— А как мы потом отсюда выберемся? — опросила Габи.
Сирокко указала на пол.
— По нашим следам.
— Ах да. Как же я сама не догадалась. — Нагнувшись, Габи рассмотрела тонкую пыль, устилавшую пол. Попадались там и гладкие кусочки покрупнее.
— Матовое стекло, — заключила она. — Смотрите не поскользнитесь.
Джин покачал головой.
— Сперва я тоже так решил. Но это не стекло. Стены тонкие, как у мыльного пузыря, и очень непрочные. — Выбрав одну из стен, он осторожно надавил на нее ладонью. С негромким звяканьем стена лопнула. Джин успел поймать один из кусочков, что неторопливо поплыли к земле, и легко раздавил его в кулаке.
— Интересно, сколько стен потребуется разбить, прежде чем на нас рухнет потолок? — спросила Габи, указывая на комнату этажом выше.
— Да уже немало. Сейчас это место — лабиринт, хотя изначально таковым не задумывалось. Мы прошли через несколько стен просто потому, что они уже были кем-то разбиты. А на самом деле это просто горка из кубиков, где нет ни входов, ни выходов.
Габи и Сирокко переглянулись.
— Вроде той постройки, что мы видели под тросом, — сказала Сирокко. Потом описала ту постройку Джину.
— Но кто строит дома без дверей? — поинтересовалась Габи.
— Камерный наутилус, — ответил Джин.
— Еще раз?
— Наутилус. Он делает себе раковину по спирали. Когда раковина становится слишком мала, он движется дальше и запечатывает ту камеру, что осталась позади. В поперечном разрезе очень мило смотрится. И очень похоже на то строение, которое вы увидели, — маленькие камеры снизу, большие сверху.
Сирокко задумчиво нахмурилась.
— Но здесь-то все комнаты примерно одного размера.
Джин отрицательно покачал головой.
— Разница невелика. Эта комната чуть выше вон той. Где-нибудь непременно найдутся комнаты еще меньше. Похоже, эти твари строят вбок.
Существа, выстроившие стеклянный замок, представились Сирокко чем-то наподобие морских кораллов. Перерастая свои дома, колония их бросала и прямо на них и отстраивалась. Местами замок возвышался на десять с лишним этажей. Прочность конструкции придавали не тонкие как ткань стены, а ребра стеклянных кубов. Они смахивали на прозрачные люцитовые брусья в руку толщиной, очень крепкие и твердые. Даже если бы вдруг разбились все стены замка, каркас его все равно остался бы на месте, подобно стальным перекрытиям небоскреба.
— Кто бы эту штуку ни построил, он не последний ею пользовался, — предположила Габи. — Сюда кто-то вселился и наделал кучу модификаций. Если, конечно, строители не были намного сложнее, чем мы думаем. Но так или иначе, все давно отсюда свалили.
Сирокко велела себе не расстраиваться, но что было толку? Разочарование — как ни крути. Они по-прежнему были далеко от вершины, и дело шло к тому, что весь путь предстояло проделать своим ходом.
* * *
— Ты только не злись.
— Что такое? — Сирокко медленно просыпалась. Не может быть, чтобы прошло восемь часов, подумала она.
Да и откуда ему знать? Часы-то у нее.
— Не смотри ты на них. — Сказано это было тем же ровным тоном, но Сирокко вдруг замерла, так и не донеся руку до лица. Она увидела красноватое от гаснущего костра лицо Джина. Он склонялся над ней.
— Что… в чем дело, Джин? Что-нибудь случилось?
— Ты только не злись. Я хотел по-хорошему, но ведь не годится, чтобы она смотрела. Да? Ведь так?
— Габи? — Сирокко было привстала, но Джин показал ей нож. И тут Сирокко с кристальной четкостью подметила сразу несколько деталей явившейся ей картины: Джин голый; Габи, тоже голая, лежит ничком и, похоже, не дышит; у Джина стоит член. А еще — руки у него в крови. Все чувства Сирокко обострились до предела. Она чувствовала жаркое дыхание насильника, запах крови и смрад ненависти.
— Ты не злись, — рассудительно повторил Джин. — Я этого не хотел. Ты сама меня вынудила.
— Я только сказала…
— Ну вот, ты злишься. Я же вижу. — Он вздохнул, словно досадуя на несправедливость судьбы, и показал Сирокко второй нож — Габи. — Если ты хорошенько подумаешь, то себя же во всем и обвинишь. Из чего я, по-твоему, сделан? Ты же баба. Разве твоя мамочка учила тебя быть такой эгоисткой? А? Что, учила?
