— Неплохой образчик, — сказал он. — Выручишь два шекеля, может, два с половиной на рынке Иеговы. Меньше, если будешь вести дело с Товарной биржей.
— Я показывала его ювелирам в Дангчао-сити, возила даже на Ди Больд, в Коммерческую Петлю, что в Порт-Эльфьюджи. Стиль так никто и не узнал.
Человек со шрамами пожал плечами.
— Спиральный Рукав большой. — Он снова обмакнул хлеб в фасоль, повозил им и с отвращением бросил в тарелку. — Радостная? Грустная?
— Что?
— Твоя мать! Она была радостной, грустной, подавленной, пока была дома? Напуганной? Может, она от чего-то бежала, поэтому и скрывала, куда собирается.
— Мать напугана? Я даже не знаю, как это описать… Она казалась… возбужденной, полагаю. Я спросила у нее, в чем дело, а она лишь ответила, что это настолько возмутительно и чудесно, что не может быть правдой. Но если все так и было… Если так и было, то нам больше не стоило бояться Конфедерации.
Человек со шрамами и сам когда-то был агентом Конфедерации Центральных Миров, хоть и недостаточно преданным — о чем свидетельствовали шрамы на голове. Его хозяева бессердечны и безжалостны — по сравнению с ними Гончие казались игривыми щеночками, — и на миг ему стало не по себе. Если дочь расспрашивала у всех подряд, слова, которые она только что сказала, могли услышать многие, и неминуемо, как смерть, они дойдут до Названных и заинтересуют их. Они не поверят, что может найтись кто-то, кто не боится.
Арфистка протянула ему листок.
— Она оставила только это.
Человек со шрамами с неприкрытой злостью вырвал бумажку из рук девушки.
— Я не арфа, девчонка. Я не люблю, когда мной играют.
Развернув бумажку, он увидел записку и поразился. Прошло столько времени, а он все равно узнал ее почерк.
«На пределе, — говорилось в записке. — Огонь с неба. Скоро вернусь».
— Фудир, что это значит?
Арфистка снова использовала одно из его имен — или ему показалось. Он предпочел верить, что она не называла его как-то еще.
«Давай, Фудир, — усмехнулась другая его личность, — расскажи ей, что это значит».
— А как ты думаешь, что это значит? — спросил он.
— Не знаю. «На пределе». Возможно, она отправилась в Разлом, а может, на край заселенного космоса, за Кринт или Гатмандер, или к незаселенным мирам галактического востока.
Фудир хмыкнул.
— Что ограничивает Периферию.
Он вернул арфистке записку, и та исчезла в складках одежды.
— Но возможно, речь идет не о том пределе. Может, здесь имеется в виду вызов, который заставил ее действовать на пределе своих умений.
Он махнул рукой, чтобы привлечь внимание бармена, и указал на стол. Бармен-иеговянин, работавший под служебным именем Славобог Скелет, все понял. Подобно кукареканью петуха, первая выпивка человека со шрамами возвещала начало нового дня. Бармен принес стакан вискбеаты и поставил на стол перед ним.
— Не знаю, есть ли у ее умений предел, — сказала арфистка, — и есть ли такой вызов, какой смог бы довести мою мать до этого предела.
— Тем она глупее.
— Но зачем тогда писать «скоро вернусь»? Она считала, что задание не будет сложным. Но месяцы переросли в годы. А потом явился Виллги. Его визит напугал меня.
— Визит Виллги напугает кого угодно.
— Нет. Я о том, что, как говорят, Спиральный Рукав большой, а звезды зачастую разделяют многие недели пути. Но мать отсутствует слишком долго, и никто не знает ни где она, ни зачем ушла, ни что с ней стало. Я подумала…
Нерешительность в голосе арфистки заставила человека со шрамами отвлечься от стакана с виски.
— Что?
— Я думала, ты поможешь мне найти ее. Ты умнее. Ты многое замечаешь.
Человек со шрамами посмотрел в стакан, на свое отражение в янтарном напитке.
— Я слишком стар для путешествий, — сказал он. — Слишком стар для приключений. — Он провел рукой по столу. — Но она отправилась не к Разлому. Именно так я понимаю смысл записки. Если бы она ушла туда, то написала бы «в» а не «на». Как всякий лигиец. Только конфедераты говорят «на Разлом».
