Странник
Как известно, человек может бесконечно долго смотреть на три вещи: на огонь, на текущую воду и на работу других. Проточной воды рядом не было, зато за спиной Максимова горел огонь в камине, и Леону Нуаре было чем себя занять, пока Максимов работал на ноутбуке. Время от времени его взгляд, устав блуждать между огнем и руками Максимова, упирался в одну точку. В эти минуты Леон цепенел, лишь пальцы продолжали играть тяжелым перстнем. Но и эти движения были скупы и несуетливы. Так делает глубоко задумавшийся человек, а не тот, кто лихорадочно ищет выход из тупика.
«Пониженный уровень тревожности, — поставил диагноз Максимов, незаметно наблюдая за журналистом. — Такие типы, чтобы вырваться из спячки, идут на обострение ситуации, лишь тогда они ощущают полноценность бытия. Чаще всего это выглядит как не мотивированная агрессия. Но очень часто это люди с задержкой в развитии, порой даже не умеющие читать. Скудость эмоциональной сферы и низкий интеллект заставляют их искать острые ощущения в банальном насилии. Леон явно не из их числа. Функция теменного и височных отделов мозга не нарушена, это очевидно. Интеллектуален, склонен к абстрактному мышлению. Творческий, эмоционально развитый тип. Такие умеют подавлять вспышки агрессии, если они мешают осуществлению тщательно разработанного плана. И саму агрессивность объясняют соображениями высшего порядка. Классический образец серийного убийцы-интеллектуала».
Тем не менее Леон Нуаре считался признанным мастером военного репортажа. Сайт фотослужбы Франс-пресс предлагал всем желающим ознакомиться с серией снимков, за которую Леон получил международную премию. Максимов просмотрел кадры на дисплее компьютера. От комментариев вслух воздержался.
Сюжет назывался «Голод в Сомали». Худущая девчонка со вздувшимся, как у всех африканских детей, животом брела по пыльной дороге. Крупный план позволял убедиться, что девочка находится в глубоком голодном обмороке, на лице жили только глаза, отчаянно вцепившиеся в какую-то только им видимую цель. Следующий кадр увеличивал обзор, показывая, что девочка не одна. Сзади нее, опустив морды к земле, трусят всклокоченные от жары и голода гиены. Их злые остекленевшие глаза жадно впиваются в изможденную человеческую плоть. Следующий кадр: девочка, уткнувшаяся лицом в пыль, и гиены, на трясущихся ногах подбирающиеся к ней. На следующем кадре гиены вырывают клочья мяса из беспомощного тела. И последний кадр: на дальнем плане в дрожащем мареве сбившиеся в кучу гиены, на переднем — очередь скелетов, обтянутых черной кожей, у полотняного навеса. Солдат в ООНовской форме черпает баланду из котла. Сухие как плети руки подставляют банки под парящую струю варева.
Максимов представил, как витийствовали эстеты по поводу жесткой черно-белой стилистики фотографий. На них так рельефно-четко выделялись ребра растерзанной девочки, и фигуры людей казались неживыми — статуэтками, выточенными из эбенового дерева. И как философствовали салонные гуманисты, рассуждая о бессмысленности помощи международного сообщества стране, где правит голод, а не правительство. Дамы передергивали ухоженными плечиками, с возмущением вздыхая о несовершенстве мира, при этом ревниво следя, чтобы их спутник, растроганный видом чужих страданий, не выписал чек на неприличную в своей щедрости сумму.
Сам Максимов увидел для себя главное, поэтому и промолчал. Натренированным глазом прикинул расстояние от места съемки до девочки. Вышло, не более ста метров. Не такая уж даль, даже по африканской жаре. И гиены при приближении здорового сильного мужчины, он это точно знал, трусливо отбежали бы в сторону В девчонке — кожа да кости, не надорвешься. Что стоило на руках донести ее в лагерь, влить в рот глоток бульона? Ничего. Но не было бы премии за лучший репортаж года.
«А может, дело даже не в деньгах и славе? — подумал Максимов, давя в себе брезгливость. — Возможно, Леон просто стервятник. И смотрит на мир холодным глазом трупоеда, только усиленным кодаковской оптикой. Что ж, тогда такого вполне могут привечать во всех „горячих точках“ по обе стороны. Там романтиков не любят, считают за придурков. А такой там, хоть с камерой, хоть с автоматом, сойдет за своего».
