— Я уверена, что увижу его даже ночью, — добавила Дора.
— Дора, сладкая моя, это упражнение основывается на пессимистическом предположении, что нашим ангелочкам придется искать его без твоей помощи. Я хочу, чтобы они знали географию Земли хотя бы настолько, чтобы не было необходимости приземляться и искать дорожный указатель. К Земле вам не следует приближаться вообще. Вы только высадите меня, а потом заберете. Не хочу очередной истории о летающих блюдцах. Незачем вообще привлекать к себе внимание, а то какой-нибудь дурень еще пристрелит меня с перепугу. К несчастью, наш корабль имеет форму, идеально соответствующую термину «летающая тарелка».
— Что еще за придирки к моей внешности? — возмутилась Дора. — По-моему, я очень хорошенькая!
— Дорогуша, ты у нас просто как кирпичный сортир… для космического корабля ты прекрасна. Дело просто в том, что неопознанные летающие объекты — НЛО — всегда назывались на Земле летающими тарелками. Я не верю в парадоксы, однако не хочу привлекать к себе внимания.
— Братец, а что если мы и есть одно из этих самых «эн-лэ-о»?
— Хм. А что, возможно. Если так, не надо лезть под выстрел. Я хочу путешествовать спокойно. Если все пройдет хорошо, можно будет поговорить о том, чтобы одна из вас спустилась со мной на Землю во время следующего путешествия. Впрочем, рыжеволосая девица, по-моему, объект более подозрительный, чем неопознанный летающий объект. О'кей, вернемся к кратеру. Я собираюсь находиться возле него перед закатом и после рассвета в течение десяти дней до десятой годовщины высадки и десять дней после нее. Если меня не окажется там — ваша реакция?
— Ровно через половину земного года мы ищем тебя на вершине самой высокой пирамиды в Гизе, — сказала Ляпис Лазулия, — вот здесь, в полночь. Плюс-минус тридцать дней, потому что ты не уверен, что сумеешь попасть туда точно в срок. Скорее всего подняться на пирамиду удастся лишь однажды, да и то после того, как дашь взятку и все такое прочее. Брат, а затем мы должны удаляться на полгода и повторно выходить на ту же временную ось? Может, лучше нам остаться на орбите и ждать?
— Все зависит от обстоятельств. Мне не понадобится тащиться в Египет, если какая-нибудь глупость не помешает мне встретиться с вами в Аризоне. Ну а если меня не окажется ни здесь, ни там — как вы поступите? Лори?
— Станем искать тебя снова в тех же местах — соответственно через год и через полтора года.
— А потом?
Лорелея взглянула на сестру.
— Брат, эту часть инструкции мы никак не запомним…
— …и Дора тоже.
— Конечно же!
— Потому что мы не поверим в твою смерть…
— …сколько бы раз ты ни пропустил свидание…
— …мы будем проверять оба места каждый день…
— …каждую ночь…
— …более чем двенадцатичасовая разница позволит нам каждый день на рассвете и закате быть в Аризоне, в Египте…
— …Дора способна на это…
— …можешь держать пари…
— …мы будем искать тебя день за днем…
— …год за годом…
— …до тех пор пока вы наконец не объявитесь, сэр.
— Капитан Лорелея, если я четыре раза пропущу свидание, считай меня погибшим. Ты должна будешь смириться с этим. Мне придется записать это условие.
— Командор Лонг, в случае смерти ты не сможешь отдавать нам приказы. Элементарная логика.
— Но вы-то будете считать, что я жив. А коли так, приказы придется выполнять и отказаться от розысков. Та же самая логика!
— Сэр, если вы находитесь вне корабля, вне пределов личного контакта, то не имеете возможности отдавать какие-либо приказы. Мы можем проверять оба места все одиннадцать с половиной земных лет со времени высадки…
— …и дольше, потому что мы обещали Семье привезти тебя назад…
— …даже если нас время от времени придется отправлять домой на реювенализацию…
— …или чтобы завести ребенка, но эти события не будут занимать времени в данной системе отсчета… как ты сам заметил по другому случаю.
— Это мятеж!
Близнецы переглянулись.