А теперь раз я такой умный, то скажу тебе, почему не стоит гнаться за ней и надо оставить ее поиски другим Гончим.
Арфистка перегнулась через стол, и человек со шрамами понял, что любые доводы, какие он может привести, лишь укрепят ее решимость. И все же он не мог отпустить ее без предупреждения.
— Гончий остается на связи со Сворой; — произнес он. — Всегда. Дроны-посланники. Быстрые челны и пакеты. А теперь и Круг Уробороса в мирах, где есть станции. Даже если бы она решила доверить сообщение какому-то бродячему капитану, идущему к Верховной Таре, времени у него было более чем достаточно, чтобы послание достигло Своры — даже от Гатмандера или Кринта. А это значит только то, что она не может отправить сообщение, иными словами, твоя мать…
— Нет, это не так. Я бы знала.
Человек со шрамами помолчал.
— По крайней мере, — предположил он, — это значит, что она в опасности. Виллги мог бы выбраться живым. Но не ты.
— Вот почему мне нужен ты, — взмолилась арфистка. — Ты терранин. У тебя есть… это…
— Жизнеопыт, — подсказал он. — Старое терранское слово.
— И ты старый терранин. Я могу… могу заплатить тебе.
— Если я не согласился из-за любви, почему ты считаешь, что соглашусь ради денег?
Арфистка отодвинулась от стола и встала.
— Ты прав. Я ошиблась. Я думала, ты любил ее. Думала, ты должен ей за то, что бросил ее…
— Ты слишком много думаешь, — сказал он.
Арфистка не ответила и лишь окинула его взглядом. Она была молодой девушкой, но с глазами старухи.
— Было одно дело… — произнес он. — Я подвел Тайное Имя. Меня наказали. Новый вид параперцепции.
— Параперцепция может быть полезной. Видеть каждым глазом по отдельности; слышать каждым ухом…
— Нет! Ты не понимаешь. Операция прошла неудачно. Или, может, намеренно неудачно. Они попытались дать каждому целостные личности. Каждый из нас был бы специалистом — настоящая команда в одном разуме. Но не получилось. Там творится настоящий хаос. — Он постучал себя по голове. — Половину времени я даже не уверен, кто я. Тебе нужен кто-то с целым разумом, чтобы помочь.
— Они «разрезали и перемешали» твой разум, как ты мне сказал, — медленно произнесла арфистка. — Фудир, Донован и… сколько еще?
— Я не уверен. Шесть. Возможно, семь.
— Хорошо, — ответила арфистка. — Тогда у нас будет компания.
II
ЧАСТИ ЧЕЛОВЕКА
Завтрак человека со шрамами стал таким же холодным, как и его сердце, но старик подобрал последнюю фасолину, дожевал последнюю полоску жирного бекона и запил все большим горьким глотком вискбеаты. Слова, которые он произнес, отказывая арфистке, все еще звенели у него в ушах и продолжали крутиться на языке, из-за чего даже еда утратила былой вкус. Славобог всегда поначалу приносил худший виски в надежде, что тот отвратит клиентов от выпивки, но этим утром огонь обжег глотку и внутренности человека со шрамами почти незаметно.
— Это был ужасный поступок.
Проходивший мимо алькова гладиольский ковчег-мастер испуганно покосился на нишу. Бесплотный голос прошелестел так, будто сами тени заговорили. Возможно, гладиоланин удивленно подумал, что ужасного он успел натворить и кто наконец пришел за ним.
— Чего она ждала от нас? — произнес Донован. — Что мы бросим все и отправимся в глупую погоню через весь Спиральный Рукав?
— Бросим все? — переспросил Фудир и обвел рукою стол, словно чтобы охватить то «все», что им пришлось бы бросить.
«Гусь довольно ценен, — сказала еще одна личность. — Кое-кто обрадуется находке».
«К тому же головоломка очень любопытная», — прокомментировал Ищейка.
— Ответ — «на пределе», — напомнил Донован. — Значит, в центре мы в безопасности.
«Есть такое понятие, как честь. Она имеет кое-какую ценность».
— Большую ценность, — сказал Фудир, — но она нечасто встречается.
Фудир редко слышал этот шелковистый, обольстительный голос. Он задался вопросом, сколько личностей скрывается у него в разуме. Где-то в глубине души послышался шелест, подобный шороху иссохшей листвы на осеннем ветру.
«Мне скучно. Делай либо то, либо это, но решай».
