Зонт продолжал подъем, и по мере подъема возрастало любопытство Гамильтона. Как ни странно, Джек обнаружил, что сам он совершенно спокоен. В подобных обстоятельствах сложно пробудить в себе хоть какие-то эмоции: либо ты сливаешься со всем происходящим, либо полностью теряешь контроль. Среднего состояния сейчас просто не дано.
Скоро зонт преодолеет защитную стену… И они с Макфифом узрят Небеса. Долгий же был путь — если считать с того момента, когда они стояли в холле «Мегатрона» друг напротив друга и спорили о каких-то пустяках… Джек не сразу сообразил, что зонт замедляет движение. По-видимому, они подобрались к некоему рубежу. Выше?.. Ничего не могло быть выше. Само собой, тут же возник на удивление смешной вопрос: что же дальше? Будет ли зонт спускаться так же неторопливо, как и подымался? Или же он, как бабочка, сложит крылья и сбросит докучливых наездников? Нет. Им предстояло увидеть еще что-то. Теперь они находились на уровне верхнего края «стены», вероятно, закрывавшей Рай. В голове родилась еще одна нелепая мысль: стена воздвигнута не для того, чтобы туда не проникали посторонние взгляды, а чтобы никто из содержавшихся в Раю не сбежал оттуда.
— Мы уже… — засопел Макфиф, — почти прибыли…
— Ага, — отозвался Гамильтон.
— Это оказывает… огромное воздействие… Так сказать, на мировоззрение!..
— Еще бы! — согласился Джек.
Он почти что разглядел… Еще секунда… еще… Какая-то размытая картинка, некий пейзаж надвигался на них. Честное слово, странное зрелище! Нечто округлое, укрытое густым туманом. Гигантская окружность больше всего напоминала водоем, а для космического пространства подобный факт казался немыслим… Трудно было даже представить, будучи в здравом уме, водоворот в вакууме… Хотя вот, пожалуйста, бредовая картина разворачивалась прямо по ходу движения, на дальнем берегу угадывались горы, обрамленные лесом и кустарником.
Вдруг водоем исчез, словно его накрыл опустившийся занавес. Но занавес тут же поднялся, и вновь просветлело невиданное море: бескрайний простор спокойно покоящейся влаги.
Водоем даже издалека, учитывая другой масштаб расстояний в космосе, выглядел настолько громадным, что, наверное, в нем легко было искупать всю матушку-Землю. «Сколько же в нем воды, интересно?» — подумал Джек. В центре фантастической заводи определенно имелось еще что-то, более темное озеро — внутри большего, прозрачного. Возможно ли, чтобы Небеса являли собой столь титаническое море? Ведь кроме этого океана океанов больше ничего нельзя было разглядеть.
И это…
Вот это да! Какое там море! Прямо на Джека и Чарли взирал живой глаз!
Незачем и спрашивать, чей это был Глаз.
Макфиф издал дикий вопль. Лицо его потемнело, как в приступе удушья; из горла вырывался жуткий хрип… Тело корчилось словно в агонии; Чарли будто хотел избавиться от зонта, разжать пальцы, но они отказывались повиноваться, ослабить свою судорожную хватку. Макфиф конвульсивно пытался отвернуться от гигантского Глаза, уклониться от пронизывающего взора. Глаз сосредоточился на зонте… Зонт вспыхнул мгновенно, как сухая солома. Хлопья горящей ткани, обуглившаяся палка и двое визжащих гомо сапиенс полетели вниз.
Спуститься с той же неторопливостью, с какой они были вознесены, явно не удалось. Они ринулись вниз со скоростью метеорита, едва не теряя от страха сознание. В какой-то миг Джек своей филейной частью ощутил, что земная твердь уже очень близко… И тут же последовал сокрушительный удар. Джека подбросило вверх, как тряпичную куклу. Высоко подбросило, почти к тому пределу, откуда он начал сумасшедшее падение. И опять оглушительный удар… снова и снова… Когда все закончилось, физическое "я" Джека лежало неподвижно, едва дыша, распростертое на поверхности планеты. Рука сжимала пучок сухой травы, торчавший из глинистой красной почвы. Превозмогая резь в глазах, Джек приоткрыл веки и осторожно осмотрелся.
Он лежал посреди широкой пыльной равнины. Было холодное раннее утро. В отдалении маячили какие-то здания. Рядом, подобно сломанному манекену из магазина для толстяков, распласталось неподвижное тело Чарли Макфифа… Шайен, штат Вайоминг.