— Я управлюсь, Лаз; это моя обязанность — сегодня почетный день. Лазарус, ты же сам учил нас, что командор на корабле — просто пассажир, потому что за все отвечает капитан. Поэтому «мятеж» — слово неуместное в данном случае.
Лазарус вздохнул.
— Я воспитал пару нахальных космических адвокатов.
— Братец, но ты же и научил нас этому. Ты же сам.
— Конечно. Вы победили. Но глупо ждать меня каждый день, год за годом, до бесконечности. Мне не приходилось видеть такой тюрьмы, из которой за год нельзя было бы сбежать. А ведь я посетил достаточное количество исправительных заведений. Может, отложить все… Впрочем, не буду спорить! Теперь о временных маркерах. Если возникнет необходимость в перекалибровке, сделать это несложно: надо спуститься на Землю и выяснить точную дату по григорианскому календарю. Но я не хочу, чтобы вы делали это, потому что никто из вас не имеет опыта общения с землянами. Вы попадете в беду, а меня не будет рядом, чтобы выручить вас.
— Братец, неужели ты полагаешь, что мы настолько глупы?
— Нет, Лаз, я не считаю вас глупыми. Вы обладаете тем же самым мозговым потенциалом, с которого я начинал, а я отнюдь не глуп, иначе не прожил бы так долго. К тому же вы получили очень хорошее образование, гораздо лучше того, которое имел я в вашем возрасте. Но, дорогие мои, мы говорим о Темных временах. Вы двое воспитаны в среде, предполагающей на все рациональную реакцию, которой там не дождетесь. Я бы не разрешил вам приземляться в этой эре, даже вместе со мной, предварительно не дав наставлений в том, насколько здесь допустим рациональный подход в словах и поступках. Только так.
Лазарус помолчал и продолжил:
— Не беспокойтесь, существует еще два способа определения времени из космоса. Один из них — метод Либби, очень громоздкий, но действенный; нужно сравнить положение планет Солнечной системы. Беда в том, что при измерениях, если только не потратить на них колоссальное время, можно ошибиться и принять расположение планет, случившееся за несколько тысяч лет до того или позже, за истинное. Поэтому мы воспользуемся теми отметками, которые время оставляет на поверхности Земли. Весьма надежна радиоактивная датировка появления этого кратера. Если его нет — значит, вы явились за несколько столетий до нужного времени. Вполне приемлема дата возведения Великой китайской стены, египетских пирамид. Даты постройки Суэцкого и Панамского каналов тоже вполне точны, как и, к несчастью, дата гибели Европы. Но не пытайтесь проверить ее! Опускайте экраны и улепетывайте побыстрее: в тот год любой странный космический корабль в небе непременно уничтожат — если только он окажется уязвим. Действительно, если любой временной маркер из списка засвидетельствует, что вы попали в год после 1940 по григорианскому календарю, уматывайте поскорей в предыдущее время.
Пока достаточно. С моей точки зрения, пора спать, хотя за бортом корабля еще светло. Я хочу, чтобы вы заучили все это, пока не станете помнить об этом и во сне: все даты, что искать и как найти маркер, даже если у вас нет земного глобуса, по которому можно проверить себя. Есть вопросы? Только не говорите хором.
— У меня есть, — ответила Дора.
— Потом, Дора, — перебила капитан Лорелея. — У нас есть кое-что для него.
— Хорошо, умолкаю.
— Что вы хотите мне сказать? — спросил Лазарус.
— Пора осеменить нас… Лазарус.
— Обеих, — добавила Ляпис Лазулия.
Лазарус посчитал в уме десять шимпанзе, затем прибавил к ним еще десяток.
— Об этом не может быть и речи!
Близнецы переглянулись.
— Мы знали, что ты это скажешь, — сказала Лорелея.
— …и сомневались лишь в том, сумеешь ли ты это сделать дружелюбно и ласково…
— …значит, мы скажем, что ты отказался, и она все сделает сама… воспользуется твоей спермой… из банка…
— …но нам было бы приятнее, если бы наш возлюбленный брат, который всегда был к нам так добр…
— …а теперь добивается, чтобы ему отстрелили задницу в Темных временах…
— …хоть раз отбросил бы свои дурацкие предрассудки…
— …и отнесся к нам как к биологически зрелым женщинам…
— …а не как к детям, которыми он привык нас считать…
— …Айра, Галахад и Джастин не считают нас детьми…
— …в отличие от тебя. Это не просто унижение, это просто ужасно, тем более что мы можем не увидеть тебя вновь…
— …ты же без всякого смущения трахнул Минерву.
