Охота - Эндрю Фукуда 6 стр.


Стук в дверь становится громче и настойчивей. Я делаю единственное, что могу в этой ситуации: хватаю перочинный нож и быстро брею подбородок, надеясь обойтись без порезов. Это было бы смертельной ошибкой. Затем хватаю очки, бегу к двери и тут же спохватываюсь. Я заснул в одежде, и теперь она вся измята — очевидное свидетельство того, что я не воспользовался зажимами. Подбегаю к шкафу и буквально запрыгиваю в новый костюм.

Сопровождающий не слишком рад.

— Я стучал пять минут. Что с вами такое?

— Простите, проспал. Зажимы оказались удобными.

Он поворачивается и трогается с места.

— Пойдемте. Первая лекция вот-вот начнется. Надо спешить. — Он оглядывается. — И снимите очки. Сегодня пасмурно.

Я не обращаю на него внимания.

Директор Института изучения геперов сух и лишен жизни, как и окружающий Институт пейзаж, что говорит о многом. Его лицо напоминает маску, и он предпочитает держаться в тени. От него веет холодом. Покоем. Но это покой смерти. Он, вероятно, может убить крысу своими тщательно подобранными и отточенными до бритвенной остроты словами.

— Геперы передвигаются медленно, геперы любят держаться за руки, геперы любят издавать трели голосами, геперы нуждаются в огромных количествах воды. У них есть колоссальный диапазон движений лицевых мускулов, они спят по ночам, они противоестественно устойчивы к солнечному свету. Это известно всем. — Директор говорит с хорошо отрепетированным жаром. Затем театрально умолкает, свечение его глаз в темном углу гаснет и вспыхивает снова. — Десятилетия упорных исследований позволили нам собрать гораздо больше информации о них. Большая ее часть известна только немногочисленным сотрудникам Института изучения геперов. Поскольку через несколько ночей вам предстоит охотиться на геперов, было принято решение посвятить вас в данные последних изысканий. Все, что знаем мы, узнаете и вы. Но сначала бумаги.

Разумеется, мы все их подписываем. Бумаги раздают служащие в серых костюмах, неожиданно возникшие из темноты позади нас. «Вся информация, полученная вами в течение последующих недель, не подлежит разглашению по окончании Охоты, за исключением случаев, на которые Институт даст официальное разрешение». Я ставлю подпись рядом с этим пунктом. «Вы не можете издать свою историю или выпустить ее в качестве театральной постановки без официального разрешения Института изучения геперов». Подпись. «Подпись подразумевает полное и окончательное согласие». Подпись. «Нарушения караются смертью». Подпись.

Директор тщательно наблюдает, как мы подписываем бумаги, разглядывая каждого охотника по очереди. Его глаза — как две черные дыры, буквально втягивающие в себя все детали. Он никогда ничего не пропускает, никогда не делает неверных предположений. Отдавая бумаги, я чувствую, что его взгляд тисками сжимается на мне. Листы свисают у меня из руки и слегка подрагивают. Директор тут же смотрит на них, на то, как они колеблются в моих пальцах. Мне не обязательно поднимать на него глаза, чтобы это понять: мою руку, в том месте, где к ней прикован его взгляд, словно обжигает холодом. Я крепче сжимаю бумаги.

Затем чувствую, как его взгляд перемещается на следующего охотника, и ледяная хватка на запястье исчезает.

Как только все бумаги собраны, он продолжает:

— Большая часть того, что известно о геперах, — это мифы. Пришло время их опровергнуть. Миф первый: они дикие животные и всегда будут стремиться сбежать. Факт: на самом деле они легко приручаются и довольно сильно боятся всего незнакомого. Откровенно говоря, в течение дня, пока мы спим, Купол открывается, и они ходят свободно, без надзора. Как можете видеть, все равнины лежат перед ними, у них есть возможность сбежать. Если им захочется. Но этого никогда не случалось. Легко понять почему. Любой гепер, покинувший безопасность Купола, станет — с приходом ночи — законной добычей. Его за несколько часов учуют, догонят и съедят. На самом деле такое случалось. Один или два раза. — Дальше он на эту тему не распространяется.

