– Это выстрел мимо, дон Патрезе. Дама имеет несоизмеримо более высокий статус, чем я. Она оказывает мне честь. Это ее собственный телохранитель, и даже если между ними что-то... это никак не касается такого простого парня, как я. Пока не касается, – добавил Кирилл для весомости, и чтобы карма много о себе не возомнила.
– О! Про это есть еще один чудесный старый анекдот. Мол, «я не знаю, кто это такой, по вот шофер у него...». Да-а! В таком случае я должен предположить, что даму зовут – Империя?
Слово произнесено. Ничьего инкогнито тут больше нет.
– Вы, возможно, удивитесь, – говорит Кирилл, – насколько вы близки к истине. Разумеется, в метафорическом смысле.
– Меня трудно удивить.
– Осмелюсь предположить, ваш интерес к нашему отдыху вызван не желанием угостить рислингом экс-самодержца одной из планет Земель Обетованных?
– Почему бы и нет? Я стар, в моей жизни мало развлечений. Вы, к примеру, знаете, почему рислинг с Медеи пользуется у знатоков таким почтением?
– Разумеется. В его рецептуру входят микродозы яда. Регулярное употребление делает организм невосприимчивым к отраве.
– Виноделы тоже люди, и у них случаются ошибки. Вы догадываетесь, что результат такой ошибки... достать почти невозможно, да?
– Вы хотите сказать, для человека с титулом «дон» нет ничего невозможного. Только
* * *
Красную ручку возле двери – вниз, и оглянуться! Вправо, влево: коридор пуст.
– Видел бы ты себя! – фыркнула Мари. – Глаза вытаращены, рот...
– На себя посмотри! – огрызнулся Брюс. – Дышу я им!
В самом деле, глупо получилось с этим ртом, но... Но ведь получилось же! Он, признаться, рассчитывал, самое большее, на очередную затрещину.
Красная ручка запирала снаружи корабельный карцер, где держали пленников. Эту ручку никак нельзя было забыть: внутри лежал Кармоди, и было бы правильно, если б он там остался. Кто знает, сколько он проваляется в отключке под матрацем? Они ведь и попрыгали сверху для верности.
– Ну, теперь куда?
– Должна быть стрелка, – сказал мальчик, оглядываясь. – Зеленая, в направлении эвакуации, горящая всегда, чтобы врезаться в подсознание. Если тревога, она станет мигающей и красной. Короче, в любом коридоре на корабле она должна быть. Ищи.
Мари сделала несколько осторожных шагов в одну сторону, не доходя до поворота, потом – в другую. Переводя дыхание, Брюс прислонился спиной к стене. Если мать узнает... Нет, пожалуй, лучше ей про это не рассказывать.
Вот уже несколько часов они не ощущали полета. Никакой вибрации. Никакой головной боли. Никакой тяжести в теле от ускорения. Это значило только одно: либо крейсер набрал маршевую скорость и движется равномерно и прямолинейно, либо встал неподвижно. И еще одно: крейсер вышел из гиперпрыжка и находится в обитаемом пространстве. Теперь даже не оборудованный прыжковыми двигателями катер может добраться до планеты и сесть. Хотя, если у планеты есть мало-мальски нормальные ВКС, до самостоятельной посадки едва ли дойдет.
Этими соображениями он и поделился с впавшей в апатию Мари, а также тем, что если эта штука слишком тяжела, чтобы полететь, то ничто, теоретически, не мешает ее уронить. С огромным трудом они подняли на торец матрац, который все время норовил перегнуться и завалиться, и прислонили его к переборке, прорезанной входным люком. Мари протиснулась между стеной и матрацем и затихла там, готовая действовать по приказу, а Брюс, от усилия мокрый как мышь, придерживал за ребро. Катон – так назвали попугая – носился поверху, хрипло пророча беды, но увлеченные делом дети не обращали на него никакого внимания.
Вспоминать то, что случилось потом, было страшно: словно ледяная рука хватала за желудок. Дверь отворилась наружу, Кармоди – а может, то был кто-то другой, против света толком не разглядишь! – шагнул внутрь, держа в одной руке брикеты с армейским пайком, а другую изготовив к неожиданностям. Он уже познакомился с каверзной фантазией малолетних пленников. Тут-то на него и рухнул матрац.
Матрац равнодушен к болевым приемам, и перевести его в захват тоже чрезвычайно трудно, даже если ты мастер всех на свете боевых искусств. К тому же Брюс и Мари помогли ему своим совокупным весом, а спустя долю секунды Брюс прыгнул сверху, ногами норовя попасть по голове.
«Я ведь только оглушил его, правда?»
Когда он был маленьким, думал, что война – это весело, красиво и со спецэффектами. Как в видеодраме. Но ему выпало расти в семье, где все воевали, и в какой-то момент он вдруг осознал, что тут обходят разговором «самое интересное», а если уж никуда не деться – говорят «про это» без всякого энтузиазма. Совсем не как командиры в фильмах. Притом что все старшие в семье были именно теми командирами, про которых и снимали фильмы.
«Мам, а ты стреляла во врагов?»
«Приходилось, – голос надтреснутый, глухой. – В то время этих засранцев свалилось на нас полным-полно».
Наверное, именно тогда он и понял, что герои – не железные и вовсе даже не особенной породы. Им так же больно и страшно умирать. Просто деваться особенно некуда. И люди на них смотрят.
Так же теперь смотрела на него Мари. Во всяком случае, перестала препираться по всякому поводу. Вообще, это бы и лучше, Брюс ведь с самого начала знал, что он круче какого-то Кармоди, но... я ведь его не убил?
– Зеленой нету, – сказала девочка. – Есть вот такая. Это не она?