— …не говоря уж о Тами, Гаме и Иш…
— Прекратите!
Они замолчали.
— Для них я весьма дальний родственник. Математически это маловероятно.
Лорелея спокойно возразила:
— Математически все вероятно, Лазарус, потому что мы все заняты этим делом. Джастин, Айра и Галахад стараются уступать друг другу. Ведь отцом первого ребенка Минервы должен стать Айра, а отцом первенца Тами — Джастин. Но если что-то не получается… если кто-то из четверых — не троих! — оплошал, то Иштар все исправит, воспользовавшись банком спермы.
— Но я не состою в этом банке…
Девицы снова переглянулись.
— Хочешь пари? — спросила Ляпис Лазулия.
— Продуешь, приятель, — произнес компьютер.
Лазарус задумался:
— Значит, Иштар обманула меня двадцать лет назад. Когда я проходил у нее реювенализацию.
— Могла бы, Лазарус, — спокойно промолвила Лорелея, — но не сделала этого. Но я знаю, что это свежая сперма. Замороженная не более года назад, после того как ты назначил дату своего перелета.
— Невероятно!
— Не говори так. В каком контейнере можно наилучшим образом сохранить живую сперму, прежде чем техник поместит ее в банк?
Лазарус выглядел весьма озадаченным.
— Ну я… я бы… я… Черт побери!
— Именно, братец. Поместив ее в женщину. Ты старался подбирать время так, чтобы не оставить своим наложницам ребенка, ну а они старались посетить Иш и Галахада, как только ты засыпал, и, конечно, подделывали свои календари. Дело в том, наш возлюбленный брат, что твои гены не принадлежат тебе — как и никому другому. Мы слышали, как ты сам говорил это, рассказывая о том, как создавали Минерву. Гены принадлежат расе, просто они пожизненно находятся в распоряжении отдельной личности. И все мы — зная, что ты намереваешься совершить это безрассудное путешествие, — решили, что ты вправе распоряжаться собственной жизнью, однако не имеешь права погубить уникальный генетический набор.
Лазарус изменил тему разговора:
— Почему ты сказала «четверо»?
— Брат, ты стыдишься, что сошелся с Минервой? Я не верю этому. И Лаз не верит.
— А… нет, я не стыжусь, я горжусь этим! Проклятье, вы обе всегда умели втянуть меня в историю. Вот уж не думал, что она обо всем разболтает. Сам я не говорил никому.
— К кому же ей обратиться кроме нас?
— Ты хотела сказать «как не к нам».
— Черт побери, братец, не время учить нас грамматике! Минерва пришла к нам за советом — и утешением! Потому что мы находимся в том же затруднительном положении, что и она. То есть находилась, потому что из кустов она вышла довольная, как кошка. Ты ублажил ее…
— …а она-то уж и глаза повыплакала…
— …а теперь будет радоваться, даже если не сумеет зачать…
— …потому что одного раза достаточно, и даже если она промахнулась…
— …Иш все поправит…
— …и, конечно же, мы узнали, что ты наконец перестал увиливать и сделал то, что должен был сделать уже много лет назад…
— …потому что мы помогли устроить все так, чтобы она поговорила с тобой наедине…
— …и сказали ей, что если слез окажется недостаточно, пусть подрожит подбородком…
— …но все получилось, и теперь она счастлива…
— …но мы не так удачливы, как она, но мы не станем плакать в твоем присутствии…
— …и не будем больше дрожать подбородками; это ребячество. Но если ты не сделаешь этого просто потому, что любишь нас…
— …значит, к черту, и мы, пожалуй, даже не станем обращаться к банку спермы.
— …пусть лучше Иш стерилизует нас…
— …навсегда, а не на время… и мы перестанем быть женщинами, поскольку потерпели неудачу в…
— ПРЕКРАТИТЕ! Если вы не собирались плакать, чтобы убедить меня, кому же предназначены все эти слезы?