Сирокко лихорадочно попыталась придумать безопасный ответ, но Джину он, очевидно, и не требовался. Нагибаясь еще ниже, он приставил ей нож под самый подбородок. Сирокко вздрогнула — острие вонзилось в мягкую плоть. Нож казался еще холодней глаз насильника.
— Не понимаю, зачем тебе это нужно.
Джин заколебался. Второй нож, уже тянувшийся куда-то к ее животу, похоже, застыл в воздухе. Сирокко его, впрочем, не видела. Проведя языком по пересохшим губам, она подумала, что лучше бы все-таки его видеть.
— Хороший вопрос. Я всегда его себе задавал… да и какой мужчина этого не делает? — Тут Джин стал искать в глазах Сирокко понимание, а не найдя, разочарованно надул губы.
— А-а, что толку? Баба она и есть баба.
— Рискни. — Нож снова двигался. Сирокко почувствовала, как он подбирается к промежности. На лбу у нее выступил холодный пот. — Тебе совсем ни к чему на такое идти. Убери нож — я и так дам тебе все, что пожелаешь.
— Да-да. — Нож ходил взад-вперед, будто укоряющий материнский палец. — Ищи дурака. Знаю я ваши бабские штучки.
— Клянусь. Пойми, так нельзя.
— Очень даже можно. Я прикончил Габи, а этого ты мне не простишь. Паскудное дельце. Как ни крути. Вы, бабы, без конца нас обламываете. Нам всегда охота, а вы вечно — нет и нет.
Джин оскалился, но затем на лице его воцарилось прежнее спокойствие. Сирокко предпочла бы оскал.
— Я просто ставлю все на свои места. Когда вы, ребята, бросили меня одного во тьме, я решил, что отныне буду делать что захочу. Я завел в Рее друзей. Вам они по вкусу не придутся. И капитан отныне — я. Как, между прочим, и должно было быть с самого начала. Будешь делать что я скажу. И без глупостей.
Чувствуя, как острие ножа распарывает ей штаны, Сирокко затаила дыхание. Понятия не имея, что собирается предпринять Джин, она стала прикидывать, что лучше — сделаться глупой и мертвой или живой и изувеченной. Но когда со штанами было покончено, внимание Сирокко переключилось на нож под подбородком.
Джин вошел в нее. Она отвернулась в сторону, но кончик ножа неотступно следовал за подбородком. Боль жгла ее — но это было неважно. А важно было то, что щека Габи слегка дергалась, рука ее медленно подползала к валявшемуся в пыли топорику, а полуоткрытый глаз поблескивал.
Снова повернув лицо к Джину, Сирокко без труда вложила в голос нотки отчаянного страха.
— Не надо! Пожалуйста, не надо. Я еще не готова. Ведь ты меня убьешь!
— Когда мне нужно, тогда ты и готова. — Джин наклонил голову, и Сирокко отважилась бросить взгляд на Габи. Похоже, та поняла. Глаз закрылся.
Все происходило где-то далеко-далеко. Тела у нее не было — и зверскую боль тоже испытывал кто-то другой. Важно было только острие ножа под подбородком. И еще — что Джин никак не мог кончить и уже начал уставать.
«Но чем для него станет эта неудача? — задумалась Сирокко. — Вот именно. Значит, он не может ее стерпеть. Стало быть, должен наступить момент, когда его внимание ослабнет. Но только придется хорошенько удостовериться, что такой момент наступил». Сирокко начала подстраиваться под его ритм. Ничего отвратительнее ей в жизни делать не доводилось.
— Ага, — сонно ухмыльнулся Джин. — Вот правда и выходит наружу.
— Помолчи лучше.
— Дошло наконец? Видишь, как приятно, когда не артачишься?
Кажется ей — или нож и впрямь уже не так сильно упирается в шею? Может, Джин чуть осадил? Сирокко долго смаковала эту мысль, стараясь не обмануться, и наконец решила, что так оно и есть. Чувства ее неимоверно обострились. Давление чуть ослабло — а кажется, что громадная тяжесть ушла.
Ему придется закрыть глаза. Ведь они всегда закрывают глаза.