Взгляд Максимова который раз за встречу упал на перстень Леона. Арабская вязь на печатке сплеталась в замысловатый узор. Прочитать зашифрованную надпись не посвященный в тайну узорчатой криптографии не мог. Но Максимов, тренируя зрительную память, старательно копировал арабские надписи на раритетах. А потом у знакомого арабиста интересовался их переводом. Сегодня он еще раз убедился, что лишних знаний не бывает.
«Моя молитва и моя жертва, моя жизнь и моя смерть принадлежат Аллаху», — гласила надпись на перстне.
«Моджахеддин из Парижа? Очень странно», — подумал Максимов.
Максимов достал из бумажника кредитную карточку, ввел ее номер в строку на дисплее.
— Не беспокойся, эта информация за мой счет, — обратился он к Леону.
— Прости? — очнулся Леон.
— Я зашел на сайт одной израильской фирмы, торгующей снимками со спутника.
— Но это безумно дорого!
— А что делать? Безумнее верить на слово, имея возможность проверить. Ты же профессионал, Леон, и наверняка трижды перепроверяешь информацию. Итак. — Максимов развернул ноутбук так, чтобы Леону был виден монитор. — Это снимок района за то число, что ты мне назвал. Стык границ Таджикистана, Узбекистана и Киргизии проходит примерно вот здесь. — Максимов ручкой указал на точку на мониторе. Картинка вся состояла из песчаной гармошки гористых кряжей с редкими проблесками зеленого цвета. — Покажи маршрут, которым вы шли к кишлаку. Как отходили. И где вас накрыли правительственные части…
Леон покачал головой.
— Ты зря потратил деньги, Макс. Никаких подробностей я не предоставлю. Дьявол, как известно, прячется в деталях. А по ним очень легко вычислить и крупно навредить! тем, кто мне доверился. Я никогда не раскрываю источники информации и не подставляю доверителей. Извини, это принцип.
Максимов окинул взглядом мощную фигуру Леона. Габаритами и упрямым выражением лица он напоминал борца-тяжеловеса.
— Леон, ты мужественный парень и любишь рисковать… Но на этот раз случился небольшой перебор. Брактеат не просто испарился, его же выкрали. Кто-то даже не побрезговал проломить голову твоему русскому партнеру.
— Скорее всего, сами русские! — выпалил Леон. — Решили зажать брактеат, чтобы не вышло большого скандала.
— Возможно, — нейтральным тоном согласился Максимов. — Думаю, ФСБ с тебя хватит. Но есть же еще хозяин «золотого запаса». Или, считаешь, он уже все забыл?
Леон тяжело засопел и принялся крутить перстень на пальце.
— Будем рассуждать здраво, Леон, — продолжил давить на нервы Максимов. — Если допустить, что где-то прошла утечка информации, то количество желающих взять тебя за горло возрастает до непросчитываемой величины. Конечно, есть надежда, что они начнут толкаться локтями и мешать друг другу. Но это лишь выигрыш во времени, а не гарантия спасения. Ты согласен?
Леон промолчал, и Максимову пришлось ответить самому:
— Спорить бесполезно. Достаточно подождать. День-другой, и самый ловкий из охотников вцепится в тебя мертвой хваткой. А как допрашивают, надеюсь, на войне ты видел не раз.
Леон щелчком выбил сигарету из пачки «Житана». Закурил. Долго щурился на огонь.
— Я не в первый раз играю в такие игры, — глухим голосом начал он. — И способы страховки уже отработал. если со мной что-нибудь случится…
— То информация попадет в прессу, — закончил за него Максимов. Иронию в голосе дозировал так, чтобы раздразнить, но не разъярить. — Для этого надо быть уверенным, что твои противники не просчитали, где ты ее хранишь. Уповать на глупость людей, спасающих свою шкуру и реноме, не приходится. И главное, где гарантии, что твою информацию опубликуют? Прости, но ты мыслишь штампами из плохих детективов. Это в них, если герой добежал до пресс-конференции, то следуют хэппи-энд и любовь на шелковых простынях с главной героиней.