Прошло немало времени, прежде чем Гамильтон сообразил, что люди не только дышат, но и умеют говорить.
— Наверно, надо было сразу сюда и направляться… — кое-как пробормотал Джек.
Ответа от Макфифа не последовало. Мозги ему, наверное, отшибло основательно. Доносилось лишь чириканье птиц на склонившемся дереве в нескольких ярдах от них.
С трудом поднявшись на ноги, Гамильтон доковылял до своего спутника. Тот был жив и внешних увечий не наблюдалось. Лишь дыхание было частое и неглубокое. По подбородку из полураскрытого рта тянулась дорожка липкой слюны. На лице застыла маска предельного ужаса. Но почему именно ужаса? Разве шанс лицезреть Господа своего не вызвал у Чарли фанатичной радости?
Значит, вскрылись новые факты об окончательно свихнувшейся Вселенной.
Их весьма затруднительно увязать в рамках сколь-нибудь приемлимой концепции. Ясно лишь одно — Гамильтон и Макфиф оказались в самом центре бахаитского мира. В Шайене, штат Вайоминг. Бог исправил отклонение Джека от правильного пути. Чарли пытался задержать его, направить по ложной стезе, но сейчас он, несомненно, на богоугодном пути. Тиллингфорд говорил верно: Провидение вело его именно к пророку Хорейсу Клэмпу.
Джек с любопытством всматривался в серые очертания маячившего вдалеке города. Над приземистыми, неказистыми строениями возвышался одинокий, колоссальных размеров, шпиль, ослепительно сверкавший в лучах утреннего солнца. Небоскреб?.. Монумент?
Ни то ни другое. Это храм Единоправедной Веры. С расстояния в несколько миль Джек обозревал усыпальницу Второго Бааба. Власть бахаизма, которую он ощущал до сих пор, не пойдет ни в какое сравнение с тем, что предстоит.
— Вставай! — толкнул он застонавшего Макфифа.
— Меня не трогай, — просипел Макфиф. — Иди один. Я останусь тут.
Он сунул руку под голову и закрыл глаза.
— Я подожду, — ответил Гамильтон.
Пока длилось ожидание, Джек обдумывал сложившуюся ситуацию. Вот сидит он сейчас посреди штата Вайоминг, холодным осенним утром, с тридцатью центами в кармане… Что ему толковал Тиллингфорд? Джека пробрала нервная дрожь. Может, все-таки попробовать?
— Господи!.. — начал он, становясь в традиционную позу: коленами к земле, ладони вместе, глаза набожно обращены к небу. — Вознагради смиренного раба Твоего согласно обычной тарифной сетке, по классу А-4 для специалистов-электронщиков.
Тиллингфорд упоминал о четырехстах долларах…
Какое-то время ничего не происходило.
Холодный ветер по-прежнему шелестел в сухом бурьяне да перекатывал пустые консервные банки по красной глинистой равнине. Но потом воздух дрогнул.
— Накрой голову! — завопил Гамильтон в сторону Макфифа.
На землю обрушился ливень из серебристых монет. Глухо звякая, монеты низринулись ослепляющим потоком. Когда поток иссяк, Гамильтон в восторге начал сбор невероятного урожая. Каково же было разочарование: до четырехсот долларов явно не хватало. Вопрошающий получил только на ближайшие карманные расходы.
Вероятно, большего он не заслуживал.
Джек наскреб сорок долларов и семьдесят пять центов. Ну, и на том спасибо! По крайней мере, с голоду он не умрет. А вот когда деньги кончатся… Тогда посмотрим!
— Не забудь, — хриплым голосом заметил, приподнимаясь, Макфиф. — Ты мне должен десять долларов!
Он был явно нездоров. Лицо пошло пятнами, тучное тело того и гляди, как тесто, выползет из одежд. Щека дергается от тика. Происшедшая перемена воочию свидетельствовала о том, насколько потрясен Макфиф зрелищем Бога. Точно деморализованный солдат из разбитой армии.
— Ты что, не таким ожидал его увидеть? — спросил Джек, когда они уже брели по направлению к шоссе.
Проворчав что-то нечленораздельное, Макфиф сплюнул. Слюна была красной от набившейся в рот глиняной пыли. Сунув руки глубоко в карманы, Чарли потопал дальше, тупо глядя вперед и еле передвигая ноги.
