Девять машин класса Тецима, законсервированных и незатейливо упрятанных под самым фонарем. Сиречь под носом Зиглинды, которой они не достались при передаче войскового имущества. Разве тут отмажешься?
И теперь у меня элементарно нет выбора! Папе уже позвонили, Люссак несется сюда с эскадрой сопровождения. Он придет, и ему покажут! И всему приключению придет конец.
Кирилл положил руку на кобуру, очень слабо надеясь, что успеет первым. Отсюда он не видел на Норме лучемета, что, разумеется, вовсе не значило, будто на гарде его нет.
– Теперь я знаю, кто вы, – сказал Норм.
– Мог бы и раньше догадаться.
– Мог. Просто не было до этого дела. «Вляпаться в ваши тайны» – так вы сказали?
И в точности таким же жестом положил руку на плечо Брюсу. Кирилл взвыл. Неужели опять игра в заложники? Мы же только что с этим покончили! И пушки Назгулов, внимательно и молча наблюдающих со стороны. Если эти откроют огонь, во что превратится пещера? В ад!
– Брюс! – окликнула женщина. – Помоги мне!
Ни слова не говоря, Норм снял руку, и мальчишка кинулся цеплять лесенку на борт. Гримаса «сайерет» вслед ему истолковывалась совершенно однозначно: и на меня катили?
– Я поговорю с мамой, – сказал Первый. – А потом, Брюс, с тобой.
И я должен поверить, будто это совсем не то значило? Ты мне сразу не поправился, как только в первый раз из шлюза вылез! И вот что теперь делать?
– Продолжим без него? – спросил Эгиль, тот самый разговорчивый Пятый. – Он отключился. Какие новости снаружи, съер? И не пора ли нас откопать? Честное слово, хочется уже пожить как людям, в ангаре.
* * *
Я подумаю об этом завтра.
М. Митчелл
– Ну как ты вообще?
Натали поерзала в ложементе. Холодный. Она была тогда такой глупой, такой... смелой, такой одинокой, Роман женщины, которая никому не нужна, с мужчиной, нужным буквально всем. Во всей огромной Галактике у нее не было ничего, кроме этого голоса в наушниках, и темноты, обнимавшей ее.
* * *
Женщина с мальчиком ушли – Брюс ошарашенный, а Натали как будто расстроенная чем-то. Кирилл давно уже отчаялся научиться понимать женщин, тем более, как выяснилось, им и не надо, чтобы их понимали. Пусть идут, сейчас без них легче. И робота с собой прихватят. Остались Девятеро, собравшись в круг, и их хозяин, сидящий перед ними на ящике.
А в подполе у нас – Империя!
Соображение это греет, как мысль о заначке. Моя армия!
Вопрос: а греет ли это их?
Биллем, Бьярни, Торен, Грэм... Динки, Эгиль. Рэдиссон, которого мы зовем просто Рэнди. Моуди. Этот всегда молчит, я даже по голосу его не узнаю. И Рубен Эстергази, Лидер, вежливо стоит в сторонке, о своем думает.
У парней назрел разговор.
– Что у нас впереди? – спрашивает за всех Торен Адамсон. – Вы пришли, съер, потому что мы наконец понадобились или так, проведать? Есть ли у нас цель, по которой стрелять?
– Пока нет, – честно отвечает Кирилл. – Я не занимаюсь вопросами планетарной власти. Круг моих интересов несколько уже.
– А если вы умрете? – это Эгиль. – Мы так и останемся здесь, зарытые и забытые?
При жизни этот засранец был маленького роста. Еле-еле дотянул до нормы, поступая в Имперские ВКС, а кое-кто утверждал, будто и не дотянул. Будто бы подложил под пятки папины деньги. Теперь по размеру он не больше и не меньше других Тецим, однако осталась привычка компенсировать малый рост неудержимой болтовней.
– Когда ты проводишь дни, слушая музыку, играя в многомерный «морской бой», в одном и том же составе и при одной и той же температуре окружающей среды, кажется, будто время не течет. Но когда видишь... мальчишку, понимаешь, что где-то жизнь проходит мимо.