Леон по-волчьи оскалился. Оказалось, он так улыбается.
— Это ты мыслишь штампами бульварного чтива! Мы живем в век технологической свободы. Пока, во всяком случае. — Он указал сигаретой на ноутбук. — За полчаса такой компьютер разошлет мой файл по всему миру. Чем тебе не пресс-конференция? Файл находится в исходящей почте в нескольких компьютерах. Рассылка произойдет автоматически, если я в условленное время не дам команду отбоя. Пока я жив и способен раз в сутки набрать код на клавиатуре, бомба не взорвется. И конечно же, остались классические варианты: нотариус, ячейка в банке и несколько доверенных лиц, которых очень расстроит моя внезапная смерть. А смерти я не боюсь. Потому что знаю, грызня между псами, что меня затравили, начнется такая, что от своры останутся только кровавые ошметки. Фигуранты этого скандала едва ли надолго переживут меня, в этом я уверен.
«Ничего не скажешь, со всех сторон подстраховался. Остается проверить, как он реагирует на стопроцентный проигрыш».
Максимов невольно бросил взгляд за спину Леона. Там всю стену занимал застекленный шкаф с охотничьими ружьями. Другого оружия поблизости не было. Если не считать кулаков, пепельницы и бутылки ликера на столе.
— Леон, я не знаю, что хранится в твоем файле. Уверен, что информация взрывоопасная. Иначе ты бы не был так уверен в себе. Я внимательно выслушал твою историю. Она красива, как восточная сказка, и правдива, как все репортажи о войне. Все сводится к принципу: «Я там был, а вы — нет. Поэтому слушайте, раскрыв рты». Но я попробую придумать свою историю, глядя на эту картинку. Обрати внимание, что буду использовать только информацию, что прочитал на сайтах информационных агентств.
Максимов подвинул кресло, чтобы оказаться боком к Леону, и стал водить ручкой по монитору.
— Итак. В районе вот этого горного селения в Таджикистане находился тренировочный лагерь боевиков. Набрали в него всякий сброд и три месяца шлифовали мозги Кораном, попутно обучая азам диверсионно-разведывательной деятельности. Инструкторами работали два афганца и узбек, служивший в ВДВ. Не придумал, а цитирую по сайту Франс-Пресс. Из того же источника нам известно что в виде выпускного экзамена группа из полсотни чело век должна была совершить рейд на территорию Узбекистана. Успешно сдавшим экзамен обещали по полторы тысячи долларов и трудоустройство в отрядах моджахеддов? по ту или другую сторону Пянджа. И далее произошло следующее.
Максимов нажал клавишу, сменив снимок на мониторе. Теперь увеличение позволяло в деталях рассмотреть все складки местности.
— Оптимальный маршрут — держаться этой дороги. Но группа сделала крюк. Возможно, инструкторы решили заставить новобранцев попотеть. А может, имели приказ оказаться в день «Д» в максимальной близости от Мертвого города. Затем, словно по команде, они резко свернули на северо-восток. И через двое суток марша уткнулись в границу Узбекистана. Далее опять цитирую сообщение Франс-Пресс. Вместо того чтобы скрытно просочиться через границу, они идут на заставу и требуют пропустить их. Естественно, узбекские пограничники гордо их послали. И группа решила прорываться с боем. Если решили сделать все, чтобы их обнаружили, то своего они добились. В район по тревоге выдвинулись правительственные части. Но и тогда наши бойцы за веру повели себя, как последние самоубийцы. Вместо того чтобы рассыпаться на группы и затаиться, они вступают в непрерывные боестолкновения и медленно отступают, как я подозреваю, по заранее разработанному маршруту. Вот здесь их окончательно блокировали. — Максимов указал на карту. — Продержали сутки под огнем, а потом высадили вертолетный десант на господствующую высоту. Через два часа все было кончено.
Максимов посмотрел на напряженно молчащего Леона.
— Только не смейся, Леон! Но, если верить официальным источникам, один из оставшихся в живых задержанных на допросе показал, что группа шла свергать президента страны. Со времен Че Гевары на моей памяти это единственный случай[44] такой политической наглости. Только представь, пятьдесят подростков с автоматами идут рейдом на столицу! Тем не менее в этом абсурде есть логика. Если допустить, что плохо подготовленных бойцов, а фактически — смертников использовали для отвлекающего маневра.