Он и вправду их закрыл, но почти тут же открыл снова. Сирокко едва не дернулась! Проверяет, гнида. Но ничего подозрительного не приметил. Вообще-то актрисой Сирокко всегда была паршивой, но страх придал ей вдохновения.
Наконец спина его выгнулась. Глаза закрылись. Нож перестал давить.
Но все пошло наперекосяк.
Сирокко отбила его руку в одну сторону, дернула голову в другую — нож чиркнул по щеке. Потом она ударила его по шее, вроде бы куда надо, но Джин успел увернуться. Сирокко лягалась, корчилась, вскользь получила ножом по лопатке. Наконец вскочила…
…Но побежать не смогла. Ноги ее не касались земли те мучительные мгновения, пока она ожидала смертельного укуса ножа.
Удара не последовало — и Сирокко все-таки смогла толкнуться пальцами ног, чтобы снова взлететь в воздух — в сторону от насильника. Обернувшись прямо в полете, Сирокко поняла, что ее пинок оказался куда сильней, чем она ожидала. Джин после него набрал приличную высоту — и только теперь приземлялся. Габи тоже парила в воздухе. Безумные дозы адреналина и низкая гравитация творили с землянами черт знает что.
Дальше погоня, что разворачивалась чуть ли не целую вечность, скорость набирала стремительно.
Вряд ли Джин знает, решила Сирокко, что Габи у него за спиной. Не стал бы он так беспечно ее преследовать, обернись он хоть раз на лицо ее подруги.
Лагерь они разбили на центральной площади замка — на ровной площадке, которую строители почему-то никак не подразделили. От костра до первого ряда комнат было двадцать метров. Врезаясь в первую стену, Сирокко только еще набирала ускорение. Дальше она продолжила в том же духе — и пробила добрый десяток стен, прежде чем ухватиться за одну из балок. Поворот на девяносто градусов — и она уже, отчаянно кувыркаясь, летит вверх. Промахнув три этажа, Сирокко на миг зависла в пространстве. Слушая грохот проламывающегося следом Джина, она так и не сумела разобрать его маневр.
Потом, упершись обеими ногами в балку, Сирокко оттолкнулась снова. Она летела вверх, а вместе с ней поднималось целое облако крутящихся стеклянных осколков. Все происходило медленно — будто во сне. Еще один толчок — и полет вбок. Пролетев три стены, Сирокко остановилась. Рванулась влево, потом на этаж вверх и еще через две стены.
Наконец она остановилась и, съежившись на балке, стала прислушиваться.
Вдалеке слышалось звяканье бьющегося стекла. Было очень темно. Сирокко оказалась в середине поделенного на клетки лабиринта, что простирался до бесконечности во всех направлениях — вверх, вниз и на четыре стороны. Беглянка понятия не имела, где она теперь, но этого не знал и Джин — а ничего другого ей пока и не требовалось.
Звон усилился, и слева от себя Сирокко увидела плывущего вверх Джина. Она нырнула вправо и вниз, двумя этажами ниже ухватилась за балку и еще добавила вправо. Наконец, упершись босыми ногами в очередную балку, остановилась. Вокруг медленно оседало битое стекло.
Сирокко, наверное, и не узнала бы, что Джин подобрался так близко, не опереди его стеклянный душ. Он крался по балкам, но вес его оказался слишком велик для одной неразбитой рамы, которая к тому же подпирала собой руины, образованные пролетом Сирокко. Рама не выдержала, и стекло полетело вниз снежными хлопьями. Сирокко мигом слетела с балки, оттолкнулась от нее ногой — и ухнула к земле.
Приземление вышло не в меру жесткое. Одурев от боли, Сирокко смотрела, как рядом спокойно опускается на ноги Джин. Точно так же следовало бы опуститься и ей, не будь она такой дурой и считай этажи. Последнее, что она помнила — как он стоит над ней и как по голове ему попадает топориком Габи, — а потом сознание ускользнуло, и тьма накрыла ее с головой.
* * *
Очнулась Сирокко внезапно, с диким воплем — чего с ней никогда раньше не случалось. Она не знала, где она сейчас, но точно знала, что только что побывала в брюхе громадной твари — и не одна. Там был и Джин. Сидел и спокойно объяснял, почему он решил ее изнасиловать.
И изнасиловал. Сирокко прервала вопль.
Она уже вовсе не в стеклянном замке. А на поясе у нее — веревка. Земля впереди покато идет вниз. Далеко-далеко чуть серебрится темное море Реи.