Это Биллем, большой спокойный парень, всегда озабоченный тем, чтобы его поняли правильно.
– То есть вам приспичило повоевать?
– Нам приспичило пристроиться к какому-нибудь делу, съер. Не поймите нас превратно.
Кирилл сокрушенно вздохнул. Они тут слушают всякие трансляции и набираются вредных идей. Вы видали это: выдвинуть Императору претензии? Это, между прочим, бунт.
– Войны нет, – сказал он. – Были бы вы кадровыми военными, чем бы вы сейчас занимались? Пухли бы со скуки на авианосцах три месяца в год, остальное время пухли бы на планете от той же скуки. Спивались и волочились за бабами.
– Да мы б ничего... поволочились, – буркнул кто-то, чей голос Император не узнал. – Не ко всем же жен-красавиц привозят.
– Кстати о бабах, – ввинтился в разговор Эгиль. – Почему Империя для нас ничего не придумала? Какая-нибудь заправка...
– Империя, – ответил Кирилл, – думала о вас как об оружии. Вы созданы для войны.
– Ты едва ли представляешь, Эгиль, сколько стоит девочка для тебя, – хмыкнул комэск. – Займись лучше чем-нибудь полезным для инфочипов. А то как было тебе двадцать два, так и осталось.
– Что бы мы делали в мирное время? – задумался вслух Рэдиссон. – Командир, а нельзя ли нам где-нибудь по найму служить? Все лучше, чем тут морально разлагаться. И ущерба для чести в этом, как мне кажется, нет. Не может такого быть, чтобы где-то не воевали. То-то мы б сгодились. А Его Величество мог бы стать... ну... менеджером нашей... эээ...
– Ага, труппы! «Император и Летающие Тигры»! Не городи ерунды, Рэнди, – сказал ему Рубен. – Ты прекрасно понимаешь, что, если засветишься, попадешь не на передовую, а прямиком на лабораторный стол, где яйцеголовые вынут из тебя кишки и мозги, чтобы понять, как ты устроен. Никто не удовлетворится девятью эксклюзивными машинами, если может получить их сто. У науки морали нет. И кстати, наш юридический и гражданский статус не определен, никто не сможет нас нанять. Только купить или арендовать. Учитывайте это.
– Понимаете, Ваше Величество... Все это время сидим мы тут и ждем: вот вы придете и скажете, что пора всыпать этим засранцам по первое число, объяснить, кто тут хозяин! Но вы сами не служите своей Империи!
– Если бы пришлось воевать с Люссаком, как мы воевали с уродами, я бы и на секунду не задумался. Но я не представляю, как отбивать планету у ее населения.
– Ваше Величество, – чопорно сказал Торен, – если мы вам не нужны или если вы не знаете, когда мы вам будем нужны, мы хотели бы, чтобы вы предоставили нам право самим о себе позаботиться.
– Меня бы, пожалуй, устроило, – поразмыслив, продолжил Лидер, – хранить покой планеты негласно. Участие в общем фронте Зиглинде явно не па пользу. Общая внешняя граница сделала проницаемой границу внутреннюю. Мы можем быть тихими как мыши. С выключенными двигателями нас никто не заметит. Но, может быть, стоит взвесить и наши недостатки? Мы не можем сесть на планету земного типа и не можем с нее взлететь. У нас нет прыжковых двигателей, прямая космогация нам недоступна. Если мы летаем, нам регулярно приходится заправлять баки и заряжать батареи. Даже при половинной гравитации Сив мы истощаем аккумуляторы на подъеме, и стрелять уже нечем. Таким образом, нам требуется орбитальная база с персоналом. Мы неизбежно окажемся привязаны к системе, в которую попадем. Ты, Рэнди, готов выбрать такую систему?
– Мы уже привязаны, – возразил Биллем. – К Зиглинде.
– Лучше уж я буду привязан к Зиглинде.
– Это называется «вынужденный патриотизм», командир.
– Ты же
* * *
– Мам, кому ты врала?
– Я... что? Но твой отец действительно погиб, и то, что тебе до сих пор не сказали всю правду... это столько же из-за него, сколько из-за тебя. Подумай, каково ему было встретиться с тобой. Увидеть, чего он лишен... Я до сих пор не уверена, что это следовало сделать.