Взглянув на стрелку, которая нашлась, Брюс ругнулся сквозь зубы. Эти пираты! Скорее всего, Мари нашла именно ту стрелку, вот только элемент питания у нее сел, и, серая на сером, она была совершенно не видна.
– Я буду нашими мускулами, – заявил он. – Ну и мозгами. А ты – глазами. Идет?
Она только пожала плечами в знак того, что выбора у нее нет, и первая двинулась по коридору в направлении стрелки. Шаги наполняли эхом пустой коридор. Статический разряд уколол палец, стоило Брюсу коснуться металлопластовой обшивки, а в месте прикосновения на стене осталось мутное пятнышко. Как роспись: «был».
А почему это он такой пустой? Объяснение сыскалось тут же – и от него захватило дух. Везет, но не настолько ж! Если мы висим над подходящей планетой и команда в отпуску... тогда именно такая картинка и должна тут быть!
Перед поворотом они долго стояли, прижавшись к стене и вслушиваясь в тишину. Ни разговора, ни шагов... будто корабль был совершенно пуст. Нет, откуда-то неслись отдаленные механические шумы, будто где-то что-то тяжелое носили и неаккуратно опускали на пол, но эти шумы не тревожили. Напротив. Они свидетельствовали, что кто-то где-то сильно занят. Опасаться следовало как раз праздных: они непредсказуемы.
Собравшись наконец с духом, Брюс выглянул из-за угла. Этот отрезок коридорной кишки был длиннее того, откуда они пришли, но проходить его весь не было смысла.
– Нам, по всему, туда!
Слабое шипенье гидравлического привода заставило детей отпрянуть назад и стоять обмерев и не дыша, пока удаляющиеся шаги не сообщили, что опасность миновала. Тогда Брюс снова перегнулся за угол, успев разглядеть спину уходящего техника в синем комбинезоне.
– Туда!
Короткая рысца стоила обоим всего их дыхания. Укрылись в слепом коридорном отростке, дальняя стена которого перекрывалась плоской раздвижной дверью. Дверь была маркирована буквой «Т», черной в белом треугольнике. Над ней горела красная лампочка.
– Это значит, с той стороны теоретический вакуум, – пояснил Брюс. – «Т» означает, что в особой ситуации люк должен быть задраен.
– Предлагаешь, значит, прогуляться по теоретическому вакууму?
– Если там на самом деле вакуум, люк не откроется. – Терпение Брюса подходило к концу. – Вот, кнопку видишь?
Трудно было ее не заметить, по правде говоря. Размером с ладонь и вмонтирована в самый центр двери. И подсвечена, а под ней рычаг.
– Сенсорная панель?
– Ну... в каком-то роде. Считается, что, если ты можешь одновременно нажать кнопку и опустить рычаг, ты – человек. Заодно проверяются основные биометрические характеристики: температура, влажность кожи, частота пульса. Это относительно новая методика, введена в эксплуатацию после зиглиндианского конфликта. Чужие, дескать, не должны использовать нашу технику. Так вот, если
* * *
Свет вместо тьмы! Брюс не ожидал увидеть свет, а потому ослеп. К счастью – ненадолго, потому что радар разрывался от писка: «Впереди препятствие!» Что за... Мать Безумия! Идиот! Такой, как ты, звездной системой ошибется, если ему топор иод навигационные приборы подсунуть.
А самое обидное, что никто и не собирался его обманывать. Крейсер МакДиармида действительно никуда не летел. Он стоял. В пещере. Видимо, на какой-то из пустынных планет или даже на астероиде, и даже скорее всего – так, потому что гравитация была очень уж невелика... Кораблям этого класса Конвенция строжайше запрещает садиться на обитаемые! Преступления против экологии считаются хуже разбоя, но сейчас Брюсу некогда было об этом думать.
«Впереди препятствие!» Может, поверху пройти?
Внизу какие-то ящики, люди, бестолковая толчея. Все смотрят вверх, на наш впечатляющий выход.
– Стена! – это Мари.
– А вот теперь смотри в оба, – рявкнул Брюс. – Ты наши глаза, помнишь? Должен быть выход! Основной или аварийный, второй лучше, потому что первый, скорее всего, с нашего пульта не откроешь!
О, вот и луч включили! Ой, что сейчас будет!
Камень словно вскипал там, где его касался гравитационный луч: то поднимались многолетние наслоения пыли. Еще одна причина, между прочим, почему космическую технику лучше держать в вакууме. Мало мне замкнутого пространства, надо еще и лучу не дать себя осалить.
Это всего лишь компьютерная игра! Налево! Ой, нет, тут мы уже были!
– Туда!
– Куда?
– Вон, вон туда! Дыра какая-то мелькнула!
– Да ты не руками маши, ты словами скажи! Направо, налево, вверх, вниз – на сколько часов?
– Словами – пролетел уже. Я думаю медленнее, чем ты летаешь!
– Ладно, на следующем круге пихни меня заранее.
Легко сказать – следующий круг.
Тучу пыли радар тоже называет «препятствием». Вот пойди разбери, которое из них проницаемое.
Главное сейчас – обмануть луч. Жаль, не получается держаться в его слепой зоне. Слишком велика скорость, и слишком велик радиус виража. Впрочем, можно сделать так... Ой, мамочки! Еще бы пара сантиметров, и...
Мари рядом издала тихий прерывистый звук. Э-э-э... едва ли тут есть гигиенические пакеты. Впрочем, это следующая проблема. Брюс и сам чуть не плакал оттого, насколько неповоротлив этот «автобус». Никакого сравнения с их семейным флайером, который отзывался на вздох. Тут, прости господи, одну ручку чуть не двумя руками ворочаешь.