— Миф второй: они пассивны, легко подчиняются и предпочтут лечь и ждать смерти, нежели сопротивляться. Забавно, что этот миф подтверждают предыдущие Охоты, в течение которых геперы не оказывали ни малейшего сопротивления. Описания этих Охот демонстрируют, насколько они беспомощны: сначала медленное и неорганизованное бегство, а потом, когда их окружают охотники, полное подчинение. Они сдавались, когда мы были от них в двух милях. Останавливались. И когда мы бросались на них, никто не сопротивлялся, никто даже руку не поднимал. Они попросту ложились и позволяли нам делать все, что угодно. Однако наши исследования показали, что тем не менее в геперах можно развить агрессию. Они продемонстрировали удивительную ловкость в обращении с оружием, которое мы им предоставили. Разумеется, примитивным: копьями, ножами, кинжалами, топорами. И — разве это не очаровательно — они сделали кожаные воротники, которыми пытаются защитить шею. Наивные милашки. — Он принимается чесать запястье, но останавливается и записывает что-то в блокнот. — Не знаю, откуда они взяли кожу. Иногда они преподносят сюрпризы.

Мы молча ожидаем, пока он закончит писать. Директор захлопывает блокнот и продолжает:

— Третий миф: среди них главенствуют самцы. Этот миф также основан на опыте предыдущих Охот. Вы все слышали, что это самцы пытаются командовать — совершенно безуспешно, как мы знаем; что самцы принимают все решения — как нам известно, неверные. Самки обычно не делают ничего, только следуют за ними. Подчиняются. Мы думали, что это заложено в них на генетическом уровне: мужчины доминируют, женщины подчиняются. Но наши исследования дали поразительные результаты. Сейчас у нас содержится пять геперов, все, кроме одного, самцы. Угадайте, кто из них главный? — В его глазах поблескивают искорки возбуждения. — Да, это одно из самых неожиданных открытий. На самом деле первым эту тенденцию заметил я. Еще когда все они были маленькими детьми, я увидел, что единственная самка всегда была впереди. Прирожденный лидер. Теперь она, вне всякого сомнения, лидер стаи. Они слушаются ее… во всем. Куда бы она ни пошла, они следуют за ней. Что бы она ни приказала, они подчиняются. Во время Охоты, если вам захочется их обезглавить, устраните сначала ее. Без нее они станут легкой добычей.

Он облизывает губы.

— Вы все на самом деле видели ее. По телевизору — это она вытянула последний номер. Разумеется, этого не должно было произойти. Мы никогда бы не стали показывать в эфире самку, особенно такую юную. Мы представляем эффект, который способен оказать один вид молодой самки гепера. Предполагалось, что это будет маленький мальчик. Но… прежде чем мы успели спохватиться, она взяла ситуацию в свои руки и появилась перед камерой. Эта девушка… — Его речь становится неразборчивой из-за слюны. Влага собирается в уголках рта, а глаза подергиваются пеленой. Кажется, он погрузился в мечты. Когда он начинает говорить вновь, его голос буквально сочится желанием: — Уверен, она окажется поразительна на вкус…

Он резко встряхивает головой, отгоняя мечтательное настроение.

— Я отвлекся. Прошу прощения. Сотрудника, позволившего этому произойти, больше нет с нами. — Директор почесывает запястье.

— Существуют и другие мифы, — продолжает он, — и другие открытия, которыми мы поделимся с вами в последующие несколько ночей. Но сейчас постарайтесь осмыслить то, что я вам сказал. Используйте это новое знание, чтобы сделать Охоту более удачной для себя. Во-первых, геперы боятся бежать в неизвестность, во-вторых, в них можно воспитать агрессию. И они не против того, чтобы подчиняться женщине. Этой по крайней мере.

Он отходит дальше в свой темный угол и полностью скрывается во мраке. Несколько минут ничего не происходит. Никто не двигается, никто не произносит ни слова. Мы просто сидим с бесстрастными лицами и затуманенными глазами и ждем кого-то или чего-то, что нарушит это молчание.

И тут я это чувствую. Как укол в шею: кто-то сзади пристально смотрит на меня. «Ни в коем случае не оборачивайся», — слышу я в голове отцовский голос. Столь резкое движение, когда все остальные неподвижны, привлечет внимание. Нежелательное внимание, хотя другим оно и не бывает.

Но шею покалывает все сильнее и сильнее, и я уже не могу дальше это выносить. Я роняю ручку и, медленно наклоняясь за ней, бросаю взгляд назад.