Габи оказалась неподалеку, но была страшно занята. На поясе у нее крепились две веревки. Одна шла вверх к тому же дереву, к которому была примотана Сирокко. Другая, туго натянутая, уходила во тьму. В засохшей крови на лице Габи виднелись канавки слез. Она как раз собралась перерезать вторую веревку ножом.
— Эй, Габи! Там, случайно, не Джин пришвартован?
— Ага. Только ему пора в плавание. Как ты?
— Лучше. Габи, вытащи его, ладно?
Удивленно раскрыв рот, Габи взглянула на подругу.
— Мне веревку жалко, — пояснила Сирокко.
* * *
Физиономия Джина казалась сплошным кровоподтеком. Один глаз так распух, что закрылся наглухо, а от другого осталась лишь щель. Нос был сломан. Во рту не хватало трех передних зубов.
— Больно же он ушибся, — заметила Сирокко.
— Я бы еще кое-чего подрисовала.
— Возьми у него в рюкзаке бинт и перевяжи ему ухо. Видишь, еще кровит?
Габи готова была взбунтоваться, но Сирокко одним твердым взглядом усмирила подругу.
— Я не намерена его казнить. Даже не предлагай.
Ухо Джина порядочно пострадало от полета топорика Габи. Получилось это, впрочем, нечаянно. На самом деле Габи хотела всадить топорик Джину в висок, но коварное оружие, крутанувшись не так, как надо, нанесло насильнику скользящий удар, от которого он всего-навсего потерял сознание. Джин стонал, пока Габи его перевязывала.
Сирокко взялась перебирать его рюкзак, вынимая оттуда все, что могло им пригодиться. Продукты и оружие забрала себе, а все остальное скинула вниз.
— Если мы оставим его в живых, он опять за нами полезет. Сама знаешь.
— Как пить дать. И мне это совсем ни к чему. Поэтому он отправится вслед за своим барахлом.
— Тогда какого черта ты…
— С парашютом. Развяжи ему копыта.
Габи стала прилаживать стропы к его промежности. Джин снова застонал, и Сирокко отвернулась. Не хотелось ей смотреть на ту кровавую кляксу, которую Габи сделала из его физиономии.
— Он думал, что убил меня, — говорила тем временем Габи, покрепче затягивая узлы. — Хотел убить, да не вышло. Я успела отвернуть голову.
— И как рана?
— Не очень глубокая. Но кровила зверски. Я была только оглушена — и просто удача, что не смогла броситься за ним сразу после… после того, как… — Тут у Габи потекло из носа, и она утерлась тыльной стороной ладони. — А потом я вырубилась. И следующее, что помню, — как он склоняется над тобой.
— Ты очень кстати очнулась. А то я обделалась, от него удирая. Спасибо, что опять спасла мою задницу.
Габи мрачно на нее взглянула. Похоже, Габи возлагала на себя личную ответственность за случившееся. Тяжко, наверное, подумала Сирокко, лежать и смотреть, как твою любимую насилуют.
— Почему ты оставляешь его жить?
Взглянув на Джина, Сирокко вынуждена была подавить в себе вспышку бешеной ярости, но потом снова взяла себя в руки.
— Я… ну, сама знаешь, он же раньше таким не был.
— Совсем не уверена. В душе он всегда был козлом — а то как бы иначе на такое пошел?
— Все мы в душе не ангелы небесные. Но мы это подавляем, а он больше не мог. Он разговаривал со мной как мальчишка, которому больно — это была именно боль, а не злоба — и, думаю, именно потому, что сам он этого не хотел. После аварии с ним что-то такое случилось — как и со мной. И с тобой.
— Но мы не пытались никого прикончить. Впрочем, ладно, сбросим его с парашютом. Тут я согласна. Но его яйца пусть здесь останутся. — Габи взвесила в руке нож, но Сирокко отрицательно покачала головой.
— Нет. Мне он никогда особенно не нравился, но все-таки мы были вместе. Джин был неплохим членом команды, а теперь он свихнулся, и… — Сирокко хотела сказать, что тут отчасти ее вина. Что Джин бы не спятил, сохрани она корабль. Но так ничего из себя и не выдавила.
— Я даю ему шанс ради того Джина, которым он был прежде. Кстати, он сказал, что у него где-то там есть друзья. Возможно, он просто бредил, а если нет, то, может, они его и подберут. Развяжи ему руки.