкая перед собой электростатический пылесос.
Комната была темной, прозрачные стены на ночь становились матовыми под действием поля скрэмблера, создающего оптические помехи.
Джин нашла выключатель и зажгла свет.
Эрл не спал. Он лежал на боку, желтая магнитная пижама вдавливала его в матрас. Лицо прикрывало бледно-голубое стеганое одеяло. Прикрыв глаза руками, он бросил на Джин испепеляющий взгляд. От бешенства он не способен был даже шевельнуться. Джин, уперев руки в бедра, произнесла звучным молодым голосом:
— Вставайте, вы, лежебока! Вы станете таким же толстым, как все остальные, которые шатаются тут без дела.
Молчание было удручающим и зловещим. Джин склонилась и пощупала руку Эрла.
— Вы живы?
Эрл, не двигаясь, сказал низким хриплым голосом:
— Вы не всегда сначала делаете, потом думаете?
— Я по поводу моих повседневных обязанностей. Я закончила Плезанс. Следующая комната — ваша.
Глаза Эрла метнулись к часам.
— В семь утра?
— Почему бы и нет? Чем скорее я кончу, тем раньше займусь своими делами.
— К черту ваши дела. Уходите отсюда, пока целы.
— Нет, сэр. Я действую по собственному усмотрению. Как только закончу работу, буду заниматься самовыражением. Нет ничего важнее.
— Уходите.
— Я художница, пишу красками. Или, быть может, в этом году я буду поэтессой, или танцовщицей. Я замечательная балерина. Смотрите.
Джин сделала пируэт, и толчок вполне изящно унес ее к потолку. Это она ухитрилась обеспечить.
— Если бы я не надела магнитные туфли, то кружилась бы полтора часа. Гран жете дело легкое…
Эрл приподнялся на локте, вовсю моргая и бросая на девушку свирепые взгляды, словно вот-вот собрался на нее броситься.
— Вы или сошли с ума, или без меры нахальны, что то же самое.
— Вовсе нет, — сказала Джин. — Я очень вежлива. Вежливость можно оценивать по-разному, но это не значит, что вы правы автоматически.
Эрл снова плюхнулся на кровать.
— Приберегите аргументы для старика Веббарда, — сказал он заплетающимся языком, — ну, в последний раз — уходите!
— Я уйду, — сказала Джин, — но вы будете жалеть.
— Жалеть? — Голос его поднялся почти что на октаву. — Почему это я должен буду жалеть?
— Потому что я пожалуюсь на вашу грубость и скажу мистеру Веббарду, что хочу уволиться.
Эрл процедил сквозь зубы:
— Я собирался сегодня поговорить с мистером Веббардом, поговорю и на эту тему, и, может быть, вас попросят уволиться раньше… Чудеса! — Сказал он себе с горечью. — Чучело, горничная, врывается на рассвете…
Джин изумленно уставилась на него:
— Чучело! Я? На Земле я считалась очень красивой девушкой. Я могу уйти отсюда, уйти со Станции какая есть, и люди будут волноваться, завидев меня, потому что я красивая.
— Это Станция Эберкромби, — ответил сухо Эрл. — Благодарите Господа.
— Вы сами довольно привлекательны, — сказала задумчиво Джин.
Эрл сел, лицо его налилось кровавой яростью.
— Убирайтесь отсюда! — Закричал он. — Вы уволены!
— Фу! — ответила Джин. — Вы не посмеете меня уволить.
— Я? Не посмею? — спросил Эрл опасным тоном. — Почему это не посмею?
— Потому что я умнее вас.
В горле Эрла что-то захрипело.
— И что вас заставляет так думать?
Джин рассмеялась:
— Вы были бы совсем душечка, Эрл, не будь так обидчивы.
— Прекрасно, мы выясним это в первую очередь. Почему я так обидчив?
Джин пожала плечами:
— Я сказала, что вы прекрасно выглядите, а вы чуть не взорвали свою головушку, — она вообразила взрыв обеими ладонями. — Я называю это обидчивостью.
Мрачная улыбка Эрла заставила Джин вспомнить о Фосерингее. Если Эрла толкнуть слишком сильно, он может заупрямиться. Но он не так упрям как, скажем, Ансел Клеллан. Или Фиоренцо. Или Парти Маклур. Или Фосерингей. Или она сама, в сущности.
Он уставился на нее, словно увидел в первый раз. Этого она и хотела.
— Почему вы тогда думаете, что вы умнее? — выдавил он.
— О, не знаю… Вы умны?
Его взгляд стрельнул по дверям кабинета. По его лицу пробежал мимолетный трепет удовлетворения.
— Да, я умен.
— Играете ли вы в шахматы?
— Конечно, я играю в шахматы, — сказал он воинственно. — Я один из лучших игроков среди ныне здравствующих.
— Я побила бы вас одной рукой, — Джин играла в шахматы четыре раза в жизни.