— Ладно, — снизошел Гамильтон. — Это не мое дело.
— Я бы не прочь глотнуть чего покрепче, — выдавил наконец Макфиф.
Они взобрались на обочину шоссе. Макфиф принялся изучать содержимое своего бумажника.
— Увидимся в Белмонте. Верни десятку. Она мне пригодится при покупке авиабилета.
Джек с неохотой отсчитал десять долларов, Макфиф принял мелочь без возражений.
Они добрались уже до окраины Шайена, когда Гамильтон заметил нечто отвратительное на шее у Макфифа: гроздь ужасных, красных, набухших болячек. И эта гадость разрасталась прямо на глазах…
— Вот это фрукты поспели!.. — удивленно присвистнул Джек. Макфиф с немым страданием во взоре глянул на него. Немного погодя он показал на свою левую щеку.
— И абсцесс под зубом мудрости… — сообщил он убитым голосом. — Фурункулы… Абсцесс… Моя кара.
— За что?
Ответа не последовало. Макфиф погрузился в безмолвную борьбу с угрызениями совести.
Гамильтон вдруг подумал, что может считать себя счастливчиком, если так легко отделался после встречи с Богом. Конечно, существует какой-то механизм отпущения грехов. Макфиф, если поведет жизнь праведную, сумеет избавиться от болячек. Проходимец от рождения, он наверняка найдет верный способ. У первой же остановки автобуса они тяжело опустились на холодную сырую скамью. Прохожие, спешившие в город за субботними покупками, с любопытством оглядывались.
— Мы — паломники, — ледяным тоном сообщил Джек в ответ на один слишком уж бесцеремонный взгляд. — Да-да, на коленях приползли из Бэттл-Крик, штат Мичиган.
Как ни странно, на сей раз никакого наказания свыше не последовало. Тяжело вздохнув, Гамильтон почти пожалел об этом. Капризная стихия личности Вседержителя вызывала все большее недоумение. Слишком плохо соотносились между собой злополучные «преступление и наказание». Может, молния праведного гнева поразила сейчас какого-нибудь невинного шайенца на другом конце города.
— Ну, вот и автобус!.. — с благодарной дрожью в голосе проговорил Макфиф, тяжело подымаясь на ноги. — Доставай свои пятицентовики. Когда автобус сделал остановку возле аэропорта, Макфиф выбрался наружу и заковылял к административному зданию. Джек остался сидеть: его путь лежал к сияющему шпилю, обелиску или башне, а точнее — к Единоправедной Усыпальнице.
Пророк Хорейс Клэмп встретил Джека в огромном, давящем своей величественностью вестибюле. Внушительных размеров мраморные колонны обступали со всех сторон. Усыпальница являла собой откровенное подражание традиционным мавзолеям античности. Несмотря на всю импозантность сооружения, здесь так и витал изрядный налет дешевой пошлости. Громадная, грозная мечеть шокировала уродством. Подобные архитектурные монстры обычно создаются людьми, начисто лишенными художественного вкуса. К примеру, коммунистами в Советском Союзе. Но, в отличие от советских учрежденческих «шедевров», это блюдо было приправлено еще и всевозможными наличниками, панелями и шпалерами, бронзовыми завитушками и шарами. Монументальные барельефы изображали пасторальные сценки из жизни Ближнего Востока: фигуры, все до единой, — с благообразными постными физиями, тщательно одеты или задрапированы.
— Приветствую! — возгласил пророк, в благословляющем жесте поднимая пухлую ручку.
Хорейс Клэмп будто сошел с плаката воскресной школы: кругленький, семенящий вперевалку, в мантии с капюшоном, с благодушно-идиотским выражением лица. Мягким жестом он пригласил Джека подняться на верхнюю ступеньку и легонько подтолкнул его вперед. Внешне Клэмп был вылитый вождь-исламит. Когда они вошли в богато обставленный кабинет вождя, Гамильтон в ужасе и отчаянии спросил себя, зачем он здесь. Действительно ли все это имеет хоть долю смысла?
— Я ждал вас, — деловито сообщил Клэмп. — Меня известили о вашем прибытии.
— Известили? — спросил озадаченный Гамильтон. — Кто?
— Как это кто? Конечно же сам Тетраграмматон.