Это Пепельный Июнь, ее глаза отливают мертвенной зеленью в свете ртутных ламп. Она сидит прямо за мной. Я едва не подскакиваю от удивления, но вовремя успеваю спохватиться. Наполовину прикрываю веки — фокус, которому научил меня отец, так глаза не распахнутся слишком широко — и оборачиваюсь.

Она видела, как я вздрогнул? Она видела, что я вздрогнул?

Кто-то стоит за кафедрой. Платьице, которую мы видели вчера.

— Ну и как мы сегодня? Интересно? — Она берет блокнот, заглядывает в него, поднимает глаза. — У нас насыщенное расписание. Сначала экскурсия по зданию — она займет большую часть ночи, а потом, если время и темнота позволят, мы завершим ее походом в деревню геперов, в двух милях от главного здания. Если опоздаем и затянем все до рассвета, придется отложить этот визит до завтра. — Она испытующе смотрит на нас. — Почему-то мне кажется, что вам этого не хочется. Так начнем?

Следующие несколько часов посвящены одуряюще однообразной экскурсии по зданию. В принципе мы просто бродим по длинным темным коридорам. Пустым коридорам. Это-то меня и поражает: насколько здесь тихо и пусто. Все это — коридоры, комнаты, сам затхлый воздух, которым мы дышим, — лишь напоминание о прошедших временах, когда тут кипела жизнь. Наши сопровождающие молча следуют за нами. Второй этаж — жилой, там находятся комнаты сотрудников и охотников, мы проходим его. Третий отведен для исследований и состоит в основном из лабораторий. Здесь пахнет формальдегидом. Наш гид восторженно рассказывает о лабораториях: в этой изучали волосы геперов, в этой — их смех, а в этой — их пение, — но видно, что на самом деле ими уже давно никто не пользуется.

— Вся эта затея просто чушь, ты в курсе?

— Простите? — Я поворачиваюсь к пожилому человеку, идущему рядом со мной. Одному из охотников. Мы в лаборатории, в которой раньше изучали волосы и ногти геперов. Он наклоняется ко мне, его худая длинная фигура напоминает сломанный карандаш. Держит голову набок, изучая образец ногтей гепера в стеклянной чашке. Его лысый череп такой же гладкий и блестящий, как чашка, но ближе ко лбу усыпан возрастными пятнами. Несколько скудных прядей волос слегка прикрывают лысину, словно тонкие белесые облака — луну. Мы с ним одни в дальнем конце лаборатории, все остальные толпятся ближе к двери, где (по всей видимости) выставлены более интересные образцы волос геперов.

— Фальшивка, — шепчет он.

— Эти ногти?

Он качает головой:

— Нет, экскурсия. Весь этот тренировочный период.

Я присматриваюсь к нему. Я впервые вижу его так близко, и оказывается, что он старше, чем я думал. Волосы тоньше, морщины глубже, спина сильнее сгорблена.

— Зачем нам тренироваться? — мрачно произносит он. — Просто пустите нас к геперам. Мы сожрем их за минуту. Нам не нужны тренировки, у нас есть инстинкт, есть голод. Что еще нужно?

— Нужно подождать. Насладиться моментом. В ожидании — половина удовольствия.

Теперь он разглядывает меня. Я чувствую, как его глаза буквально втягивают меня. Затем взгляд становится одобрительным.

Я наблюдал за ним со вчерашней ночи. Он выделяется из всех, и теперь я понял почему. Ему не хочется здесь находиться. Все остальные (за исключением меня, разумеется) в восторге, они в прямом смысле выиграли то, о чем всю жизнь мечтали. Но он идет неохотно, едва волоча ноги, его глаза не горят тем светом, что у остальных, и у него на лбу большими буквами написано: «Я не хочу быть здесь». Короче говоря, он выражает все то, что чувствую я. Мне в голову приходит мысль, но я тут же ее отбрасываю. Он не может оказаться гепером. Настоящий гепер (вроде меня) скрывал бы свои чувства (как делаю я), а не вывешивал бы, как грязное белье, на всеобщее обозрение.

Я изучаю его — его скованную, выдающую проблемы с суставами и возраст походку, — и неожиданно до меня доходит, почему он так мрачен. Он понимает, что у него нет шансов. Он не сможет конкурировать с молодыми охотниками. К тому времени, когда он доберется до геперов, на его долю не останется даже костей. Эта Охота для него — сплошная пытка: подобраться так близко и при этом оставаться так далеко. Ничего удивительного, что он в таком настроении. Он как голодный, пришедший на пир и знающий, что ему не достанется даже крошек.