Этот голос Фудир узнал. Он и Донован называли его Силачом. Мастерски разрезая разум Донована, Названные сочли, что физическая сила будет не менее полезной, чем рассудительность и умение обольщать.
— Иди спать, — сказал Донован Силачу. — Позже мы побродим по Закутку.
«Мне она нравится. Она действовала».
«Глупо действовала».
«И что?»
«Ты должен ей».
— Мы никому ничего не должны, — произнес Донован. — Это нам должны все остальные.
Подошел Славобог с новым стаканом вискбеаты.
— Ты должен мне, — бесцеремонно заявил он, — это уж точно. Ты прилично задолжал.
Фудир рассмеялся:
— Они все считают меня сумасшедшим.
— Разве они не правы? — спросил Славобог.
Он собрал пустые стаканы и ушел, посмеиваясь про себя.
— Не знаю, зачем мы вообще это обсуждаем, — сказал Донован. — Подумайте вот о чем. Ты тоже, Силач, если есть чем. У кого во всем Спиральном Рукаве хватит храбрости заставить исчезнуть Гончую?
Все замолчали. Фудир вздрогнул, словно от зябкого ветра.
«И что с того, если это Те?» — спросил Силач с поубавившейся бравадой.
— Если кто-то, помимо Конфедерации, может поймать Гончую, — продолжал стоять на своем Донован, — мне хотелось бы узнать, кто это.
Он выждал пару ударов сердца, но голоса молчали.
— Вы хотите рискнуть и снова попасть в руки к Названным?
«Что еще они могут нам сделать?» — спросил Ищейка, стараясь казаться беззаботным.
— Хочешь узнать?
Силач рассмеялся.
«Вам всем известно, почему мы должны помочь ей».
Фудир полуобернулся, чтобы смотреть на стену ниши, а не на снующих по залу людей.
— Может, да, — произнес он, — может, нет.
«Когда-то ты любил ее мать».
— Этого «когда-то» мне хватило сполна. И кроме того, прошло почти двадцать лет.
«Да. Именно».
— Но спал с ней ты, — отметил Донован. — Я-то все пропустил.
— Не жалуйся. Удовольствия было меньше, чем ты думаешь.
— А почему бы мне не жаловаться? На меня возложили обязательства, хотя мне ничего не перепало.
«Это может быть, — предположил Ищейка, — что-то вроде операции по спасению Гончей. Признательность может облегчить кошельки».
«Или ослабить пояса. Тогда ты, возможно, получишь то удовольствие, которое упустил ранее».
Фудир вдруг ощутил укол злости. Он больше не сможет обладать ею. Слишком многие будут смотреть, слишком многие будут участвовать.
«Не уходи. Мне страшно».
И Фудир задрожал от неподдельного страха и незамутненного ужаса. Ниша, в которой он сидел, вдруг стала ловушкой. Спасения нет. Дверь слишком далеко.
Донован вздохнул.
— Святой Фрейд, кто разбудил Внутреннего Ребенка?
«Бу!» — припугнул Силач и расхохотался.
«Иди спать, Ребенок».
— Думаю, — сказал Донован, — она направилась в космический порт искать чартерный рейс.
«Логично, — отметил Ищейка, — двинуться вначале на Верховную Тару. Свора должна знать, откуда поступил последний доклад. И еще они могут знать, почему она ушла. „Почему“ может стать первой подсказкой на пути к тому, чтобы понять, „куда“».
«Виллги ничего не говорил».
«А стал бы, если б знал? Он собирал информацию, а не разбрасывался ею».
Фудир опустил стакан.
— Большой дхик, сахбы, но без толку. Можете припомнить кого-то другого, кому мы могли бы доверить ее поиск?
— Никого не могу вспомнить, — признался Донован, — не говоря уже о «другом». С чем бы ни столкнулась бан Бриджит, подобные нам вряд ли смогут спасти ее от этого.
«Тогда какой шанс у ее дочери? Ты отправишь арфистку одну разбираться с агентами Конфедерации?»
— Шансов у двух снежных комьев в аду не больше, чем у одного.
— Ты не сможешь прятаться от КЦМ вечно, — напомнил Фудир.
— Я не прячусь. Я на виду. Иегова — первое место, где Они станут искать.
«Прошло много времени. Никто не придет. Может, они забыли».