— Это не те слезы, братец, — с достоинством ответила Ляпис Лазулия. — Это не плач, а слезы гнева. Пошли, Лор, мы попробовали — и проиграли. Пошли спать.
— Пошли, сестра.
— Если командор позволит.
— Девочки, можем мы обговорить все спокойно, без этого вашего занудства?
Близнецы уселись. Капитан Лорелея поглядела на сестру и сказала:
— Лаз согласна, чтобы я говорила за нас обеих. Без всякого занудства.
— Ваши головы работают последовательно или параллельно? — задумчиво пробормотал Лазарус.
— Мы… по-моему, к нашей теме это не относится.
— Да так, просто научный интерес. Если вы сумеете научить меня, как это делается, втроем мы составим весьма внушительную команду.
— Об этом можно лишь мечтать, Лазарус… поскольку ты отвергаешь нас.
— Проклятие! Девчонки, я никогда не отвергал вас и никогда не отвергну.
Они ничего не сказали, и Лазарус продолжал несчастным тоном:
— В этом деле существует два аспекта: генетический и эмоциональный. Мы трое представляем собой странный случай: квазиидентичные мужской и женские организмы. Более чем «квази», точнее — сорок пять на сорок шесть. Что делает вероятность усиления плохих факторов куда большей, чем при браке обычных сестер и брата. Однако, кроме того, нас считают говардианцами только из любезности, поскольку наши гены не прошли систематический отбор в течение двадцати четырех столетий. Я настолько близок к голове колонны, что не испытал подобной прополки. Все четверо моих дедов и бабок были среди первых, кого выбрал фонд, поэтому мой организм, родившийся в 1912 году по григорианскому календарю, не подвергся генной расчистке. И вы, дорогие мои, находитесь в том же положении, что и я, несмотря на то что ваша сорок шестая хромосома унаследована от меня и копирует мою сорок пятую. И при такой вероятности вы просто нарываетесь на риск.
Он замолчал. Комментариев не последовало.
— Возражения имею только я; похоже, у вас обеих они явно отсутствуют. Это вполне понятно, поскольку идея, взятая из Ветхого Завета, была замещена концепцией, рекомендующей следовать советам генетиков Семейств. Я не оспариваю ее мудрости. Я соглашаюсь с ней, поскольку они запрещают брак паре не родственников с такой же готовностью, как единокровным детям, если генетические карты против. Но я рассуждаю с позиции чувств, а не науки. Предполагаю, что никто, за исключением ученых, сейчас не читает Ветхий Завет, однако культура, в которой я был воспитан, была полностью пропитана им. Вы помните, как назывался край, где я родился, — «библейский пояс». Трудно избавиться от табу, усвоенных еще в детстве. Даже если уже тогда ты понимал, что они бессмысленны.
Я хотел, чтобы вы были воспитаны лучше. И мне хватило времени, чтобы перебрать собственные табу и предрассудки и отделить их от действительных знаний; я старался… я действительно очень старался не забивать вам головы той иррациональной чушью, которую мне преподавали, называя ее образованием. Должно быть, я преуспел, иначе мы бы не оказались в такой ситуации. Но вот передо мной две современные молодые женщины, а я — старый дикарь, родившийся Бог знает когда, и у нас одинаковая наследственность. — Лазарус вздохнул. — Мне очень жаль.
Лорелея посмотрела на сестру, и обе встали.
— Сэр, можем ли мы рассчитывать, что вы извините нас?
— Что? И у вас нет возражений?
— Сэр, эмоциональные аргументы не допускают обсуждения. Что касается остального, зачем утомлять вас спором, когда вы сами все решили.
— Ну что ж… возможно, вы правы. Однако вы весьма любезно выслушали меня. И я хочу отплатить вам тем же.
— Это вовсе не обязательно, сэр. — Глаза сестер наполнились слезами, но они не обращали на это внимания. — Мы уверены в вашем уважении и в вашей — по-своему выраженной — любви. Можно ли нам идти?
Лазарус не успел ответить.
— Эй! — сказал компьютер. — Я хочу вставить слово!