— Вы хотите сказать, — Джек обескуражено моргнул, — что являетесь пророком бога по имени…
— Никто не может называть его по имени, — с лукавым проворством перебил Клэмп. — Имя его слишком священно. Он предпочитает, чтобы о нем упоминали, пользуясь термином Тетраграмматон[6]. Я даже удивлен, что вы этого не знаете. Это общеизвестно!
— Видимо, я кое в чем еще профан, — признался Гамильтон.
— Как я понимаю, недавно вы удостоились видения?
— Если вы спрашиваете, видел ли я — мой ответ утвердительный.
Джек поймал себя на мысли, что, едва успев познакомиться с пророком, он уже испытывает чувство некоторой брезгливости, если не отвращения.
— Как Он там?
— По-моему, в добром здравии. — Гамильтон не сдержался и добавил:
— Если учесть Его возраст.
Клэмп сосредоточенно прохаживался по кабинету, сверкая абсолютно лысым, как бильярдный шар, черепом. По идее пророк должен олицетворять духовную мудрость, излучать достоинство иерарха, но выглядел он на самом деле форменной карикатурой. Конечно, все стереотипные представления о священнике высокого ранга налицо… Для того чтобы быть убедительным, он слишком величав.
Как чье-то уродливое представление о том, каким должен быть духовный глава Единоправедной Веры.
— Отче, — без обиняков начал Гамильтон, — думается, мне лучше сразу все выложить… В этом мире я нахожусь около двух суток, никак не больше. И, откровенно говоря, полностью сбит с толку. Это абсолютно безумный мир для меня. Луна величиной с горошину — это абсурд. Геоцентризм — когда Солнце вращается вокруг Земли! — явный примитив. И архаичная, чуждая Западу идея Бога: капризный старец, осыпающий человечество то монетами, то змеями, то болячками…
Клэмп колюче взглянул на Гамильтона:
— Но, простите, таков порядок вещей! Все это — Его творение!..
— Это творение — может быть. Но не то, которому принадлежу я. Мир, откуда я…
— Вероятно, — перебил Клэмп, — вам бы следовало рассказать, откуда вы. С таким поворотом дел Тетраграмматон меня не ознакомил. Он просто известил, что сюда держит путь заблудшая душа. Без особого энтузиазма Джек кратко изложил свои приключения.
— Ох! — только и смог вначале выдавить Клэмп. Пророк со скептически-огорченным видом заходил по кабинету взад-вперед. — Нет! Я никак не возьму в толк!.. Хотя случиться подобное могло, вероятно, могло… Вы, стоя здесь, передо мной, заявляете, будто вплоть до прошлого четверга существовали в мире, не осененном Его присутствием?
— Я этого не утверждал. Будучи из мира, который не был осенен столь грубым и напыщенным Его присутствием. В моем мире, в моей жизни ничего похожего на племенные культы не было, как не было ни молний, ни грома. И тем не менее Он в моем мире вполне присутствовал. Я всегда исходил из того, что Он существует. Но Его присутствие было возвышенно и ненавязчиво. Если так можно выразиться, Он вечно за кулисами и не меняет декораций всякий раз, стоит лишь кому-то выйти из роли.
Пророк ошеломленно внимал откровениям Гамильтона.
— Это неслыханно… Я не мог даже мысли допустить, что где-то существуют целые миры неверных.
Джек почувствовал, что терпение его с каждой секундой испаряется.
— Неужто до вас не доходит, о чем я?.. Ваша убогая Вселенная, этот Бааб, или как там его…
— Второй Бааб! — перебил его Клэмп.
— Что такое — «Бааб»? И где тогда Первый? Откуда вся эта ерунда?
Наступила пауза презрительного (со стороны пророка) молчания. Наконец Хорейс Клэмп усмирил свой праведный гнев и заговорил:
— Девятого июля 1850 года Первый Бааб был казнен в Табизе. Двадцать тысяч его последователей, бахаитов, были зверски умерщвлены. Первый Бааб — истинный пророк Господа. Он умер, явив людям множество чудес. Его тюремщики рыдали, словно дети, когда он умирал. В 1909 году его останки были перенесены на гору Кармель.
Клэмп умолк. На минуту повисла драматическая тишина, а взгляд Клэмпа наполнился огнем истовой веры.
— В 1915 году, через шестьдесят пять лет после своей кончины, Бааб вновь появился на Земле. В Чикаго, в восемь часов утра четвертого августа, свидетелями этого стали посетители одного ресторана. И это несмотря на тот неоспоримый факт, что его физические останки на горе Кармель неприкосновенны до сих пор.