— Тут происходит намного больше, чем кажется, — говорит он, по-прежнему склонившись над стеклянной тарелкой.

Я не знаю, что сказать, а потому жду продолжения. Но он умолкает и присоединяется к остальным. Я остаюсь в одиночестве.

После лабораторий на третьем этаже мы поднимаемся на четвертый. Его проходим довольно быстро — там нет ничего, кроме пустых аудиторий, в которых стулья подняты на столы. В дальнем конце — лекционный зал. Мы заглядываем в дверь. Затхлый воздух пахнет пылью. Никому не приходит в голову туда зайти, и мы двигаемся дальше.

В конце концов мы попадаем на последний этаж — пятый. Весь он занят центром управления. Это шумное и оживленное место — разительно отличающееся от вымерших нижних этажей. Очевидно, что это центр всего Института. Повсюду мерцают экраны мониторов. Сотрудники с папками в руках снуют между столами и компьютерными терминалами. Все они мужчины, одеты в темно-синие однобортные пиджаки с заостренными лацканами и двумя разрезами сзади, узкие, подогнанные по фигуре. Пуговицы на пиджаках излучают тусклый ртутный свет. Наше появление не остается незамеченным, и некоторые украдкой кидают на нас любопытные взгляды. В конце концов, мы Охотники. Мы те, кому повезет попробовать плоть и кровь геперов.

Вместо бетона стены центра управления представляют собой огромные окна от пола до потолка, дающие практически полный обзор окружающих земель. Отсюда кажется, что мы висим в воздухе над залитой лунным светом равниной.

Наша группа направляется к окнам, выходящим на восток. Купол. Они хотят посмотреть на купол.

Издалека он кажется маленьким, как разрезанный надвое мраморный шарик, слегка поблескивающий в свете звезд.

— Там не на что смотреть, — произносит один из сопровождающих. — По ночам они только спят.

— Они не выходят наружу?

— Ночью — почти никогда.

— Им не нравятся звезды?

— Мы. Им не нравится, что на них смотрим мы. Мы молча стоим у окна.

— Такое чувство, что они знают, что мы здесь, — шепчет один из охотников.

— Уверен, они сейчас пялятся на нас. Из окон этих хижин.

— Они просто спят, — повторяет сопровождающий. Мы все напрягаем глаза, стараясь различить хоть какое-то движение. Но все спокойно.

— Я слышал, что Купол открывается на рассвете. Сопровождающие переглядываются, не зная, можно ли ответить.

— Да, — отвечает один из них. — Он управляется фотоэлементами. Купол поднимается из земли за два часа до заката и опускается через час после рассвета.

— То есть вручную открыть Купол нельзя? — интересуется Пепельный Июнь. — Отсюда? Есть какая-нибудь кнопка или рычаг?

— Нет. Все управляется автоматикой. — Ему хочется сказать что-то еще, но он прикусывает язык.

— У вас есть бинокли?

— Да. Но там не на что смотреть. Все геперы спят. Все настолько увлечены разглядыванием Купола, что Пепельный Июнь отходит от группы незамеченной. Никем, кроме меня.

Я слежу за ней краем глаза, поворачивая голову, когда она совсем пропадает из поля зрения.

Она подбирается к дальнему концу зала, где стену занимают три ряда мониторов, подключенных к камерам безопасности. Под мониторами сидит сотрудник, его голова слегка двигается из стороны в сторону: он следит за изображением. Пепельный Июнь подбирается к мужчине все ближе, пока прядь ее волос не щекочет ему лоб.

Он быстро оборачивается. Она чешет запястье, извиняется, чешет запястье сильнее, чтобы вся ситуация выглядела ничего не значащей случайностью. Он поворачивается на стуле лицом к ней и встает на ноги. Судя по всему, сотрудник совсем юн и неопытен, и ему требуется несколько секунд, чтобы понять, кто перед ним. Молодая девушка. Очень красивая молодая девушка. Этот парень, чей мир состоит из бесконечного наблюдения за мониторами, сбит с толку неожиданным появлением живой плоти. Пепельный Июнь еще почесывает запястье, пытаясь его успокоить. Спустя мгновение он сам принимается чесать запястье — сначала нерешительно, потом быстрее и увереннее. Его глаза фокусируются и загораются.

Назад Дальше