Донован промолчал. Названные многое забывали, но он знал наверняка, что о нем помнят. Они не просто так порезали его разум. Фудир кивнул. Много лет назад он и сам полагал, будто его оставили в покое. Но Названные призвали его. К нему прибыл агент, стройная, гибкая женщина, назвавшаяся Равн Олафсдоттр. Она явилась, чтобы пробудить Донована, если первый агент потерпит неудачу. Человек со шрамами вспомнил былые деньки, проведенные с Грейстроком, Маленьким Хью… и бан Бриджит. То были… «интересные времена».
«Интереснее, чем пить днями напролет, а вечерами проворачивать аферы в Закутке».
Где-то в его разуме раздался смех, похожий на рокот шторма.
Он встречал Олафсдоттр всего единожды, когда их обоих поработил Танцор Января и единственным выходом было пробудить незадетую личность Донована. «Тво-ой про-ошлый до-олх стал нынешним», — сказала она с ухающим алабастрианским акцентом. И Донован появился и перехватил управление у Фудира, который после этого долго пребывал во мраке.
— Как грубо! — сказал Донован. — Вспомни, сколько времени в изгнании провел я. А ведь это я первый, изначальный. Вы, остальные, — лишь опилки моего разума.
— Это ты так говоришь, — ответил Фудир.
Но возражение показалось слабым даже ему самому.
«Виски кончилось, — заметил Силач. — Что будем делать — закажем еще или?..»
— Мы отправимся с ней только до Верховной Тары, — сказал Фудир. — Чем мы рискуем?
Посторонним казалось, что пару минут человек со шрамами просто сидел неподвижно и что-то бормотал. Те, кто его знал, не обращали на него внимания, и это успокаивало тех, кто его не знал. Наконец он отодвинул стакан и поднялся из-за стола.
Славобог взглянул в его сторону, и его брови удивленно поползли вверх.
— Днем?
Человек со шрамами двинулся сквозь толпу. У него была особенная походка, позволявшая скользить в толчее почти без задержек и со скромным преимуществом. Достигнув бара, он с силой опустил на стойку чью-то банкноту в десять шекелей.
— Мне нужны твои молитвы, дружище Славобог. Я возношусь к язычникам.
— Я помолюсь за них. Непросто найти порядочного язычника.
Фудир улыбнулся и по-террански поклонился, сложив ладони перед грудью.
— Нанди, сахб. Я теперь гилди. Ты продавать мало-мало виски, когда я уходить.
— Ты всегда уходишь, — сказал бармен, — но всегда возвращаешься.
Он коснулся виска кончиками пальцев, ладонью наружу.
— Сах!
Когда Фудир достиг двери, Славобог взял банкноту в десять шекелей, спрятал ее в карман рубашки и мягко произнес:
— И может, помолюсь за тебя тоже.
Но Фудир притворился, будто не услышал.
Снаружи, прислонившись к стене и скрестив руки, ждала арфистка.
Поравнявшись с нею, Фудир проворчал:
— Не ухмыляйся.
ОН ЭСТИР[2]
Человек со шрамами и арфистка забронировали места на «Драгомире Пеннимаке», что шел из Хэдли Прим к Ганноверу и Танцующей Даме, минуя по пути Верховную Тару. Лайнер был из тех, что назывались «восемнадцатками», по числу альфвеновых двигателей, он перевозил три тысячи душ, считая пассажиров и команду. Его вытолкнули с высокой иеговянской орбиты в зону ползанья, а сеть магнитно-лучевых подушек Космического Транспортного Контроля равномерно поднимала корабль все выше, передавая от одной платформы к другой и наращивая ускорение, пока не метнула мимо орбиты Аштерата в объятия гигантских проекторов, выведенных на орбиту Шри Шивы, суперюпите-рианца во внешних пределах дорог Иеговы. К тому времени «Пеннимак» достиг значительной части скорости света и несся к червоточине в пространстве.
Однажды вечером Фудир решил объяснить арфистке процесс межзвездных перемещений. Они сидели в кормовом пассажирском холле под названием «Услада Деви» — огромном зале с отделкой, достойной тех бедняков, кто путешествует на палубах ниже восьмой. Их окружали голограммы Бэт Хэдли; но смежные панели надвигались одна на другую, поэтому общее впечатление складывалось не лучшее. Арфистка и человек со шрамами ели переваренные овощи и филе чего-то, напоминавшего свинину.