Леон не смеялся. Он хищно скалился, зло терзая зубами фильтр сигареты. Максимов успокоил себя тем, что шариковой ручки в стальном корпусе вполне достаточно, чтобы одним ударом купировать возможный всплеск агрессии Леона.
Но Леон быстро взял себя в руки. Выдохнул, расслабленно откинувшись в кресле.
— Фантазируй дальше, — разрешил он.
— Только перед этим один вопрос. Хочу убедиться, что ты действительно входил в группу захвата. Вы выдвигались к Мертвому городу скрытно, как я понял. Шли шесть суток. Вопрос: через сколько часов делались привалы?
Леон с нескрываемым подозрением посмотрел на Максимова. Не удержался и бросил взгляд на монитор. Этого быстрого движения глаз хватило, чтобы Максимов рассмеялся. Он хлопнул Леона по напряженному плечу.
— Можешь не отвечать! И так ясно, что группа шла с интервалами, соответствующими пролету спутников-шпионов над районом. Вопрос, откуда у командира взялось расписание, задавать не буду Это военная тайна, в которую лезть не хочу.
— Такое впечатление, что ты не археолог, а профессиональный коммандос, — проворчал Леон, сверля Максимова взглядом.
— Я ученый, Леон. А ученый — это развитый интеллект, натренированный на поиск и обработку большого объема информации. Специализация роли не играет. А военное дело — такая же наука, как и все прочие. Было бы свободное время и доступ к информации, можно изучить азы любого ремесла. Так меня учил дед. Но вернемся к фантазиям. — Максимов обвел кружком сплетение тонких белых линий вокруг группы мелких точек. — Думаю, это и есть бывший урановый рудник. Или Мертвый город, как ты его называешь. В день «Д» сюда подошел отряд высоко профессиональных бойцов. Думаю, человек десять-пятнадцать, не больше. Почему? Для налета на караван из трех грузовиков с охраной больше и не надо. Вы же не собирались штурмовать Мертвый город. И от погони отрываться легче врассыпную. Кстати, о погоне. Сколько времени вам подарили эти самоубийцы?
— Откуда мне знать?! Я ведь даже не подозревал о их существовании.
— Тем не менее ты жив, а они — нет.
— Жизнь на войне покупается смертью других, — равнодушно, как о банальной истине, сказал Леон.
— Вот с этим тезисом не могу не согласиться… Ты — единственный оставшийся в живых.
Максимов взял из пачки Леона сигарету. Задумавшись, покрутил в пальцах зажигалку.
«Нестыковочка получается. Хозяин груза не мог не отдать команды взять хотя бы пару человек живыми. А уходили, если не дураки, не одной группой, а врассыпную, разбившись на тройки. Так больше шансов донести хотя бы часть похищенного. Расчет же делали на скандал, а для него, как. уже известно, хватило и одного единственного брактеата. Что-то тут не клеится», — рассуждал Максимов, забыв о сигарете.
Леон взял сигарету, потянулся к зажигалке. Максимов, очнувшись, чиркнул ею, поднося язычок пламени. В его отсвете перстень Леона вспыхнул медно-красным огнем.
* * *
…В кромешной темноте пещеры ярко вспыхнул огонь зажигалки. Язычок задрожал, стал клониться вбок. Сквозняк уходил дальше, в гулкую черную пустоту.
Перстень на пальце Муххамада вспыхнул медно-красным огнем, цвета низкого Марса на южном небе. Рядом с ним загорелась алая звездочка, и в темноте поплыл острый запах гашиша.
В темноте завозились люди, потянулись ближе к закурившему волшебную смолу, что снимает усталость и дарует видения райских кущ. Измотанные люди в кисло пахнущей козлятиной одежде хотели одного — забыться. Забыть про избитые в кровь ноги, растертые лямками плечи и пропитавшуюся потом одежду. Они уже знали, что шестеро их братьев приняли смерть, как полагается воинам, — с оружием в руках. Знали, что настал их черед. И теперь хотели хоть одним глазком посмотреть на то, что их ждет по ту сторону смерти.