– Мама, о чем ты? У меня самый замечательный, самый невероятный па, какой только может быть у мальчишки, я и сказать не могу, как я им горжусь. Я поговорю с ним, если он из-за этого не в своей тарелке, пусть и в голову не берет. Я-то, понимаешь, думал, что он такой же герой, как все. Всех отцов называют героями, даже если они померли от дизентерии в полковом лазарете. Вы ж мне и десятой доли не рассказали! Нет, я про Игрейну. Кого ты обманывала – меня или Мари?
– С чего ты?.. Как ты понял?
– Она не могла уехать совсем без вещей. Они с Мари носили одни шмотки па двоих, и вся сумка тут. Я видел Грайни последний раз, когда Мак нас забрал, а их – оставил. Мам, скажи мне, что их спасли!
– Их спасли. Когда мы вернемся на Нереиду, можешь проверить мои слова.
– Ой, ну не надо так! Где тогда Грайни? Мари ведь права: она не должна была уехать с попуткой, не узнав, хорошо все кончилось для Мари или плохо. На нее это просто не похоже. Мари решила, будто Грайни хуже, чем она думала. А я понял, что ты врешь!
– Я пообещала Игрейне, что Мари не узнает правду.
– Хорошо, Мари ее не узнает. Итак?
– Игрейна, – Натали тяжело вздохнула, – не человек. Она робот, «кукла», заказанная отцом для Мари на Шебе. У нее кончился... эээ...
– Контракт?
– Нет. Игрейны больше нет. Она умерла, и Норм ее похоронил. Он просто не мог позволить говорить о ней дурно. Он был к ней очень привязан. Он бы спас ее, если бы... – У нее перехватило горло. – Мы не можем сказать, что не виноваты. Мы не нашли способ. И... мы не искали, да. Мы должны были спасти вас.
– Умерла? – тупо переспросил Брюс. – Но она же ещё девочка?
Он сел на койку, опустив руки на колени. Мать не стала больше ничего говорить.
– Она мне нравилась больше, чем Мари, – признался он. – Мари тоже хорошая, но она принцесса, там не поймешь толком, служить или дружить, привыкать надо, а с Игрейной было весело и просто. Я всегда знал, что она поймет.
* * *
«Завр» – крейсер главы государства – встал на орбиту Сив, Люссак выслал за дочерью катер и, когда всю компанию подняли наверх, вышел им навстречу в причальный отсек. Спустился сверху по легкой металлопластовой лестнице, позволив прибывшим рассмотреть его щегольские лакированные туфли на шнурках. Тонкая щелкающая подошва, острый носок. Бальная модель. Натали была уверена, что отец Мари не вызовет у нее иных чувств, кроме неприязни. Уж сама бы она вылетела с катером навстречу, чтобы увидеть своего чудом спасенного ребенка хоть на десяток минут раньше. Или у этих свои правила?
Он оказался невысокого роста, тонкокостным, с лицом, зауженным книзу, и темными волосами, заглаженными назад. Маленький, почти безгубый рот и глаза как оливки, большие и темные, со штришками морщин в наружных уголках. Некоторые женщины находят таких весьма привлекательными. Осанка и движения... хороши. У него балетная походка, вот что!
– Здравствуй, папа, – сказала Мари, выходя вперед без всякого намерения кинуться отцу на шею.
Люссак прошел к ней, опустился на одно колено, взял ее за руку:
– Все ли с тобой в порядке, дорогая? Я так волновался...
– Да, папа, спасибо. Теперь все хорошо.
Люссак встал, держа спину прямой.
– Иди с Триссом, моим адъютантом, дорогая, он покажет тебе кагату, она рядом с моей. Мадам, господа, вас я попрошу переместиться в кают-компанию, пока для вас приготовят каюты.
Переместились, сели все, кроме Норма, который к разряду господ не относился, и утонули в представительских креслах. Брюска умостился на самом краешке, чтобы сохранить достоинство: иначе у него ноги до пола не доставали. Спасибо еще, что молчит.